Карьера Владимира Редина на этом фактически завершилась – впереди были два сезона в смоленской «Искре», недолгое пребывание в 1979 году в куйбышевских «Крыльях Советов», выступления в ГДР за «Мотор» из Ваймара, потом и вовсе на любительском уровне в столичном «Красном Октябре» и скорый уход из жизни в 1993 году в возрасте 41 года.
А Радий Рахимов, пусть и не выступал больше в высшей лиге, оставил о себе добрую память в Волгограде и Астрахани, отличаясь завидной результативностью. Волгоградские болельщики со стажем с улыбкой вспоминают, как на трибунах во время матчей выступавшего тогда во второй лиге «Ротора» на мотив гимна СССР распевали: «Рахимов, Гузенко и Вася Циценко…».
Как вспоминал много лет спустя Рахимов, уйти из «Спартака» он решил после стычки с Анатолием Крутиковым в конце сезона 1976 года, хотя Бесков и предлагал ему попробовать себя в обновленной команде: «Для меня все определилось в матче с дублерами киевского „Динамо“. Мы проиграли, но единственный мяч в их ворота провел я. После матча тренер всех собак решил на меня навешать, начал оскорблять. Я не сдержался и сказал все, что о нем думаю. Перед началом следующего сезона в „Спартак“ пришел великий Бесков, который, узнав о моем решении уйти, захотел пообщаться. Он пообещал дать шанс проявить себя, но мне хотелось большей определенности. Я уже был женат, воздушных замков не строил, к тому же из Волгоградского института физкультуры, где я учился, пришел четкий сигнал: не вернешься в „Ротор“ – отчислим из вуза. И я вернулся…»453.
Три года подряд Рахимов забивал в составе волгоградской команды более десятка голов за сезон. В 1979 году Рахимов вернулся было в родные края, в ташкентский «Пахтакор». Тем более, что в Волгограде его «…убрали из команды. Однажды я элементарно проспал, не вышел к автобусу, который отвозил команду на игру, и по возвращении устроили показательную порку. <…> Вернулся в Ташкент, а играть не дают. Какой-то начальник от волгоградского футбола мне вслед прислал „телегу“, что я рвач и хапуга, ушел из команды из-за того, что не устраивали финансовые условия. <…> В Ташкенте полгода играл за дубль, ждал, когда снимут дисквалификацию, но чувствовал себя все хуже. Ноги отнимаются, какие-то страхи, словно умирать приехал. Меня тренер спрашивает: может, уйти хочешь? Сказал, что хочу и готов вернуть так называемые подъемные. Так и сделали. Я вернулся в „Ротор“, а команда „Пахтакор“ через три месяца погибла в авиакатастрофе…»454.
Самым ярким – и последним для него в «Роторе» – стал сезон 1980 года, когда ему удалось отличиться 26 раз в 37 матчах и стать лучшим бомбардиром волгоградцев. Что не помешало руководителям вновь убрать его из команды: «…«Ротор» выиграл спор среди сильнейших команд РСФСР, боролся в стыковых за выход в первую лигу, но проиграл. И вдруг пошли кривотолки, что мы не захотели выходить в первую лигу. Причем именно я и защитник Толя Коваль! Глупость несусветная, объяснять истоки которой не имеет смысла. Когда проанализировал, кто что говорит, понял: надо уходить. И мы ушли в Астрахань…»455.
В «Волгаре», выступавшем также во второй лиге, Рахимов и завершил спустя год в 29 лет карьеру, в последнем своем сезоне в большом футболе забив 25 мячей в 31 матче. И вновь не обошлось без скандала: «…Оплата была – будь здоров. Это и стало причиной очередной „телеги“. Тогда все получали неофициальные доплаты, и все об этом знали, но время от времени кто-то „сгорал“. Я знал, кто написал на меня „телегу“, знал, что причина в зависти, что меня считают рвачом…»456.
Уйдя с футбольного поля, с футболом Радий Рахимов не расстался. Обосновавшись в Волгограде, с которым связаны лучшие годы его игровой карьеры, он тренировал городские команды. Был даже некоторое время главным тренером «Звезды» из поселка Городище, дебютировавшей в 1992 году во второй российской лиге. После чего более двух десятков лет работает тренером секции атлетической гимнастики в волгоградской областной организации общества «Динамо»…
Уход Редина и Рахимова особых эмоций, понятно, не вызвал. А вот Николай Осянин стал первой действительно громкой потерей «Спартака» в том межсезонье, немало обсуждавшейся болельщиками: «На последние игры я выходил с травмой и после окончания сезона лег в ЦИТО на операцию. А еще до этого принял решение закончить. И хотя Константин Иванович Бесков, который после нашей неудачи принял „Спартак“, предлагал мне еще поиграть, я для себя уже все выбрал…»457.
Еще в 1974 году, после своего триумфального возвращения в «Спартак» в новой роли защитника блестящий в прошлом форвард, перешагнувший критический для того времени возрастной рубеж, на естественный вопрос, сколько он еще собирается играть, ответил: «Думаю, еще год. А может быть, и больше, при условии, что своей игрой не дам повода тренерам вспомнить о моем возрасте…»458. Видимо, не давал он такого повода даже Бескову, раз тот видел Осянина в составе. Мнение, что 35-летний ветеран мог бы еще принести пользу команде, разделяли и партнеры, в частности, Виктор Папаев: «Вон Коля Осянин играл, как артист. Как артист играл, точно тебе говорю. Он бы на месте последнего защитника бы долго поиграть смог. А ведь тихо-тихо ушел…»459. «Никаких проводов и не было, – подтвердит и сам Осянин. – У нас в «Спартаке» это почему-то не принято. Одного Черенкова проводили по-человечески. Остальные уходят тихо, по-английски…»460.
Спустя годы Бесков в книге «Моя жизнь в футболе» утверждал, правда, что игра Осянина его уже не устраивала, и инициатива расставания была за тренером: «…Я ясно видел: тридцатипятилетний Николай Осянин утратил скорость. Он стал не слишком разворотлив, юные форварды «раскручивали» его довольно откровенно. Понимаю, что почитатели «Спартака» боготворили Осянина; сам не могу забыть его хрестоматийный гол в ворота киевских динамовцев во втором круге чемпионата СССР 1969 года, гол на киевском поле, в сущности, решивший судьбу золотых медалей. Но то было в шестьдесят девятом, а нынче на дворе стоял семьдесят седьмой…»461. Сочтем эти утверждения проявлением эго тренера, которому поспешное, как казалось многим, расставание с ветеранами, легендами «Спартака» в том сезоне не раз ставили в упрек, особенно когда игра команды еще не устоялась. Однако сам Осянин не раз вспоминал, что дело обстояло не совсем так, это было его решение: «Бесков уговаривал остаться, но я повредил мениск и решил, что хватит…»462.
Осянин нашел новое призвание в работе детьми: «Закончил в 76-м и сразу перешел в тренеры – с детьми в «Спартаке» работал. Одновременно играл за ветеранов – на поездки приходилось отпрашиваться…»463. В спартаковской школе он проработает до 1989 года. Примером для молодежи он был, правда, возможно, не идеальным, но кумиром – истинным, вспоминал Вагиз Хидиятуллин: «Каждый ребенок, увлеченный футболом, «в кого-то» играет. Моим любимым футболистом, в которого я играл, был дядя Коля Осянин. Мог ли я себе представить, что в 76-м, попав в «Спартак», буду каждый день видеть дядю Колю, после обеда выходящего на крыльцо базы с папиросой? Мы-то, молодые, тоже баловались этим делом, но даже подумать не могли, что сможем курить у всех на виду. А когда Осянин смачно затягивался своей «беломориной», нам это казалось так удивительно и заманчиво…»464. Иван Варламов, к слову, считал, что именно курение во многом помешало Осянину в его лучшие игровые годы проявить себя в сборной: «Так конкуренция в линии атаки была какая! Эдуард Малофеев, Анатолий Бышовец, Игорь Численко, Анатолий Банишевский… А Коле, как мне кажется, по сравнению с ними еще и физики не хватало – покуривал. На предыгровых тренировках в «Спартаке» Никита Павлович Симонян его никогда не нагружал, а у наставников сборной был другой подход…»465.