Мне бы думать, как бы загадочная тварь не сожрала меня, а в голову лезут глупости про панталоны. Ну не дура? Возможно, так и работают защитные механизмы организма: сосредотачивают внимание на мелочах, отвлекая от главного.

Надо что-то сказать.

Или заорать и броситься наутёк.

– Э-э-м, – повторяю я.

– Она ещё и безмозглая. – Рогатый прикрывает лицо ладонью, а потом раздвигает пальцы и лукаво посверкивает жёлтым глазом. – Что ж, с тобой хорошо, но без тебя лучше. Те несколько мгновений, что мы провели вместе, навсегда останутся в моей памяти. Не скучай, малыш. – Он посылает мне воздушный поцелуй и устремляется к воротам.

– Эй ты, неведома зверушка! – Не представляю, почему говорю это. – Во-первых, я не безмозглая. А во-вторых… – я вытаскиваю свиток и остервенело тычу в него пальцем, – тут сказано, что я должна выпустить тебя. Но не сказано, зачем. Я имею право знать!

Сатир останавливается и меряет меня взглядом, прикидывая, стою ли я того, чтобы потратить на меня немного слов и времени. Выражение лица у него скучливое, но оно в одночасье меняется – похоже, рогатого посещает какая-то идея. Он прищуривается и мотает башкой в сторону скамейки:

– Давай-ка присядем, малыш.

Да, это будет нелишним. Коленки у меня дрожат и подгибаются, в теле слабость, и только шоковый адреналин не позволяет упасть в обморок. Не каждый день, знаете ли, на ваших глазах оживают каменные истуканы.

Я опускаюсь на лавку напротив неработающего фонтана. Сатир плюхается рядом, чересчур близко, и закидывает ногу на ногу. Подёргав мясистым носом, выдаёт:

– Чудный запах. Что это, сырая корюшка?

– Вообще-то духи, – скриплю я в ответ. – Давай к делу. Кто ты такой и что вообще происходит?

– Как приятно встретить человека, который знает ещё меньше, чем ты сам, – нараспев произносит рогатый. – Червы, пики, трефы, бубны – это тебе о чём-нибудь говорит?

– Колода карт?

Мой ответ приводит его в восторг.

– О-о, да ты не просто неофит! Ты самый настоящий неуч! – Сатир хохочет, хлопает себя по колену правой рукой, а левую технично закидывает мне на плечо. – Ну а про Смерть-то ты что-нибудь знаешь, малыш?

– Больше, чем ты думаешь. – Я сбрасываю его ладонь и отодвигаюсь.

– Фи, какая недотрога. – Он морщит нос. – Интересно, кто ввёл тебя в игру и, главное, зачем?

– Значит, всё это какая-то… – на ум приходит подходящее слово, – оккультная игра? А в чём её смысл?

– Для каждого он свой. – Сатир вглядывается мне в лицо, явно что-то прикидывая в рогатой башке. – Так и быть, введу тебя в курс дела. Но за одну ма-а-аленькую услугу.

Он гаденько улыбается, и я не сомневаюсь: просьба будет отвратительной. Почему-то мне кажется, что от рогатого можно ожидать любую мерзость.

– Говори, что за услуга. – Мысленно скрещиваю пальцы.

– Обещай, что сходишь со мной в Терновник.

– Это… это же… колючие кусты. – Чувствую, как лицо вытягивается от удивления.

– Да, кусты там тоже есть. Но вообще Терновник – это особое место, куда не пускают таких, как я. Но вместе с тобой – пустят. Поэтому от тебя потребуется только одно: поработать входным билетом. Войдём, выйдем. Это всё. По рукам?

Не уверена, что вписываюсь во что-то нормальное и неопасное, но любопытство нашёптывает: «Соглашайся, соглашайся! Иначе ты никогда не узнаешь, что за чертовщина тут творится» – и я говорю:

– По рукам. А теперь выкладывай всё, что знаешь.

В кармане тренькает мобильник. Как невовремя! Наверняка Крис. Бормочу: «Счас, секунду» и вытаскиваю телефон. Ну точно.

«Как свиданка? Всё норм? Парень норм?».

Набираю ответ:

«Да, ок».

– М-м, так у нас свидание? – Сатир снова придвигается ближе. – Напиши, что я очаровашка.

– Не люблю врать. – Я прячу мобильник.

– Ты меня не знаешь, малыш. – Рогатый улыбается, но иначе, чем раньше. Более человечно, что ли. – Совсем не знаешь. Эта ничтожная оболочка…

– К делу! – обрываю я.

– Ну хорошо. В общем, расклад такой…

Дверь одного из подъездов распахивается и из него вылетает мальчишка-дошколёнок, следом выкатывается большая коляска, а уже потом выходит женщина – телесное воплощение усталости. Глаза у неё похожи на глубокие тёмные колодцы, где на самом донышке поблескивает живая вода – попробуй, доберись.

– Тихон! – женщина надрывно окликает мальчишку. – Не убегай!

А он и не убегает. Замерев напротив скамейки, где сидим мы с сатиром, мальчишка во все глаза пялится на нас.

Я не представляю, как буду объяснять матери Тихона про «неведому зверушку». А женщина наверняка спросит, что за голая мохнатая тварь сидит у неё во дворе. И не просто спросит, а, скорее всего, поднимает хай, вызовет полицию и журналистов. А я меньше всего на свете хочу оказаться в центре внимания.

– Мама, смотри! Козлик! – восторженно орёт Тихон, показывая пальцем на сатира.

Я борюсь с нелепым желанием сдёрнуть толстовку и накинуть её на рогатого. Однако кота в мешке не утаишь. А уж сатира под кофтой размера XS – тем более.

– Какой же это козлик, Тиша! – Щёки женщины заливает румянец, такой же измождённый, как и всё в ней. – Это просто девочка. Простите Христа ради, – обращается она ко мне, – он у меня фантазёр.

– Да ничего, – выдавливаю я.

Значит, женщина не видит сатира. Одной проблемой меньше.

– Козлик! – упрямится Тихон. – Вот он! Рядом с девочкой! А на дереве бума…

Сатир резко подаётся вперёд и шипит:

– Чеши отсюда, мальчик, пока мои рога не проткнули твоё тщедушное тельце.

Тихон выпучивает глаза и даёт дёру. Его мама плетётся следом, прикрикивая, чтобы он не выбегал на дорогу.

Сатир поворачивается ко мне.

– Зачем ты напугал мальчишку? – негодую я.

– Не люблю, понимаешь ли, когда меня называют козлом, – склабится рогатый.

– Тебя видят только дети и подростки?

– Нет. Меня видят те, у кого есть… – он заминается, подбирая слово, – предрасположенность.

– К чему?

– К тому, чтобы служить Смерти.

У меня перехватывает дыхание. Служить смерти? То есть… убивать?

Да, у меня точно есть к этому предрасположенность.

В глазах темнеет, и единственным светлым пятном остаётся лицо сатира. Скамейка пытается уплыть из-под тела. Закладывает уши.

– Дыши. – Рогатый строго смотрит на меня. – Ну давай уже, вдох-выдох. А то Тихон и его мама, вернувшись с прогулки, обнаружат твой синюшный труп. Ты же не хочешь нанести ребёнку ещё одну душевную травму?

– Свиток. Ты. Всё это… вербовка? – спрашиваю я, налаживая дыхание. – Вербовка в отряд наёмных убийц? Из-за того, что со мной происходит? Кто-то решил этим воспользоваться, да?

Звучит, как полная чушь, и я надеюсь, что так и окажется. Но сатир, прищёлкнув языком, отвечает:

– Зришь в корень, малыш. Не знаю, что там с тобой происходит, но про отряд убийц – это верно. Их четыре, и они называются «масти». Когда ты найдёшь все свитки и выполнишь все задания, тебя зачислят в одну из них. Остаётся только понять, в какую. Червы, пики, трефы или – скрестим пальцы, чтоб только не это – бубны. Выбор, как видишь, невелик.

Какое-то время я молчу, пытаясь усвоить информацию. Потом спрашиваю:

– А в чём между ними разница?

– Ой, знаешь, почти никакой, – невинным голоском заявляет рогатый. – Просто червы и пики уничтожают нечисть, а трефы и бубны – людей. И все масти, разумеется, жаждут поубивать друг друга. – Он смотрит поверх моей головы и радостно заявляет: – А вот, кстати, и они!

Я оборачиваюсь и вижу, что ко мне приближается девушка, высокая и худая, как модель. Походка у неё тоже модельная, что называется, от бедра. Волосы цвета платины падают на лицо и колышутся в такт шагам. На девушке белоснежная блузка с воротником-стойкой, приталенный пиджак и узкие чёрные джинсы.

– Правда, пришли не все. Какая жалость! – комментирует сатир.

Он устраивается поудобнее и подпирает подбородок кулаком, словно готовится смотреть увлекательное шоу.