Несмотря на возражения и сомнения Бескова, московское партийное руководство, со своей стороны, было очень настойчиво, свидетельствовал сам Константин Иванович: «В те же дни пригласили меня в МГК КПСС, в отдел пропаганды, к Альберту Михайловичу Роганову. Он завел речь о том же. <…> Роганов настаивал. У нас с ним по этому поводу было две встречи. Я продолжал стоять на своем…»15.
По словам Бескова, лично он «…ничего не имел против „Спартака“. Но, поработав в других клубах, накопил горький опыт. Что же хорошего, думал я, может ждать меня в новом клубе, если одно только сочетание „Спартак“ – „Динамо“ являлось символом конкуренции?..»16. О том же «с предельной искренностью» Константин Иванович сказал и Роганову: «Мне уже довелось поработать в командах других спортивных обществ. На себе ощутил, что к человеку из другого клуба, хотим мы этого или не хотим, относятся пристрастно, недоверчиво, даже с немалой долей антипатии. Малейшая неудача команды воспринимается чуть ли не как злой умысел „чужака“. И расстаются с ним, как правило, не по-доброму… Не хочу я в „Спартак“, уже хлебнул этого „нектара“ в „Торпедо“, ЦСКА, „Локомотиве“…»17.
Впрочем, помимо метафизики противостояния футбольных «Монтекки и Капулетти» и нежелания Бескова вновь окунаться в «чужой монастырь», имелись, как заметил Юрий Изюмов, «…препятствия и более земного характера. Прежде всего, хорошая спортивная база. Кроме зарплаты, динамовцы получали как офицеры за звание, за выслугу лет, им были обеспечены воинская пенсия после 25 лет службы, хорошие квартиры. Плюс прекрасные госпитали, поликлиники, санатории и дома отдыха. Ничего подобного „Спартаку“, находившемуся на обеспечении Московского совета профсоюзов, и не снилось. Не сбросишь со счетов!..»18.
Сопротивлялся Бесков, по собственному признанию, до последнего: «Меня снова, уже в третий раз, вызвал на беседу Роганов. «Вы коммунист, – говорил он, -рассматривайте это направление в «Спартак» как партийное поручение»…»19. Хотя Бесков утверждал, что «…«сдался» лишь после разговора с Андреем Петровичем Старостиным, который убедил меня, что на карту поставлена честь московского футбола…»20, признавал, что до последнего надеялся остаться в родном «Динамо».
Последние иллюзии развеял разговор с министром внутренних дел, к которому Бесков попросился, в конце концов, на прием: «Иду к нашему министру, Щелокову: «Николай Анисимович, я же динамовец – не могу я в «Спартак» пойти. Да и хорошо знаю, каково это – в чужом клубе оказаться». А министр говорит: «Константин Иванович, ничем помочь не могу. Вот смотрите…», и протягивает мне письмо за подписью Гришина с просьбой откомандировать меня в «Спартак». «Не могу же я отказать члену Политбюро». Пришлось мне пойти в «Спартак»…»21. Как вспоминала супруга Константина Ивановича: «Костя пришел домой, со вздохом сказал: «Отдали меня»…»22.
Впрочем, по воспоминаниям Юрия Изюмова, Валерия Николаевна, имевшая огромное влияние на Константина Ивановича, была в этот процесс вовлечена. Помимо прямого давления по партийной линии, были задействованы и иные, куда более тонкие рычаги убеждения: «Не стану описывать все подробности тонкой психологической операции, проведенной с помощью друзей дома Бесковых редактора «Вечерней Москвы» Семена Давыдовича Индурского и знаменитого футболиста Андрея Петровича Старостина. Главное, говорил нам тогда Индурский, убедить Леру. Судя по всему, это им удалось…»23. Это и предопределило успех всей этой затеи, поскольку, как вспоминал Изюмов, даже «…побороть сопротивление министра внутренних дел Щелокова, в ведомстве которого находился в звании подполковника Константин Иванович, было проще. К нажиму на него мощно подключился влиятельнейший член политбюро Константин Устинович Черненко – как сказали бы теперь, давний спартаковский фанат…»24.
Архивные поиски того самого исторического для «Спартака» письма из МГК КПСС результатов не дали. Однако достоянием истории стал другой документ – письмо на бланке Министерства внутренних дел СССР за №1/ 7555, датированное 15 декабря 1976 года, за подписью министра внутренних дел Николая Анисимовича Щелокова «О прикомандировании подполковника БЕСКОВА К.И. к Московскому городскому совету общества «Спартак». Адресовано оно было в Совет Министров СССР. Еще одним получателем значился ЦК КПСС и лично товарищ Черненко К. У.:
«В Министерство внутренних дел СССР обратился Московский городской Комитет КПСС (тов. Гришин В. В.) с просьбой направить для работы в Московскую футбольную команду «Спартак» в качестве старшего тренера военнослужащего внутренних войск МВД СССР подполковника БЕСКОВА Константина Ивановича и оставить его на действительной военной службе.
В соответствии со статьей 36 Положения о прохождении воинской службы офицерским составом Вооруженных Сил СССР, утвержденного постановлением Совета Министров СССР от 18 ноября 1971 года, Министерство внутренних дел СССР просит в порядке исключения разрешить прикомандировать подполковника БЕСКОВА К.И. сроком на один год к Московскому городскому совету добровольного спортивного ордена Ленина общества «Спартак» и сохранить за ним права, льготы и преимущества, которыми пользуются в соответствии с действующим законодательством лица офицерского состава внутренних войск, с выплатой всех видов положенного довольствия за счет указанного общества…»25.
«Спустя двадцать дней заместитель председателя Совета Министров СССР Кирилл Трофимович Мазуров коротко пометил на бумаге: «Согласиться»26. Так началась эпоха в истории всего отечественного футбола – «Спартак» Бескова. Командировка тренера «сроком на один год» продлилась целых двенадцать – до 1988 года…
Спустя годы сам Бесков на вопрос, не пыталось ли «Динамо» отозвать его из этой «временной командировки», скажет: «Один раз пробовали, в 1980 году. Но я уже был тренером команды-чемпиона, готовил к Олимпиаде сборную, и без моего согласия не рискнули обойтись. А я не хотел, да и, если честно, не на кого было оставить „Спартак“…»27.
И действительно, к концу того олимпийского года, как заметит Сергей Микулик: «Отметив шестидесятилетний юбилей, он вступил в очередное возрастное измерение с „куражом“, какой, возможно, даже ему, при его-то всегдашнем высоком о себе мнении, не снился прежде. В фотоателье у метро „Сокол“ по-прежнему висел портрет его в полковничьей форме, но полковником он был теперь в отставке, полностью принадлежал „штатскому“ „Спартаку“ и переживал вместе с ним и со сборной самые оптимистические надежды, свой тренерский расцвет…»28.
Вопрос о продолжении действительной военной службы для Бескова был значим не только с материальной точки зрения – а она действительно давала «права, льготы и преимущества», впоследствии – военную пенсию. По-видимому, он по-настоящему гордился своим воинским званием. Как вспоминал Евгений Ловчев, «…в 78-м, когда мы уже выстроились в манеже Сокольников на тренировку «Спартака», Константина Ивановича отозвали к телефону. По возвращении он говорит команде:
– Знаете, зачем звали? Мне «полковника» дали!
Я тогда подумал: «Нам-то ты зачем это говоришь?». А для Константина Ивановича это было важно…»29.
