А футбол наш тогда, к середине 70-х, попал в беду…
Мировой футбол прощался с еще совсем недавно победоносным «катеначчо» и презентовал новинку – новомодный в ту пору «тотальный» футбол, взахлеб обсуждал противостояние новых законодателей мод – сборных Нидерландов и Германии, смаковал новых звезд – Йохана Кройфа и Герда Мюллера, Йохана Неескенса и Франца Беккенбауэра. А советский футбол наблюдал с обочины, как проносятся мимо, словно курьерский мимо нищего, блестящие тренерские идеи, тактические новинки, как мы все больше отстаем в организации игры, интенсивности игровых действий, в выполнении технических приемов, в общекомандном взаимодействии…
Началось все это не вдруг и не сразу. Страна все еще по праву гордилась своим футболом, своей передовой тренерской мыслью, футболистами, покорившими еще в 1945-м чопорную Англию. Свежи еще были в памяти победы на Олимпиаде в Мельбурне 1956 года и в Кубке Европы 1960 года. Второе место на чемпионате Европы в 1964-м было воспринято как неудача, а четвертое на чемпионате мира в Англии – уже как успех. Однако именно английский чемпионат 1966 года, по мнению многих специалистов, стал тем водоразделом, который окончательно оставил советский футбол за бортом мирового футбольного мейнстрима. В этом был уверен, например, Олег Базилевич, соратник и соавтор многих тренерских идей Валерия Лобановского: «Перемещений игроков, особенно совершаемых на максимальных и околомаксимальных усилиях, стало значительно больше. Применялись тактические новинки – вроде того же «киллинг паса» (на нашем футбольном языке получившего название «забегание» – прим. автора). Мы же, действуя по старинке, начали отставать, прежде всего, с точки зрения содержания игры. <…> Представления об организации игры, господствовавшие в советском футболе, начали устаревать. Дальнейшие выступления сборной СССР на чемпионатах Европы, мира и олимпийских турнирах лишь подтвердили наметившуюся тревожную тенденцию…»2. И действительно, чемпионат мира 1970 года станет последним для нашей команды турниром такого ранга на целых 12 лет, а после 1972 года в финальную часть чемпионата континента советская сборная пробьется только в 1988 году.
Можно было бы обратить внимание и на тот факт, что дебютировавшие во второй половине 60-х в европейских кубковых турнирах лучшие советские клубные команды до 1975 года не преуспевали, пропуская вперед соперников, по именам и славной истории уступающих нам. Относительный успех московского «Динамо», под руководством Константина Бескова вышедшего в финал Кубка обладателей кубков 1972 года и уступившего там «Глазго Рейнджерс», оказался разве что исключением из правил.
Следующая ключевая для понимания все ширившейся пропасти точка – чемпионат Европы-72, когда советская сборная столкнулась в финале (несомненный успех!) с командой ФРГ под водительством одного из адептов и практиков «тотального» футбола Гельмута Шена, автора крылатой фразы «В современном футболе все должны делать все». «В истории советского футбола это был, пожалуй, первый случай, когда так наглядно было продемонстрировано наше отставание. Еще никогда мы не играли против команды, действия которой были бы так отличны от наших. Постоянные фланговые атаки с подключением крайних защитников. Раз за разом опасные нацеленные передачи и игра на опережение в нашей штрафной. Активный отбор мяча, быстрый переход всей команды от обороны к атаке и наоборот. Тогда мы впервые испытали на себе, как неудобно играть против команды, исповедующей намного более совершенные принципы организации игры. Впервые, но, к сожалению, далеко не в последний раз. В начале 70-х годов четко обозначился разрыв в уровне футбола. Разрыв, который уже давно намечался, но именно тогда стал настолько очевидным. По большому счету (а ведь те 3:0 – на самом деле большой счет), этот разрыв не преодолен и до сих пор…»3, – напишет спустя десятилетия в своих мемуарах все тот же Базилевич.
Гораздо хуже, что полоса почти полного штиля охватила некогда переполненные, кипящие стадионы. «Не получая разрешения сорганизоваться, как полагалось бы, чтобы стать вровень с противниками, будучи окруженным враньем, голословным заушательством, дискриминацией, попав под начало людей несведущих, нахрапистых, а то и нечистых на руку, конъюнктурщиков, «брошенных», чтобы ликвидировать прорыв, футбол наш на глазах начал хиреть…»4, – констатировал с болью Лев Филатов. Наш футбол был серьезно болен. Подозрительное миролюбие команд, а то и откровенные сговоры со скверной режиссурой, катастрофическое снижение результативности и спортивного интереса, словно метастазы, разъедали игру. И болельщик, «любитель футбола», как принято было тогда выражаться, остро это почувствовал и отреагировал на эти апокалиптические изменения.
Мировой, и прежде всего европейский футбол, твердо вставал в те годы на профессиональные рельсы, превращался в бизнес, в грандиозную индустрию. Наш же оставался «любительским» – в худшем смысле этого слова. А как же хоккей? – справедливо возразит внимательный читатель. Хоккею ведь тоже не давали «разрешения сорганизоваться», и в его руководстве хватало «людей несведущих», перед которыми не устоял даже такой исполин, как Анатолий Тарасов. Но при этом наши «любители» в те же годы чаще всего били на ледовых аренах «их» хваленых профессионалов, причем в их же логове, на родине этой игры…
Рассуждения и споры на эту тему бесконечны и уж точно выходят за рамки этой книги. Как заметил однажды Лев Филатов: «И ни хоккей футболу, ни футбол хоккею не указ…»5. Наша цель – постараться рассказать о самых, быть может, трагических и романтических страницах истории московского «Спартака», его месте и значении для отечественного футбола в историческом контексте, прежде всего, словами непосредственных участников событий и страницами архивных документов. А о хоккее – пусть расскажет кто-нибудь другой…
Не могу отказать себе в удовольствии привести упомянутую в начале этой главы филатовскую притчу из повседневной работы возглавляемого им с 1966 по 1983 годы еженедельника «Футбол-Хоккей»:
«Однажды в редакцию, как случалось не раз, заскочил болельщик, страстотерпец, жаждавший выложить журналистам всю правду, припереть к стене за умолчания. Я терпеливо слушал. Вошел Геннадий Радчук, ответственный секретарь, которому срочно понадобился мой совет по номеру. Оценив безнадежность ситуации, он прервал обличителя:
– Что это вы на футбол насели? Или с колбасой уже лучше стало?
Незнакомец обвис как проколотый, и испуганно подхватил свой новенький дипломат…»6.
Факт остается фактом. Футбол, как никакой другой вид спорта, отразил в себе все происходившее в те годы со страной и с нами, особенно болезненно пережил пору расставания с иллюзиями и идеалами, неотличимо слился с душной атмосферой лицемерия, фальши, вранья, почти откровенного пренебрежения нравственными принципами, воцарившейся в 70-е. Футбол, наверное, потому так и любим, что он во многом – отражение нашей жизни, ее моментальный фотоснимок…
«Сразу не скажешь, да вряд ли это так и важно, когда стал падать соревновательный тонус наших чемпионатов. Пожалуй, это началось, когда одновременно сдали свои позиции все пять московских клубов. Но то, что тонус упал до низкой отметки, несомненно…»7, – размышлял Филатов в конце того десятилетия. «Годы застоя…»8, – так он назовет 70-е в отечественном футболе, и это определение окажется абсолютно созвучно судьбам страны…
И судьба московского «Спартака» тех лет как нельзя лучше иллюстрирует это угасание нашего футбола, на протяжении десятилетий являвшего собой воплощение чистого и честного спортивного соперничества, исправно прежде работавшего лабораторией тренерской мысли, кузницей выдающихся мастеров, и потерявшего себя в новых реалиях, принявшего чужие правила игры. А затем, после катастрофы 1976 года и возрождения, именно «Спартак» станет победительным символом надежды, что прежний, романтический, идеалистический футбол еще жив…