— Ты обещал рассказать о проблемах с моей смертью.
— Обещал… Но, похоже, позднее. Нужно спустить лошадей в долину. Собирайся, пошли наверх.
Послеобеденное путешествие прошло для Николая намного проще. Страх перед слабостью почти исчез, он увереннее сидел в седле. Казалось, тело вспоминало старые навыки.
Спустившись в долину, они пересекли крохотную деревушку, расположившуюся на берегу очередной горной речки, и долго ехали вдоль берега. Когда впереди опять показалась река, Джордано свернул на дорогу, уходящую в сторону гор. Начинало темнеть, и Джордано торопился, но двигаться быстрее не мог. Он все чаще оглядывался на опять начавшего отставать Николая, наконец остановился, ожидая, когда тот приблизится вплотную.
— Что, совсем устал?
— Нет, ничего.
— Я поведу твоего Буцефала. Держись за луку и доверься лошади, а то ты ей только мешаешь.
Они спустились почти к самой реке. На небольшой поляне у склона горы в ставших совсем серыми сумерках показался небольшой охотничий домик.
— Все. Добрались, — Джордано спрыгнул у порога дома.
В этот раз слезть с лошади Николаю удалось самостоятельно, но усталость была страшная. Не сделав и нескольких шагов, он опустился на траву.
Джордано зашел в дом, разжег в очаге огонь. Выглянул в открытую дверь и бросил Николаю ведро.
— Принеси воды. Источник — вон за домом, у большого камня. Вначале нам, потом напои лошадей, но смотри, не пои холодной.
Пришлось подниматься, таскать воду, расседлывать лошадей и разгружать поклажу. Рядом с домом оказался небольшой загон, куда Джордано притащил за это время свежее сено и засыпал овес в кормушки. Устроив лошадей, они вошли в дом. Обстановка оказалась вполне цивильной. В центре достаточно просторной комнаты стоял стол с зажженной керосиновой лампой, на плите булькала гречневая каша, и свистел закипевший чайник.
— Иди, садись. Сейчас есть будем.
Николай опустился на стоящую у стола лавку и с интересом разглядывал окружающее.
В домике было две комнаты. Первая, с печью, какие кладут в хатах выходцы с Украины по всему Приазовью, Крыму и Кубани, служила, должно быть, столовой, во второй, с расчетом человек на десять, расположились двухъярусные солдатские койки. В первой комнате кроме печи, стола и посудной полки, прикрытой цветастой занавеской, стоят буфет, заставленный колбами, пробирками и чашками Петри. На полках буфета, подоконниках и просто на полу высились стопки распухших папок с бумагами.
— Это что за дом такой? — удивленно спросил Николай.
— Да так. База противомалярийной лаборатории. У них тут недалеко плантация. Эвкалипты выращивают. — Джордано, раскладывавший кашу по тарелкам, вдруг оживился. — Представляешь, эти деревья лучше всяких насосов высасывают воду из местных болот, и главное, похоже, выживают при случающихся зимой заморозках, — в его голосе послышалось восхищение.
Изумленный реакцией Джордано, Островский только и мог спросить:
— Ну и что?
— Как, что? Да уже сейчас здесь почти не осталось болот, комары перевелись. А, между прочим, знаешь, от чего в русской армии в здешних местах были основные потери?
— Ну, тебе-то малярия не угрожает?
— Ты издеваешься? Тут ведь уникальное место. Даже в Альпах такой красоты не увидишь! — Джордано обижено замолчал и принялся за кашу.
— Прости, я думал ты тут просто отсиживаешься. Егерь, что за занятие в наше время?
— По-твоему, только шашкой махать достойно человека? А те люди, что возились с тобой после ранения и потом?.. Они в бирюльки играли?
— Не слишком удачно возились, — зло пробурчал Николай. — Да и если все, что происходит сейчас — реальность, то и не надо было меня лечить.
— Не все рождаются на свет бессмертными.
Некоторое время ели молча.
— Ты обещал рассказать о проблемах с моей смертью.
Джордано поднял голову, криво усмехнулся:
— Тебе интересно?! Ну ладно, — он помолчал, — при нашем знакомстве я, кажется, сказал, что потенциальный бессмертный воскресает только после насильственной смерти. И, кроме того, состояние его здоровья остается на том уровне, какой был в момент его первой смерти.
— Так значит, ты не дал мне нормально умереть?
— Да, немного ускорил этот процесс. Но твоя болезнь была вызвана насильственными действиями, и потом были операции… Так что дать сто процентную гарантию, что ты был бы сейчас мертв, нельзя.
— Ты хочешь сказать, что я бы продолжал жить в прежнем состоянии?
— Да, и, вероятно, это могло продолжаться достаточно долго.
— Но сейчас ведь не осталось никаких следов от прежних воспалений!
— Не осталось. Видишь ли, есть маленькая поправка к утверждению о состоянии здоровья впервые воскресшего бессмертного. Причем термин «воскрешение», на мой взгляд, не верен, я бы говорил о восстановлении или регенерации.
— Какая разница, как называть.
— Может и никакой. Только с термином «воскрешение» ассоциируется вмешательство в процесс бога или дьявола, а мне не симпатичны ни тот, ни другой.
— Эк тебя занесло, — Николай усмехнулся. — Давай, по сути.
— Как скажешь! Поврежденные клетки бессмертного восстанавливаются в том состоянии, каком находились на момент повреждения. Другое дело, клетки уничтоженные, они регенерируются организмом в том виде, каком им надлежит быть, как бы это сказать — по проекту. Такой же механизм работает у всех живых существ. Дело в скорости процесса. Кроме того, у обычных людей на результат восстановления сильно влияет необходимость борьбы с инфекциями.
— Подожди, если орган уничтожить, то он восстановится, и это восстановление может омолодить разрушенную часть организма?
— А ты на редкость сообразителен для человека, окончившего церковноприходскую школу, — Джордано улыбнулся.
— Я и потом, между прочим, не в лесу жил!
— Не обижайся.
— Да я и не обижаюсь. Просто интересно. В моем организме, по-моему, не оставалось ни одного здорового места, а убить можно, просто заколов ножом.
— Ты действительно неплохо соображаешь! Подумай теперь, зачем мне было тащить тебя в пещеру?
— Там уединенное, защищенное место…
— И там с тобой можно было делать все, что угодно, и столько времени, сколько мне на это бы ни потребовалось.
— Что же ты сделал?
— Вот это тебе пока не к чему, результат видишь, неприятных ощущений не помнишь. Чего тебе еще? Радуйся тому, что получил.
— Какое сегодня число?
— Восемнадцатое.
— Значит трое суток…
Николай встал и подошел к окну. Его просто использовали как вещь для своих не слишком понятных и, наверное, не слишком благовидных целей.
За окном шумела река. Блики лунного света просвечивали сквозь листву, и причудливые тени танцевали на оконном стекле. Вечный мир не интересовали проблемы двух людей, волей судьбы или прихоти одного из них оказавшихся в крохотном домике на берегу горной речушки.
И родившаяся злость разбилась о спокойствие южной ночи. Он видел этот мир, луну, деревья, все то, о чем уже даже и не мечтал. Какая разница, что было сделано с его телом, если чудо свершилось. Не важно, какая цена будет запрошена, так или иначе за все надо платить. Как пришлось платить за мечту о всеобщем счастье. Вспомнилась фраза, написанная для книжки: «Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Нет, он и теперь не считал, что революция — цель его жизни была ошибкой. Что с того, что последующая жизнь так наказала его, ведь все они, кто шел в революцию за чистой идеей, не ждали благ для себя.
Правда он обманул, обманул женщину, что была ему дороже других, пообещав светлое будущее, а в итоге она получила годы откровенной нищеты, годы его нескончаемой болезни, тяжкого труда. Даже если Джордано прав, и он на самом деле фанатик, она-то не была фанатиком! Она, должно быть, любила! А теперь, что будет с ней после его исчезновения?
Вернуться, объяснить, как все произошло! Но в черном окне отражался тощий, растерянный молодой человек, почти подросток. Как доказать, что изможденный болезнью, совершенно немощный человек и он — одно и тоже лицо. Даже Рая его бы не узнала, может быть, только мать, но кто будет слушать старую женщину!