Реорганизация секции IIIb и назначение специальных офицеров разведки с немецкой стороны вкупе с вербовкой русских офицеров пограничной жандармерии на российской стороне позволяли создать сеть сбора информации, устройства поездок и снабжения, которая – как прежний «путевой атлас» для немецких офицеров в Российской империи – заходила далеко вглубь России, снабжая важных как для ленинской партии, так и для секции IIIb лиц (беглецов, осужденных, ссыльных) в местах их пребывания деньгами, паспортами (фальшивыми), проездными документами, сведениями о пунктах перехода границы и именами тех, кто поможет им пересечь границу и проследовать дальше. Подобная практика, которая стала известна охранке сравнительно поздно и потому подробно описана только в документах Охранного отделения о Ленине и большевиках за последние предвоенные годы, подтвержденная немецкими документами времен войны (представители пораженческих революционных партий среди русских военнопленных могли показать немецким должностным лицам оговоренный «тайный знак», чтобы их отделили от других пленных и передали для дальнейшего распоряжения офицеру разведки), берет начало именно от реорганизации разведслужбы, проведенной Мольтке.
Данное обстоятельство, обусловленное повышенным интересом генштабов центральных держав к разведке на внешних и внутренних фронтах Российской империи с помощью специальных агентов, объясняет явление, на которое до сих пор почти не обращают внимания, хотя оно имело большое значение для сосредоточения антироссийских кадров социалистических партий: их неоднократные путешествия в Россию и обратно и спасение от каторги и ссылки. Необычайная мобильность революционных кадров в 1905–1906 гг. и после заставляет сделать только один вывод: им предоставлялись надежные документы и немалая финансовая помощь (на подкуп русских чиновников в местах каторги и ссылки) для безопасного въезда в страну и выезда из нее. Это не слишком удивительно в случае Парвуса, учитывая его предполагаемые старые связи с немецкими военными ведомствами. Он приехал в Россию летом 1905 г. и вместе с Троцким основал в Петербурге один из первых советов рабочих депутатов, который «снабжал денежными средствами»[211]. Арестованный, осужденный и сосланный на три года в Туруханск, он, опять же вместе с Троцким, совершил фантастически авантюрный побег из Сибири за границу через всю Россию[212]. Под именем Петера Кляйна Парвус вновь объявился в Германии, где в 1910 г. правление СДПГ разоблачило его как провокатора. Большое число похожих историй указывает на массовое явление, корни которого крылись в специальных мерах секции IIIb и аналогичного австрийского учреждения. Так, товарищ Ленина М. М. Валлах (партийные клички: Папаша, Литвинов) занимался контрабандой оружия через границу, имея «настоящий» немецкий паспорт на имя Густава Графа[213]. Вместе с ним ездил в Париж, Льеж, Женеву, Софию и Вену армянский большевик из Гори (Грузия) С. А. Тер-Петросян (партийная кличка Камо) с австрийским паспортом на имя Дмитрия Мирского. Польский соратник Ленина Ф. Э. Дзержинский чудесным образом сбегал из строго охраняемых русских тюрем[214]. Лео Иогихеса из Литвы, в январе 1907 г. приговоренного варшавским военным судом к пожизненной ссылке в Сибирь, освободил в феврале при отправке к месту ссылки польский ленинец и многолетний сотрудник Эвиденцбюро Фюрстенберг-Ганецкий, затем его в апреле безопасным путем доставили в Берлин. Сам Ганецкий был задержан при освобождении другого товарища из тюрьмы и 8 марта 1907 г. сослан в Вятскую губернию, но уже в апреле бежал и явился к Ленину в Финляндию. Когда он в конце апреля по поручению Ленина поехал в Варшаву, его опять арестовали и 11 ноября отправили в Оренбургскую губернию, откуда он снова сбежал и вскоре оказался за границей в Западной Европе. В 1909–1910 гг. Ганецкий с несколькими товарищами курсировал между Берлином, Петербургом, Москвой и Краковом, пока не уговорил Ленина в 1911 г. обосноваться в Габсбургской монархии и не уладил в 1912 г. все формальности для его поселения в Кракове[215]. Пограничный контроль эти и прочие товарищи проходили так легко, что Дзержинский и Ганецкий в 1907–1909 гг. без конца ездили туда-сюда, то и дело арестовывались и ссылались, но «каждый раз убегали»[216]. И они, и многие другие по возвращении в Европу, как правило, сначала останавливались в Берлине, даже если раньше их с германской столицей мало что связывало. Это относится и к Карлу Радеку, жившему в Швейцарии подданному габсбургской короны, который, в целях подготовки побывав в Берлине, отправился оттуда с немецкими документами для участия в революции в Варшаву. В Берне Радек поддерживал отношения с Карлом Виталем Моором, которого Теодор Либкнехт подозревал в многолетней работе на германскую разведку[217]. Радек тоже из варшавской тюрьмы вернулся в Германию, где Август Бебель позже исключил его из рядов немецкой социал-демократии на Йенском съезде СДПГ (1913), говоря о нем исключительно как о «субъекте», недостойном быть названным по имени. Из Цюриха приехал поучаствовать в русской революции полунемец-полушвейцарец Фриц Платтен (сын саксонского рабочего и швейцарки). В мае 1906 г. он явился в Ригу с немецким паспортом на имя Людвига Мелля[218], привез оружие и боеприпасы, а в мае 1907 г., после года подпольной работы, его арестовали. В рижской тюрьме о нем «заботился» Карл Моор, пока Платтена не выпустили «под крупный залог»[219] с условием не покидать Ригу. Однако в марте 1908 «германский агент» Платтен «бежал» из Риги в Гамбург и чуть позже прибыл в Цюрих[220]. Поскольку к тому времени Моор стал «бедняком»[221] и разругался с партийным руководством, Платтен тоже не считался кредитоспособным, партийная касса, скорее всего, была для них закрыта – деньги на дорожные расходы, помощь в тюрьме и залог, должно быть, поступили из других источников[222]. Исключение представляла Роза Люксембург. Ее 8 июля 1906 г. выпустили из варшавской тюрьмы под залог по ходатайству семьи, запретив покидать польскую столицу. 8 августа она под подписку о невыезде получила разрешение на пребывание в Финляндии. Тот факт, что она воспользовалась им, чтобы посетить не слишком уважаемого ею Ленина в Куоккале, и провела в его обществе месяц, прежде чем с надлежащими документами 14 сентября выехала в Гамбург, позволяет усмотреть в ее визите в убежище Ленина не столько интерес к ленинскому революционному опыту[223], сколько своего рода поход в Каноссу, ибо только так она могла раздобыть необходимые бумаги, – видимо, Ленин или Большевистский центр имел доступ к немецким паспортам либо, по крайней мере, располагал соответствующими связями (например, через Стокгольм). Предположение, что множество свободно пересекавших границу в обоих направлениях русских социалистов ездили в Россию для разжигания революции с немецкой помощью и, таким образом, вольно или невольно в качестве немецких агентов, находит подтверждение в воспоминаниях высопоставленного работника российского Министерства иностранных дел. А. В. Неклюдов, под конец карьеры – посланник в Стокгольме, хорошо знакомый с основным маршрутом «северного подполья», знал, что число германских агентов в Российской империи в 1905–1906 гг. резко выросло и что они сыграли в русской революции роль, «явно негативную» для его страны. На основании имеющихся у него сведений Неклюдов утверждал: «Берлин определенно установил связь с русскими революционерами и содержал в рабочих центрах империи верных и ловких агентов»[224]. Такими центрами политической активности были Петербург, Москва, Варшава, Рига и пр.; и только варшавская охранка при энергичном шефе Батюшине в некоторых случаях вскрывала закулисную сторону этого движения и уличала кое-кого из его пособников[225]. вернутьсяЦит. по: Chavkin B. Alexander Parvus – Financier der Weltrevolution. S. 35 (со ссылкой: ГА РФ. ДП. Д. 1603. Ч. 1. Л. 1). Немецкие и русские источники подтверждают его агентурную деятельность в этот период. вернутьсяВ его книгах «В русской Бастилии во время революции» (Дрезден, 1907) и «Побег из Сибири» (СПб., 1908) подчеркивалась изобретательность заключенных, которая наверняка подкреплялась акциями помощи со стороны разведок центральных держав. вернутьсяPossony S. T. Lenin. S. 561, Anm. 27 (со ссылкой на донесение охранки от 12 декабря 1906 г.). вернутьсяФеликс Эдмундович Дзержинский (1877–1926), с 1895 г. принадлежал к левому крылу литовской социал-демократии, в 1897 г. арестован в Ковно за работу в революционном подполье и в 1898 г. сослан на 3 года в Вятскую губернию. В 1899 г. бежал в Варшаву, где в 1900 г. снова был арестован. В 1902 г. сослан на 5 лет в Якутию, бежал в том же году, опять в Варшаву, а оттуда в Берлин. Из Берлина в 1905 г. поехал в Россию для участия в революции, с 1906 г. примкнул к Ленину; см., напр.: СВЭ. Т. 3. С. 168–170. вернутьсяЕрмолаева Р. А. Яков Станиславович Ганецкий (К 85-летию со дня рождения) // Вопросы истории КПСС. 1964. № 3. С. 96–100. вернутьсяNettl P. Rosa Luxemburg. Kцln; Berlin, 1967. S. 525. Петер Неттль, как и другие западные историки социалистического движения, в неведении обо всех строгостях русского полицейского государства находил это явление столь естественным, что даже никак не комментировал. вернутьсяО Карле Мооре см., напр.: Schurer H. Karl Moor – German Agent and Friend of Lenin // Journal of Contemporary History. 1970. Vol. 5. No. 2. P. 131–152; Haas L. Carl Vital Moor, 1852–1932. Ein Leben fьr Marx und Lenin. Zьrich; Einsiedeln; Kцln, 1970. вернутьсяСм.: Свенцицкая О. В. Фриц Платтен. М., 1974. С. 16. вернутьсяСм.: Иванов А. Фриц Платтен. М., 1963. С. 7–9. Иванов прямо назвал Платтена германским агентом. вернутьсяСм. конфиденциальную записку советника швейцарского посольства в Берлине д-ра Л. Эггера послу А. фон Планта о разговоре с Карлом Моором, Берлин, 15 октября 1919 г.: Documents Diplomatiques Suisses (далее – DDS). Vol. 7 (1918–1920). Pt. 2. Bern, 1984. Nr. 110. P. 258 f. вернутьсяВ подготовленных К. К. Звонаревым исследованиях, напечатанных в ранние годы советской власти «для служебных целей» и переизданных в 2005 г., и Фриц Платтен, и Карл Моор характеризуются как «агенты германской разведки»; см.: Звонарев К. К. Агентурная разведка: Русская агентурная разведка всех видов до и во время войны 1914–1918 гг. Ге р – манская агентурная разведка до и во время войны 1914–1918 гг. Киев, 2005 [репринт издания 1929–1931 гг.]. С. 333–335. вернутьсяКак говорит Неттль: Nettl P. Rosa Luxemburg. S. 336 ff. вернутьсяNekludoff A. Souvenirs diplomatiques: En Suиde pendant la Guerre Mondiale. Paris, 1926. P. 197. вернутьсяСм.: Sisson E. One Hundred Red Days: A Personal Chronicle of the Bolshevik Revolution. New Haven, 1931 – с приложением: The German-Bolshevik Conspiracy // The Committee on Public Information, War Information Series. 1918. No. 20 (October). Doc. 51* (на нем. яз.: Die deutsch-bolschewistische Verschwцrung: 70 Dokumente herausgegeben vom amerikanischen Komitee fьr цffentliche Information. Bern, 1919). Изучая связь между Людендорфом и Лениным, нельзя обойти вопрос подлинности документов, приобретенных зимой 1917–1918 гг. в Петрограде специальным посланником президента Вудро Вильсона Эдгаром Сиссоном. Т. н. документы Сиссона (70 документов, 13 из которых Сиссон получил в оригинале, а 35 в фотокопиях) были в США подвергнуты научному анализу и признаны подлинными, за исключением двух. Сиссон достоверно описал путь, каким эти бумаги попали из Смольного к представителю США, позже его подробно обрисовал один из русских посредников в приобретении документов (Семенов [Коган] Е. П. Германские деньги у Ленина // Последние новости [Париж]. 1921. № 294–300) и нашел правдоподобным историк П. Н. Милюков (Последние новости. 1921. № 293). Тем не менее официальные германская и советская стороны оспаривали подлинность документов, и видные российские историки (М. А. Малков, В. И. Старцев и др.) разделяли эту позицию даже после перестройки. Брешь в стене отрицания с российской стороны пробил в 1996 г. А. Г. Латышев. Он нашел среди засекреченных документов Ленина в Центральном партийном архиве (ЦПА ИМЛ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 226) записку Наркомата иностранных дел от 16 ноября 1917 г. под грифом «совершенно секретно», совпадающую по форме и содержанию с документом № 1*из бумаг Сиссона. Записка гласила: «Согласно резолюции, принятой на совещании народных комиссаров товарищей Ленина, Троцкого, Подвойского, Дыбенко и Володарского, мы произвели следующее: 1. В архиве министерства юстиции из дела об “измене” товарища Ленина, Зиновьева, Козловского, Коллонтай и др. мы изъяли приказ германского имперского банка № 7433 от второго марта 1917 года с разрешением платить деньги тт. Ленину, Зиновьеву, Каменеву, Троцкому, Суменсон, Козловскому и др. за пропаганду мира в России. 2. Были просмотрены все книги банка Ниа в Стокгольме, заключающие счета тт. Ленина, Троцкого, Зиновьева и др., открытые по приказу германского имперского банка за № 2754. Книги эти переданы Мюллеру, командированному из Берлина». Совпадение этого текста с текстом сиссоновского документа № 1* побудило Латышева настаивать на проверке всех документов Сиссона. Ранее проверка проводилась дважды: д-ром Эрнстом Бишоффом по поручению Филиппа Шейдемана (Bischoff E. Die Entlarvung der «Deutsch-bolschewistischen Verschwцrung». Berlin, 1919) и американским дипломатом Дж. Ф. Кеннаном (Kennan G. The Sisson Documents // The Journal of Modern History. 1956. Vol. 28. No. 2. P. 130–154), опиравшимся на исследование Бишоффа. Последнее имело целью оградить от обвинений немецкие ведомства и предприятия, причастные к поддержке и финансированию большевиков, но делалось это неубедительно, отчасти по-дилетантски. Шейдеман лично был заинтересован в том, чтобы доказать подделку, так как его имя фигурировало в документах среди источников субсидий; он дал возможность лицам, скомпрометированным так же, как он сам, «официально констатировать» фальшивку. Макс Хоффман участия в этом принимать не стал, Вильгельм Грёнер принял только до определенных пределов. Остальные представители ведомств воспользовались шансом снять с себя ответственность с благодарностью, но при помощи сомнительных средств. Их «официальное» отрицание связей с русскими революционерами не являлось единичным случаем, оно следовало общему правилу: так, министр иностранных дел, отвечая от имени правительства на парламентский запрос, заявил, будто в делах МИД нет ни намека на то, «что русские политики Ленин и Троцкий поддерживались из средств Министерства иностранных дел или что Министерство иностранных дел давало согласие на поддержку этих политиков германскими военными ведомствами» (Verhandlungen des Reichstages. Bd. 365: 1920/1. Aktenstьck Nr. 1399). Последовавшее поручение произвести соответствующее расследование (26 февраля 1921 г.: Ibid. Nr. 1532) осталось «неисполненным». И это несмотря на то, что Карл Иоганн фон Фосс (псевдоним Ханс Форст) еще весной 1919 г. подтвердил подлинность большей части документов Сиссона в передовице «Берлинер тагеблатт» (Die Beziehungen des deutschen Imperialismus zum russischen Bolschewismus // Berliner Tageblatt. 1919. 31. Mдrz), а д-р Эдуард Бернштейн, в правительстве народных уполномоченных занимавший должность помощника от Независимой социал-демократической партии Германии (НСДПГ) в Имперском казначействе с доступом к его документам, засвидетельствовал финансирование большевиков (Bernstein E. Ein dunkles Kapitel // Vorwдrts. 1921. 14. Januar; Idem. Meisterstьck und Meisterschuld. Des dunklen Kapitels zweiter Teil // Vorwдrts. 1921. 20. Januar). Прусский государственный комиссар по вопросам общественного порядка Роберт Вайсман (СДПГ) соглашался с этой точкой зрения, благодаря собственному петроградскому опыту ее разделяли французские и английские дипломаты. Более поздние научные исследования подкрепили их сведения и извлекли на свет массу доказательств из архивов МИД. Не зная об этих источниках, Дж. Ф. Кеннан на основании брошюры Шейдемана-Би-шоффа, а также результатов формальной, технической и графологической экспертизы склонялся к условному отрицанию подлинности документов Сиссона. Правда, он понимал, что ему не хватает компетентности для окончательного суждения, и допускал: «Тот, кто верит в аутентичность [этих документов]… должен быть готов признать… 1. Что… от Ноябрьской революции до… Брестского мира советские руководители реально находились в тайном подчинении у германского Генерального штаба… 2. Что это подчинение заходило так далеко, что германский Генеральный штаб реально контролировал выборы Центрального исполнительного комитета в январе 1918 года… 3. Что германский Генеральный штаб тайно содержал… целые ведомства в Петрограде… 4. Что Брест-Литовские переговоры… были изощренной мистификацией… а советские переговорщики в действительности тайно контролировались немцами… по другим каналам» (Kennan G. The Sisson Documents. P. 134; его признание в недостаточных исторических знаниях см.: Revolutionary Russia / ed. R. Pipes. Cambridge, Mass., 1968. P. 95). Тем не менее для российских авторов, отрицающих подлинность документов Сиссона, «экспертиза» Кеннана стала краеугольным камнем аргументации. А. А. Арутюнов подверг эту аргументацию детальному разбору в 2002 г. в своей двухтомной биографии Ленина. Путем изучения множества подлинных документов, дублирующих или косвенно подтверждающих документы Сиссона, из российских государственных архивов, научного анализа их содержания, упоминающихся в них дат и лиц он сумел найти доказательства в пользу аутентичности большинства документов Сиссона. Поскольку все же их подлинность до сих пор остается спорной, ссылки на эти документы в данной книге отмечены звездочкой. |
