До тех пор Савва Морозов – не считая ежемесячных пожертвований и этой страховки, которая действительно досталась большевикам[184], – довольно умеренно способствовал подъему ленинской партии, зато явно упрочил позиции Красина как партийного финансиста. После прекращения японских субсидий вследствие заключения мира в Портсмуте (5 сентября 1905 г.) и неудачного московского восстания Ленина, означавшего окончательный провал общих революционных планов (декабрь 1905 г.), Красин обратился к другим, чисто криминальным методам добычи денег для партии. Возглавив первую большевистскую боевую группу, он стал мозгом группы, планирующим т. н. экспроприации (эксы) – вооруженные нападения на частные и государственные учреждения для хранения и перевозки денег (банки, денежные транспорты, почтовые вагоны в поездах), – которые ценой множества жертв среди людей и животных (к примеру, под копыта лошадям, запряженным в карету с деньгами, бросали бомбы, в возникшей суматохе расстреливали извозчиков и охранников и забирали ценности) приносили партии Ленина очень большие суммы. На эти средства Красин в том числе оборудовал в Москве подпольную лабораторию для изготовления бомб, взрывчатых и боевых веществ. Он распоряжался создаваемым арсеналом, снабжая своих боевиков и террористов из близких к большевикам политических группировок взрывчаткой для совместных акций. Одна из таких акций – первое покушение на премьер-министра П. А. Столыпина (1861–1911) 25 августа 1906 г. в его доме на Аптекарском острове в Петербурге, в результате которого были убиты 27 чел., находившихся там, и ранены 32, включая дочь Столыпина. Исполнитель теракта, максималист (член мелкой леворадикальной группировки в партии эсеров), получил бомбу от Красина.
Затем в летопись криминальных деяний ленинского «финансиста» вошла попытка наладить по заданию Большевистского центра производство фальшивых денег, чтобы расстроить существующую рублевую систему и тем взорвать российский Госбанк. Сначала планировалось устроить фальшивомонетную мастерскую в Финляндии. Работники финского государственного монетного двора согласились за взятку достать клише мелких рублевых купюр, но не выполнили обещанного. Весной 1907 г. Красин поехал в Берлин, где возобновил старые связи с «АЭГ» и – как раньше в Баку – под прикрытием регулярной работы в этом почтенном предприятии развернул нелегальную деятельность. Она заключалась в создании мастерской для изготовления фальшивых русских денег (и бомб!), которая должна была подделывать ходовые трехрублевые купюры и осуществлять их серийный выпуск в больших масштабах. Красин заказал в берлинской фирме рулоны специальной бумаги с водяными знаками и незаметно сложил их на хранение в редакции газеты «Форвертс». Немецким товарищам он объяснил, что это нелегальная политическая литература для братской русской партии. Когда берлинская полиция обнаружила фальшивомонетную и бомбовую мастерскую, немцы опознали заказчика бумаги. Правление СДПГ пожаловалось меньшевикам, и те поручили Заграничному бюро ЦК РСДРП провести расследование, которым вместе с другими занимался тогда еще меньшевик (а позже – большевистский нарком иностранных дел) Г. В. Чичерин. Ленин сумел добиться передачи расследования от Заграничного бюро большевистскому ЦК, где дело замяли. Лидеры меньшевиков после этого в ужасе отвернулись от большевистских «анархистов-террористов», задаваясь вопросом: «Если все это правда, то… как быть с ними в одной партии?»[185]
Красин находился под следствием в тюрьме и вышел оттуда хитростью, когда открывшийся в Лондоне 13 мая 1907 г. т. н. V съезд РСДРП по настоянию меньшевиков обсуждал большевистские «экспроприации» и запретил их как деморализующие исполнителей и компрометирующие партию большинством в 170 голосов против 35 (при 52 воздержавшихся)[186]. Не обращая внимания на этот вотум большинства, Красин 25 июня 1907 г. организовал для ленинской партии последний и, пожалуй, самый дерзкий большой налет – нападение на карету, перевозившую деньги в Тифлисское отделение Госбанка. Группой кавказских боевиков, совершивших ограбление по плану Красина и под его присмотром, руководил представитель Ленина на Кавказе «товарищ Коба», т. е. И. В. Джугашвили (партийный псевдоним Сталин). Добычу – 250–350 тыс. рублей в нумерованных 500-рублевых купюрах – распределили между несколькими товарищами в России и за границей. Попытки разменять разыскиваемые полицией купюры привели некоторых из них, например М. М. Валлаха (партийный псевдоним Литвинов) в Париже, за решетку. Красин же не засветился благодаря тому, что химическим способом подправил номера на своих купюрах.
Поздней осенью 1907 г. розыскные меры политической полиции привели ее в Финляндию, и многие нелегалы, в том числе и Ленин в декабре, бежали за границу, но Красин спокойно оставался в своем доме в Куоккале. В феврале 1908 г. его арестовали, и Ленин уже считал, что ему конец. Он знал, что у Министерства внутренних дел достаточно материала, чтобы повесить Красина. Однако того после месяца заключения отпустили «за отсутствием убедительных доказательств». В марте Красин последовал по стопам своего партийного шефа в Берлин и, дабы должным образом содержать большую семью, попробовал снова устроиться в «АЭГ». На сей раз ему дали от ворот поворот[187] – неоднократное злоупотребление положением в фирме в террористически-преступных целях, а главное, «публичное разоблачение его замысла выпускать фальшивые трехрублевки… стоили ему работы»[188]. Зато дирекция компании «Сименс-Шуккерт» встретила русского революционера, имеющего дурную славу, с распростертыми объятиями. В отличие от «АЭГ», предъявлявшей высокие требования к профессиональным и личным качествам сотрудников и работавшей в России преимущественно в гражданской сфере, «Сименс-Шуккерт» обслуживала в основном военный сектор и, чтобы справиться с крупными заказами по переоснащению армии и флота, нуждалась в каждом мало-мальски подходящем человеке. Если Герман Гёрц, с 1898 г. директор петербургского филиала «Сименс», позже уверял, что, принимая Красина на работу в Берлине в 1908 г., взял с него обещание «воздерживаться от любой политической деятельности»[189], то это, скорее, относилось к партийной, а не к деловой политике. Красин мог дать обещание с чистой совестью[190], поскольку партийно-политические цели большевиков касательно войны против России во многом совпадали с целями деловой политики концерна «Сименс». По договоренности с генеральными штабами центральных держав фирма взяла на себя техническую подготовку к войне офицеров разведки. Она создала для них особое учебное отделение, удовлетворяя интерес разведслужб Вены и Берлина к самым современным техническим знаниям. «Сименс» лидировала в области беспроволочной телеграфии, и австро-венгерский флот посылал будущих морских офицеров для обучения практическому применению радио в этой и других современных отраслях в Берлин, в «Сименс и Гальске»[191]. Этими возможностями пользовались и товарищи Ленина. По крайней мере двое из них, Красин и В. В. Воровский, стали здесь крупными специалистами. Русский инженер Красин устраивал «Сименс» именно благодаря своему преступному и нелегальному прошлому, своей руководящей роли в организации большевистских боевых групп и своей связи с революционным подпольем. Он прекрасно подходил для внедрения в общий проект предприятия по модернизации русской армии и военного флота.
«Донельзя счастливый»[192] Красин включился в русское направление деятельности «Сименс-Шуккерт», поработал во всех отделах берлинского главного офиса фирмы, занимавшихся заказами российского военного министра, стремясь попасть в Россию до начала военных действий. Мнимое «воздержание от политики»[193] и притворный «отход от революции»[194] являлись необходимым условием для того, чтобы его направление на российские дочерние предприятия «Сименс» в период обострения политического кризиса не встретило препятствий. Назначив его в 1912 г. директором своего московского филиала, «фирма похлопотала о его возвращении в Россию… так что у Красина не возникло проблем с полицией»[195]. Весной 1914 г. «Сименс» сделала успешного руководителя московского филиала «генеральным директором» петербургского представительства «Сименс-Шуккерт» и накануне войны перевела его в российскую столицу. Передача управления предприятиями российскому подданному предотвратила национализацию фирмы враждебного государства в рамках т. н. экономической войны; эта предосторожность во многом оградила «Сименс» – как и другие крупные немецкие концерны в Российской империи – от действия российского военного законодательства[196]. При переселении в столицу Красин, не желая без нужды провоцировать охранку, по старой привычке снова снял для себя и семьи дом в финской Куоккале[197]. Не заметив за год никаких признаков полицейского наблюдения, он летом 1915 г. перебрался в самый аристократический район – купил роскошную усадьбу в Царском Селе, где находилась императорская резиденция. Отсюда он стал завоевывать себе монопольное положение в российской военной промышленности. С образованием в 1915 г. Военно-промышленного комитета Красин возглавил его электротехническую секцию. Превращая филиалы «Сименс» в оплоты большевистской пропаганды и пораженческой деятельности, он старался распространить свое влияние и на другие российские военные предприятия, «сохранял за собой директорские посты еще в нескольких фирмах, занятых военным производством»[198]. Он позаботился о назначении председателем совета директоров Русского общества «Сименс-Шуккерт» (Екатерининский канал, 25) могущественного русского предпринимателя А. И. Путилова, председателя правлений Русско-Азиатского банка и Общества Путиловских заводов, а тот, в свою очередь, ввел Красина в совет директоров Русско-Азиатского банка. Через Путилова Красин получил доступ к электротехническому оборудованию его оружейных заводов и важной Путиловской верфи. Через него же проторил дорогу к другим военным предприятиям – с теми же обаянием и тактом, которые некогда подкупили Савву Морозова, побудив его финансировать ленинскую партию, добился, чтобы Путилов, «под впечатлением от деловой хватки Красина», передал ему руководство пороховым заводом Барановского: «Красин одновременно управлял и концерном “Сименс-Шуккерт”, и заводом Барановского; они производили отчаянно необходимые русским армии и флоту вооружения и боеприпасы. По приглашению Путилова Красин стал членом правления Русско-Азиатского банка»[199]. В этом качестве, а также будучи приятелем шведского банкира, директора стокгольмского «Нюа банкен» Улофа Ашберга[200], который, со своей стороны, имел деловые связи с Берлинским дисконтным обществом – партнером германского правительства по переводам в Швецию денег для петроградских большевиков, Красин прикрывал денежные потоки из Германии, маскируя их происхождение и назначение.
