Взгляд мой падает на дверь ванной. Он сломал замок. Блин, это я виновата!

Перевожу взгляд на Марка. Киваю. Забираю нашу одежду и плед из его рук. Складываю. Дотягиваюсь до кресла, кладу вещи.

— Ты сказала мне правду?

Он так серьёзен. Он что, не верит?

Я чуть наклоняюсь вперёд и склоняю голову набок.

— Конечно, я сказала правду.

— Скажи это ещё раз, — просит он и берёт мои руки в свои.

Я чувствую себя так странно. Я почти обнажена, моя грудь касается его голой груди. Случись это раньше, я была бы уже как рак вареный, но сейчас мне так хорошо и уютно.

— Я люблю тебя, Марк.

Мне хочется, чтобы и он любил меня, но, похоже, это не так. Не хочу выбивать из него признание. Если он меня не любит, что ж…

— Мне никогда никто не говорил таких слов, — грустно произносит Марк.

— А как же мама?

— Только мама. Меня, кроме мамы и не любил никто. Скорее ненавидели.

Он потирает подбородок. Нервничает. Он хочет поговорить со мной о матери и о том, что его никто не любил? Я же мечтаю о том, чтобы он был со мной откровенным! И неужели сейчас это случится? Я смотрю на него, затаив дыхание. Он открывает рот, чтобы сказать что-то, но мой телефон, лежащий на тумбочке ещё со вчерашнего вечера, вдруг начинает звонить. Марк прикрывает глаза. Момент упущен. Я знаю это. Чёрт!

Почему всегда, когда между нами происходит нечто важное, нам что-нибудь или кто-нибудь мешает? Будь то интимная близость или много значащий разговор? Да что угодно. Это обидно. И несправедливо. Вот и сейчас происходит то же самое. Марк хотел раскрыться мне, рассказать о себе что-то значащее, а нам мешает этот дурацкий звонок. Мне всё равно, я могу проигнорировать его, но Марк уже опять отдалился. Он ничего не скажет.

— Ты посмотришь, кто звонит?

Звонок не прекращается! Телефон трезвонит и трезвонит. Я пожимаю плечами.

— Можешь сам посмотреть?

Он кивает. Встаёт и обходит кровать.

— Это твоя мама.

Ну, кто же ещё? Мама знает, когда позвонить. С другой стороны, она, наверное, волнуется. Я даже записку ей не оставила.

— Будешь брать трубку?

Я не хочу, но ответить всё же надо.

— Да, надо с ней поговорить.

Марк протягивает мне телефон. Он останавливает взгляд на моей голой груди, но только на секунду.

— Я выйду, — говорит он, надевая футболку. Направляется к двери.

— Приготовлю нам завтрак. Ты ведь хочешь есть?

Я киваю. Когда за ним закрывается дверь, отвечаю на мамин звонок.

— Привет, мам.

— Ника, где ты находишься? Тебя не было вечером и ночью. Я звонила Лидии, а она говорит, что ты отпросилась с работы на два дня! Как это понимать, юная леди?

Лидия, конечно, сказала, что я отпросилась. Ей незачем было скрывать это от мамы. Я маме вообще ничего не сказала. Но Лидия не сказала маме, что я с Марком. По всей видимости.

— Я с друзьями за городом, — говорю я, предчувствуя приближающуюся бурю. Мама глубоко вздыхает.

— С друзьями? С твоей Риткой?

Что мне сказать? Опять врать? Блин.

— Я видела твою подружку сегодня утром. Поэтому ты явно не с ней! Так, с какими ты друзьями, Ника?

Мама ждет. Я молчу.

— Ты с ним, да?

Я вздыхаю. Я не хочу ей врать.

— Да, мам, я с ним.

— С ума сойти можно! — Взрывается моя мать. — Ещё и ночуешь с ним вместе! О чём ты думаешь, скажи мне? Он спит и видит, как бы затащить тебя в постель, а ты сама раскрываешь ему свои объятия! Это всё плохо кончится!

— Мама, послушай…

— Нет, это ты меня послушай! Сейчас же вернись домой, где бы ты ни была. Хватит бунтовать против меня. Я не буду воспитывать ублюдка, которого ты принесёшь в подоле, если забеременеешь! Он бросит тебя. Ты не нужна ему, поверь мне.

Боже, что она несёт? Она же ничего не знает про Марка. Почему она взъелась на него? Только потому, что увидела что-то там в его глазах? Или потому что он ворвался к ней в дом, чтобы не дать меня ударить? Встал на мою защиту и бросил ей вызов? Я не понимаю, почему она так злится.

— Мама, я приеду завтра.

— Нет, ты приедешь сегодня!

Как интересно ты меня заставишь, если даже не знаешь где я?

— Не смей оставаться с ним ещё на одну ночь! Я тебе запрещаю!

— Мама замолчи! И послушай теперь меня!

Запрещаю? Я больше не могу оставаться спокойной в разговоре с ней.

— Он не тронул меня, понятно? Он не такой плохой, как ты думаешь! Между нами ничего такого не было!

Того, о чём она думает, точно не было!

— И перестань лезть в мою личную жизнь. Я не ребёнок, а взрослый человек!

— Какой ты взрослый человек! Ты же и жизни ещё не знаешь. Ты просто глупая доверчивая дурочка, которая попалась в его сети. Он крепко вцепился в тебя, так ведь?

— Мама это не так! Хватит называть меня глупой. И не звони мне, я не возьму трубку. Со мной всё будет в порядке. Никакого ублюдка, как ты выразилась, я не принесу. Как вообще ребёнка можно называть подобным словом?! — Я кричу на неё так же, как и она на меня.

— Да ты с… — она осекается на полуслове.

Что она хотела сказать? Что я?

— Что я, мама?

Я не замечаю, как слёзы капают из глаз. Я не могу больше говорить с ней. Зачем она так жестока? С меня хватит!

— Ника, прекрати вести себя как шалава!

Ого, как мерзко звучат её слова!

— Хватит, я вешаю трубку. Не звони мне!

Я отключаюсь и бросаю телефон на кровать. Плачу и не могу остановиться. Мои плечи трясутся, как и руки. Я готова завыть. Боже, как обидно, что мама так жестока со мной. Назвала меня шалавой! С ума сойти можно! Ненавижу её!

— Ника, — входит Марк и, видя, что моё тело сотрясается от рыданий, бросается ко мне. Обнимает, вытирает мои мокрые щёки тёплыми пальцами. Я прижимаюсь к нему и обнимаю за плечи.

— Ника, посмотри на меня, — просит он.

— Нет, нет, — мотаю головой туда-сюда, прижимаясь к его телу ещё ближе. Я хочу перестать плакать, но не могу. Я уже икаю.

— Ника, ну же, я прошу, посмотри на меня.

Его нежный и ласковый голос всё же заставляет меня поднять к нему своё заплаканное, с красными глазами лицо. Он смотрит на меня. Я вижу боль в его глазах. Он так переживает за меня?

— Давай, успокаивайся, пожалуйста. Что она тебе сказала?

Я вытираю ладонями лицо, всхлипываю. Как могу, пересказываю ему свой разговор с матерью. Слёзы опять наполняют мои глаза. Марк притягивает меня к себе и гладит по волосам, успокаивая.

— Тише, тише, родная, — приговаривает он. Как приятно слышать такое слово: родная. Знаю, он так не думает. Просто пытается помочь мне прийти в себя. Я постепенно успокаиваюсь. Слёзы высыхают. В его объятиях мне тепло и уютно. Я почти не чувствую боли от слов матери.

— Ну, тебе лучше? — Он немного отстраняется и смотрит мне прямо в глаза. Я киваю.

— Скажи, не кивай.

— Мне лучше, — тихо говорю я. — Правда.

— Ты такая ранимая у меня, малыш. А твоя мать настоящая сука. Она всё время тебя оскорбляет.

Он говорит это без злости, но с какой-то обреченностью в голосе.

— Она точно сука, — говорю я. — Я ненавижу её! Я всегда делала, что она хотела. Буквально жила под её диктовку. А теперь её бесит, что я хочу жить по-своему! Хочу иметь собственное я!

Это я уже кричу. Злость накрывает меня. Я вскакиваю, и Марк не останавливает. Он понимает, что мне нужно выговориться. Нужно выплеснуть всю оставшуюся боль. Поразительно, как меняется моё настроение в последнее время! Наверное, это передалось мне от Марка. У него настроение изменчивее некуда. Я только что плакала, а теперь внутри меня бушует гнев. Я хожу по комнате, возмущённо машу руками. Марк наблюдает за мной.

— Я шага никогда не делала без её ведома или разрешения! А сейчас она злится, что я сопротивляюсь ей.

— Что, что, а сопротивляться ты умеешь, малыш. Ты сейчас такая прекрасная в своем гневе, ты бы видела!

Голос его такой хриплый и страстный, что услышав его, я резко останавливаюсь и смотрю на него. Его что, возбуждает мой гнев? С ума сойти! Да я же расхаживаю тут перед ним практически голая! Вот блин! Я совсем забыла, что не одета!