— Мне стыдно, — шепчу я ему в трубку, будто кто-то может нас услышать.

— Это не стыдно, почему ты так думаешь?

Облизываю губы.

— Во что ты одета сейчас? — Спрашивает Марк.

— В пижаму с мишками.

— О, эта симпатичная пижамка, — мечтательно протягивает он. — Ну, так?

Уймётся он?

— Марк, не заставляй меня, ну, пожалуйста!

Смеётся.

— Ох, малыш, однажды ты перестанешь смущаться и сделаешь, что я хочу.

Сглатываю. Однажды точно так и будет. Молчу.

— Ау, ты, что там сознание от стыда потеряла?

Зачем он так? Я прихожу в норму.

— Нет.

— А что замолчала? Может ты всё-таки…

— Нет!

— Тогда не молчи!

— Хорошо, — говорю. Знаю, он улыбается.

— Мир?

— Посмотрим.

Ага, мы поменялись ролями?

— Ты просто ужасен!

Снова поворачиваюсь на живот. Я и не заметила, что плед упал на пол.

— Разве? Ты часто мне так говоришь, — отзывается Марк.

— Угу.

— Как прошёл твой день?

— Нормально.

— Почему так поздно позвонила? Я думал, что не поговорим уже сегодня.

— Я бы обязательно позвонила тебе.

— Ты заканчиваешь работу в семь, а позвонила только в одиннадцатом часу. Что делала?

Блин. Я не хочу врать ему.

— Я ходила в гости, — прощупываю почву.

— В гости?

— Ага.

Молчит.

— К кому?

— Мм… К нашему соседу, Роме. Пила чай.

Лишь бы плохого не было. Но лгать я не собираюсь. Я же просто пила чай и слушала двухчасовой рассказ о любимой жене нашего соседа! Что тут такого?

Слышу, как Марк громко втягивает носом воздух. Злится. Наверное, всё-таки не стоило говорить.

— Ника, — шипит он на меня. — Ты точно обнаглела. Какой нахрен сосед Рома?!

Ох, вот и дождалась бури!

— Марк я просто…

— Ты просто что? С ума сошла? Да?

— Марк, успокойся и не кричи.

— Как ты могла вообще? Пойти в гости к незнакомому человеку?

— Я его знаю, — возражаю. — Мы познакомились утром. И ты его, между прочим, тоже знаешь!

— Знаю? Да я больше про его женушку знаю, чем про него!

Как он орёт!

— Где ты с ним встретилась? Заранее договорилась? — Мне кажется, что я прямо из трубки чувствую, как он там пышет гневом.

— Я зашла в магазин после работы, он тоже был там, покупал коньяк. Потом мы дошли до дома, и он пригласил меня к себе.

Кто меня за язык тянет?

— Ты ещё и пила с ним что ли? — Кажется, меня сейчас накроет взрывной волной по имени Марк.

— Я пила чай, говорю же. А он не стал пить!

— Ты маленькая…

Он сейчас назовет меня сучкой?

— Остановись, — предупреждаю я. — Ты можешь меня выслушать? Или мы опять разругаемся, и я брошу трубку.

Он что-то ворчит, потом замолкает. Ага, мне можно говорить?

— Я жду.

Киваю, пусть он и не видит.

— Мы просто сидели у него на кухне, и он рассказывал мне о жене Кате. А я почти всё время молчала. Я знаю всё об их отношениях. И о ней тоже. Он очень любит её, и раскаивается в измене. Хочет её вернуть. Он просил совета. Но я не знала, что посоветовать. Если любишь человека сильно, то сможешь простить причинённую боль. Это я ему и сказала. И сказала, что ему лучше бросить пить. Потом я ушла домой. Приняла душ и легла на диван, стала звонить тебе. Я очень соскучилась по тебе. Это всё, Марк. Правда.

Молчание. Ну, не молчи!

— Марк, — зову я.

— Ты, правда, так думаешь? — Тихо спрашивает он. — Что, если любишь, то простишь боль?

— Да. Я так думаю. Конечно, если человек её причинивший раскается искренне.

Он вздыхает.

— Ты замечательный человек, Ника.

Я улыбаюсь. Что, правда?

— Ты не злишься? — Осторожно спрашиваю.

— Злюсь, но уже не так сильно.

— Марк, ты должен мне верить!

— Тебе-то я верю, — отвечает он. — Но я не верю другим. Ника, ты совсем не понимаешь, какая ты красивая и привлекательная. И как действуешь на многих мужчин.

Я вдруг вспоминаю про Лёшу, а потом про Михаила Борисовича. Когда думаю о последнем, мне становится тошно.

— Ты должна быть осторожнее, малыш. И не ходить в гости к мало знакомым людям. В особенности одна.

Понимаю, как он переживает. Не хочу, чтобы беспокоился за меня так сильно.

— Обещаю, больше ни ногой к соседу!

— И не только, — напряжённо отзывается Марк.

— Хорошо, без тебя, никуда!

Опять вздыхает.

— Ладно.

Зеваю. Мне же на учёбу завтра! А время уже позднее. Мы болтаем ещё целый час. Когда я зеваю уже пятый раз подряд, а голос мой становится совсем сонным, Марк говорит:

— Тебе надо поспать, маленькая. Завтра тебе рано вставать.

— Угу.

— Созвонимся завтра? Или опять не ответишь мне?

— Я не хотела тебе сегодня отвечать.

— Был бы я рядом, ответила бы, пылко и страстно.

О, да, точно бы не устояла, будь он здесь!

— Отвечу, любимый.

— Я люблю тебя, Ника. И очень скучаю.

— Я люблю тебя, Марк. Я безумно по тебе скучаю.

Глаза уже закрыты.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мой любимый.

Убираю телефон на тумбочку. Улыбаюсь. Я почти счастлива. Жаль только, что он не рядом. Но день закончился хорошо.

Зато следующая неделя становится для меня кошмаром!

Понедельник выдался чересчур холодным. Я не позвонила Ритке и Вадиму, чтобы попросить забрать меня. Зря.

Пока дохожу до колледжа, ужасно замерзаю. Хотя одета я довольно тепло!

В колледже на отечественной литературе меня ждёт первый неприятный сюрприз за эту неделю. Когда я подхожу к месту, где мы обычно сидим с Риткой (позади всех), то вижу стопку моих сочинений, эссе и других работ, тех, что Евгения Дмитриевна не успела проверить перед уходом, но в основном тех, что были сданы уже после. Часть из них сдавала Рита за меня, когда я лежала в больнице.

Я просматриваю их и вижу небольшой листок, прикреплённый к одной из работ. Там довольно размашистым, но понятным почерком написано: «Работы совсем не затрагивают тему и идею произведений, автор не понимает, о чём пишет. Создается впечатление, что многие произведения не прочитаны. Это неприемлемо. Переделать».

Как только прочитываю всё это, чувствую, как у меня начинает кружиться голова. Я хочу расплакаться. Я столько времени просиживала за написанием этих сочинений! Я с таким упоением раскрывала каждую тему, с таким воодушевлением высказывала собственное мнение по поводу сюжета или поведения героев. Евгении Дмитриевне нравились мои работы. Да, что я говорю, она была от них в восторге!

А теперь мне пишут, что я даже произведений не читала, на которые писала работы. Михаил Борисович явно не шутил. Литература важный предмет для моей специальности, к тому же я не знаю, что ещё он приготовит мне.

— Ника, ты чего мрачнее тучи, — подходит Рита и косится на преподавательский стол. — Мы тебе звонили, хотели заехать… что это?

Подруга замечает листок в моих руках и видит, что я чуть не плачу. Я подаю ей разгромную записку от преподавателя. Она быстро просматривает её глазами.

— Вот, сук…

— Тихо, — шикаю на неё.

Ритка разводит руками. Смотрит на листы формата А4 на столе.

— Ого! Все что ли вернул?

— Почти, — голос мой такой тоненький, что я сама еле слышу себя.

Ритка смотрит на меня, и видит слёзы в моих глазах. Я пытаюсь их сдержать, но не получается.

— Рит, я столько времени им отдала. Каждой работе. Они не могут быть такими плохими.

Я сажусь за стол и смотрю на свои работы.

— Так это понятно. Ты лучше каждого из здешних пишешь. Уж я-то знаю, ты и мне сколько раз писала. Я когда читала, плакала иногда, прикинь. Ты прекрасно знаешь, почему старый хрен сделал это!

Ритка опускается рядом. Стучит ногтями по столешнице.

— Мы не должны это так оставлять. Сегодня твои работы завалил, а завтра, что? Задаст тебе написать сочинение на произведение, которого не существует? Или смешает твоё имя с грязью?