— У тебя слюнка потекла, — смеется Марк, жуя свой кусок.

— Отстань, — говорю я с набитым ртом и чуть не давлюсь.

Доедаю третий кусок и запиваю пиццу чаем. Откидываюсь на спинку сиденья.

— Спасибо, — говорю ему.

Он сидит и пьет кофе.

— Да брось, это же твой последний ужин, не забыла? Так что мне не жалко.

Я легонько толкаю его в плечо и смеюсь. Он убирает остатки пиццы назад. Смотрит на меня серьезно.

— Как ты себя чувствуешь? — В его голосе я слышу заботливые нотки. Серьезно?

Пожимаю плечами. Отпиваю еще глоток чая.

— Хочешь поговорить? — Спрашивает Марк.

Хочу ли я? Наверное, да. Мне нужно выговориться. Может Марк и не самый подходящий человек для откровенной беседы, но со мной рядом сейчас только он. Больше никого. Я киваю.

— Почему твоя мать хотела ударить тебя?

Я сама виновата.

— Это моя вина. Я наговорила ей много всего.

— Часть разговора я слышал, но не все. Вы очень громко выясняли отношения.

Слышал? Как это? Я только сейчас задаюсь вопросом, как он вообще попал ко мне домой, если должен был ждать в начале улицы?

— Как ты оказался у меня дома? — Строго спрашиваю я.

— Ну вот, начинается, — стонет Марк.

— Мы договорились, что ты будешь ждать меня в начале улицы!

Он пожимает плечами.

— Я не хотел там ждать, хотел быть ближе к твоему дому.

В глазах его нет ни капли раскаяния за то, что нарушил слово. Хотя чего я от него ожидала? Он поступает, как хочет. С другой стороны, если бы не он, я бы уже паковала свою сумку, не зная даже куда уйду.

Я вздыхаю.

— И что же ты слышал?

— Слышал, как она тебя оскорбляет.

Так неловко. Марк почти не знает меня, а уже слышал в мой адрес столько ужасных слов.

— Ты меня, конечно, извини, но твоя мать та еще сука! — Говорит Марк, стиснув зубы.

Я опять тяжело вздыхаю. Смотрю в окно, угадывая очертания озера в темноте. Что я могу ответить? Моя мать перегнула сегодня палку. Но она все равно моя мать. Этого не исправишь.

— Мама уже не первый раз хотела ударить меня, — говорю я, и мой голос звучит совсем тоненько. — Чуть больше полугода назад, в мой день рождения, мы с ней поссорились. Мне исполнилось восемнадцать, и я хотела впервые в жизни отпраздновать этот день по — своему. Хотела пригласить Ритку. Других подруг у меня нет. Мама всех отвадила от меня. Она стала кричать на меня. Слово за слово и, когда наша ссора достигла предела, она не сдержалась и влепила мне пощечину. Я убежала и проплакала в своей комнате целый час. Потом вышла и сказала ей, что если она еще хоть раз ударит меня, то я уйду из дома. Мы не разговаривали почти неделю. Потом она подошла и извинилась. Я люблю ее. Наверно прощу ей все на свете, чтобы она мне ни сказала или сделала. Наша жизнь потекла в обычном русле. Я снова стала послушной дочкой. Но уже тогда между нами случился раскол. Теперь я это понимаю. Уже тогда я почувствовала, что моё отношение к ней меняется. Просто я не придала этому значения. Наверно и она это заметила.

Марк сидит и смотрит на меня своими темными глазами. Я не могу понять, что я вижу в них. Удивление? Недоумение? Восхищение?

— Что с тобой? Ты так странно смотришь на меня. — Спрашиваю его.

Он встряхивает головой, будто отгоняя назойливую мысль, как муху.

— Все хорошо.

Кажется, он смущен. Но только чем?

— Просто я не думал, что ты такая.

— Какая? — Склоняю голову набок.

— Ты чистая и добрая душа, Ника, — голос его серьезен.

— Да, брось, — пытаюсь отмахнуться.

Он задумчиво молчит.

— Как теперь сложатся ваши отношения? Как думаешь? — Вдруг нарушает он молчание.

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. Она упряма, но и я тоже. Ты ей безумно не понравился, кстати. Мама была в шоке от того, что ты появился у нас в доме.

— Да, я заметил, — говорит он. — Хочешь ко мне? Давай. Хочу обнять тебя, Вероника. М?

Он тянет меня к себе. Я подвигаюсь к нему ближе, облокачиваюсь головой о его плечо, и он обнимает меня за талию.

Я смотрю в темноту. За окном пошел дождь. Мне хорошо в его объятиях. Поверить не могу, что еще вчера он так бесил меня!

Мы сидим в машине еще час или два. Марк расспрашивает о моей жизни, о моем детстве. Я рассказываю ему об отце. Я никогда никому не рассказывала об отце. А Марку почему-то рассказываю о том, как отец любил меня, баловал, читал книги на ночь. Рассказываю и о дне его смерти. О том, как мама изменилась после этого. Хотя она и раньше не особо проявляла свою любовь ко мне. Рассказываю, как мы переехали в этот город и как жили все эти годы.

Время летит быстро. Марк — хороший слушатель. Не перебивает меня. Только изредка склоняется ко мне и целует в висок. Мне с ним спокойно и уютно. Я почти забыла ссору с мамой. Марк шутит по поводу моего платья. Мол, такие носят только старые девы. Я смеюсь и шлепаю его по колену.

— Мне нравится это платье! — Он смеется мне в ответ. Передразнивает меня, делая голос тоньше.

Мне не хочется ехать домой, но я понимаю, что надо. Говорю об этом Марку, и он кивает. Тоже нехотя. Когда мы подъезжаем к моему дому, я не прошу его остановиться подальше. Выходим из машины. Он внимательно смотрит на меня.

— Что делаешь завтра после учебы? — Спрашивает он.

— Работаю в магазине. С четырех до семи.

— Правда? И как часто ты работаешь?

Он, кажется, не удивлен.

— Каждый день, кроме пятницы. По будням я заменяю Лидию с четырех до семи, а в выходные работаю полные смены.

— А Лидия не могла найти тебе сменщицу? Она тебя эксплуатирует.

Чего?

— Нет, что ты! Я сама просила дать мне рабочие часы. Пока я там, то делаю домашнюю работу.

Он задумался. Не ожидал, что я рада такому графику.

— Ты удивительная. Большинство девчонок только развлекаться любят.

Он наклоняется ко мне и целует в щеку. Ну, почему не в губы? Мне так хочется прижаться к его губам, но я сдерживаюсь. Это стоит мне большого труда, ведь только один его взгляд заставляет моё тело дрожать от желания к нему прикоснуться. Я что, правда влюбилась?

— Тогда, может, поужинаем вместе? — Предлагает Марк.

Конечно, я с тобой поужинаю!

— Да, — отвечаю.

— Отлично. Я заеду за тобой в колледж, отвезу домой, потом на работу. Потом приеду за тобой в магазин, и мы поедем в какое-нибудь кафе и поедим.

Говоря это, он загибает пальцы на каждом пункте.

— Вот это план! — Говорю, смеюсь.

Марк снова наклоняется ко мне.

— Твой смех меня безумно заводит, — шепчет он мне на ухо.

Моё тело охватывает жар от его слов. Я тянусь к нему ближе, но он отстраняется.

— Знаю, что очень сильно хочешь меня поцеловать, но, боюсь, я не смогу сдержаться. Это мне, итак, дается с трудом каждый раз, когда ты меня касаешься, малыш. А мы тут на виду у всех. Сейчас темно, но соседи-то у тебя любопытные, да? Мне-то все равно, но тебе будет неловко. И представь, что будет с твоей мамой, если она увидит, как я прижимаю к капоту ее дочурку.

Он тихо смеется. Я оглядываюсь назад и смотрю в окна своего дома. Мама вряд ли легла спать. Она не ляжет, пока меня нет.

Слова Марка о том, как я на него действую, сильно волнуют меня. Неужели он, правда, все это чувствует? Еле сдерживается, когда я касаюсь его?

— Я уже не маленькая, но, ты прав, это будет для мамы ударом.

Я красная как рак. Он прекрасно понимает, как сильно я смущена.

— Давай, иди домой, малышам пора в кроватку.

Он легонько подталкивает меня к дому. Мне так не хочется уходить! Хнычу.

— Иди, или я возьму тебя на руки и сам отнесу в кровать, Вероника. И пусть твоя мама злится сколько угодно.

Знаю, что он шутит. Ведь шутит? Или все-таки нет? Как воспринимать его слова?

Я иду до дома и захожу внутрь. Тут темно, одиноко и не хватает Марка.

Всю неделю мама со мной не разговаривает. Похоже, она объявила мне бойкот. Я стала замечать, что она всё чаще приходит домой за полночь, а пару раз и вовсе утром. Где она бывает, я не знаю. Но для человека, который поучает меня и осуждает за то, что я хожу гулять, она ведёт себя очень странно, неправильно. Возможно, она услышала меня и поняла, что я уже не маленький ребёнок, за которым нужен глаз да глаз. Я вполне взрослая девушка, которая может решать сама, как поступать, с кем гулять и встречаться.