– О, вон как ты заговорил!
Я понимал, что эта фраза сказана неспроста, что он ждет конфликта. Миша Булгаков благоразумно ушел, а мы довольно долго ругались. Это стало последней каплей, побудившей к уходу. И в начале следующего сезона я поехал к тренеру «Динамо» Сан Санычу Севидову и сам фактически попросился в команду…»436.
Были и еще две истории, случившиеся непосредственно перед началом нового сезона. Как вспоминал Ловчев, первая произошла на сочинских сборах: «Ну, а чашу моего терпения переполнил эпизод в Сочи, незадолго до тбилисского матча с «Динамо» в апреле семьдесят восьмого. Мы с Юрой Гавриловым пошли в местный «поплавок» съесть по шашлычку, а Бесков подумал Бог знает что и, когда мы вернулись на базу, устроил нам дикий разнос. В ответ я ему наговорил дерзостей. И окончательно понял, что из команды мне придется уйти…»437. О второй поведал в свое время Александр Прохоров, вновь, как и годом раньше, избранный – не без влияния Бескова – перед началом сезона капитаном команды: «Мы уже в высшей, играть нам с Тбилиси – Бесков выборы капитана затеял. Прямо перед игрой. Ребята за меня голосуют – а Ловчев в истерику впадает. Натуральную. Николай Петрович: «Давай, Саш, сходим к нему, я тебя прошу…». Ну, давай. Идем. Тот в номере сидит. В трансе. Говорю: «Из-за такой ерунды? Да забери ты эту повязку!»…»438.
Не прекращались и разногласия игрока с тренером из-за позиции на поле. Однако, если в первом своем сезоне в «Спартаке», когда команда только строилась, когда шел поиск игры, Бесков нуждался в Ловчеве как игроке опытном, лидере, то теперь состав был скроен, на первый план стали выходить новые лица, и с чисто игровой точки зрения Бесков, похоже, уже без особых сожалений готов был расстаться со смутьяном, заметит Георгий Ярцев: «Долго, мучительно решали, на какой позиции Ловчеву играть. Сам он видел себя центральным полузащитником. <…> Женю едва ли не все тогда (при анкетировании команды перед матчами – прим. автора) делегировали в состав. А вот на какой позиции ему играть – пусть решают тренеры, посчитали мы. Старший тренер полагал, что в середине поля Ловчев пользы не принесет, а роль левого защитника уже прилично исполнял Олег Романцев. Так что в 78‑м уже определилась основа. И Бесков Евгения в ней не видел…»439.
Ловчев в итоге заявил об уходе. Команду, и без того нервничавшую перед лицом новых серьезных испытаний, начало трясти: «Для нас всех это был шок. Опытный футболист сборной страны, капитан долгое время… Для меня, не знаю, как для других, Евгений являлся своего рода образцом отношения к игре, к команде. Он полностью выкладывался на поле, неистово бился за каждый мяч, и тут такое… Но что делать. Это было его решением…»440, – рассказывал впоследствии Сергей Шавло. Все сложилось одно к одному, вспоминал Георгий Ярцев: «Правда, на старте нас, как обычно, лихорадило. Неудачи преследовали. Той спартаковской команде нужны бы добротные поля, а по весне понятно, что за газоны в Союзе. Да еще заварушка в команде произошла…»441. Вопрос, по словам Ярцева, встал ребром – Ловчев или Бесков: «Из‑за возможного ухода Жени Ловчева игроков затаскали по инстанциям. Все было очень зыбко: то Бескова, слышали, снимают, то, говорили, Ловчев уходит. Заседания тренерского совета одно за другим: ставить Ловчева в состав или нет? Сама по себе нервная реакция Женьки на это. И так‑то дергались по причине неудачного старта в чемпионате, тут еще внутренние разборки вмешались…»442.
Команда приняла сторону тренера: «Да, были и критические моменты, как в 1978 году, когда все висело на волоске. Нас, игроков, неделю валтузили по всем инстанциям, заканчивая Моссоветом. И вот тогда позиция Прохорова, Романцева, Ярцева, Хидиятуллина и сыграла решающую роль…»443. Не только, признает спустя годы Ярцев, из принципиальных, но и из совершенно практических соображений. Игроки думали и о своем будущем, поддержав открывшего для них большой футбол тренера: «Чего здесь скрывать, каждый в той непростой ситуации боролся не только за Бескова, но и за себя. Я, например, понимал, что с уходом Константина Ивановича и мне делать будет нечего. Из того состава самым талантливым был Хидиятуллин. Хидя играл бы при любом тренере. А вот все мы?..»444.
Ярцев высказался тогда в одном из интервью неожиданно резко: «Ловчев поступил скверно. Он не посчитался с коллективом, ушел, хлопнув дверью, когда команда переживала трудный период. Уважающий себя и других человек такого бы себе не позволил…»445. И никогда не скрывал, что с Ловчевым всегда держал дистанцию, хотя и признавал его роль в команде: «С некоторыми ребятами не так просто сходился, что тоже, наверное, естественно. Женя Ловчев все‑таки слыл «звездой» не только нашего клуба – национальной сборной. Он держал себя в команде, может быть, иначе, чем вне ее. Мог, например, приехать в Тарасовку, сказать: «Ребята, садитесь, поехали». И вез партнеров в какой‑нибудь ресторанчик. Домой к себе привозил ребят. Доставал на всех дефицитные билеты в театр, у Евгения Серафимовича хватало знакомых в театральной среде…»446. Сам же Ловчев спустя годы в отношении Ярцева дипломатично заметит: «С ним мы играли, а ко всем, с кем я когда бы то ни было играл, у меня очень уважительное отношение. Жора – бесковский человек, я – нет. <…> Больше Старостина. Симоняна и Старостина…»447.
Однако, в целом, вспоминал Сергей Шавло, «…с Евгением Ловчевым мы расстались вполне нормально. <…> Ловчев был действительно большим мастером, и все понимали в тот момент, что он принимал очень непростое для себя решение, уходя из «Спартака». И осуждать его было бы неправильно. Он все сделал сам. К тому же Ловчев был старше нас, более опытным человеком. Конечно, не хотелось расставаться, но жизнь есть жизнь. Мы говорили: не спеши, ситуация выправится, команда найдет свою игру, но, видимо, конфликт с Бесковым оказался слишком серьезен. Поэтому Ловчев и ушел…»448.
Формально причина разногласий Бескова и Ловчева крылась в футболе. Но по сути – это было столкновение эго, самолюбий, амбиций. Александр Нилин, размышляя о конфликте, по-человечески симпатизировал игроку: «Ловчев заинтересовал меня тогда, прежде всего, тем, что на конфликт с тренером, отчислившим из «Спартака» 29-летнего премьера, смотрел шире, чем Бесков, не умеющий ничего прощать оппонентам даже по прошествии времени. Хотя все отчетливее понимаю, какой же драмой для Ловчева стало расставание со «Спартаком»…»449. Нилин, судивший о ситуации извне, даже настаивал, что тот имел в силу своих заслуг право на собственное мнение: «…Тренеру не нравилась излишняя самостоятельность Ловчева. Но почему бы ей и не быть у игрока, который успел выступить на чемпионате мира, не раз признавался лучшим в своем амплуа и к тому же был безупречен в смысле режима?..»450.
Однако люди футбола видели всю эту ситуацию иначе – где игрок, и где тренер… Никита Симонян, человек, безмерно Ловчевым уважаемый, примет в конфликте сторону тренера: «Многие любители футбола, наверное, помнят затяжной конфликт Ловчева с Константином Ивановичем Бесковым. Во всяком случае, их отношения активно обсуждались на трибунах. Это я когда-то пригласил Евгения в «Спартак» из экспериментальной спортивной школы при стадионе имени Ленина, и он обращался ко мне как к бывшему тренеру, призывая в третейские судьи, жалуясь на то, как сложно с Бесковым. Я неизменно отвечал: «Ты – футболист, а он – тренер, тренер! Он вправе требовать от тебя прилежной работы, выполнения своих указаний, а свое творчество, пожалуйста, добавляй». И когда однажды самого Бескова в Управлении футбола спросили о конфликте с Ловчевым, он сказал: «Начнем с того, кто в команде тренер…». Бывают игроки, которые пытаются подменить тренера. Чуть ли не руководить им. Ну, Бесковым, скажем, никак не поруководишь. И Ловчев, в конце концов, вынужден был покинуть «Спартак». Чаще всего подобное случается, когда игроки не выдерживают бремени славы. На трибунах скандировали: «Же-ня, Лов-чев!» – и Женя Ловчев решил, что он самый главный, и выше в футболе никого нет. Но футбольная жизнь такова: пока ты выходишь на поле в хорошей форме, болельщики тебя знают и приветствуют, а не появишься года два – забудут. Уйдя из «Спартака», Евгений Ловчев закончился как игрок. Некоторое время выступал за московское «Динамо», но это уже был далеко не тот Ловчев, которого славили трибуны…»451.
