А может, наоборот, выберусь из неё?

Я чувствую: если развяжу ленточку, всё будет… правильно.

Словно встанет на место вывихнутый сустав.

– А где «спасибо»? – сатир выпячивает губу. – Ты оцени, как я всё придумал. Увидел свиток на дереве. Провернул отвлекающий манёвр. А потом ещё увёл тебя от погони.

– Спасибо, – искренне благодарю я, но не удерживаюсь от укора. – Хотя мог бы и предупредить. Эта Миранда чуть не вырвала у меня клок волос.

– Да-а-а! – тянет сатир. – Это было лучшее, что я видел за последние лет сорок. – Он отдаёт мне свиток и возится с рогом, прикручивая его на место. – Девчачьи драки – это так волнующе!

Я игнорирую его слова и развязываю ленту. Атлас приятно холодит пальцы и родниковой струйкой скользит между ними. В шорохе бумаги слышится обещание невероятных чудес.

Моё сердце трепещет, а глаза впиваются в текст:

«Твоё второе задание: представиться четырём королям».

С губ срывается смешок. Это что же, мне придётся лететь в Англию? Хотя там, вроде, не король, а королева. Старенькая такая… Или уже король? Я не слежу за новостями. И в устройстве государств тоже несильна: не представляю, в каких ещё странах правят монархи.

– Окаянная свербушка! – произносит рогатый, заглядывая в свиток.

По интонации понятно, что это ругательство.

– Ну ладно. – Сатир вздыхает и пожимает плечами. – Пошли обратно, малыш. Надеюсь, Мирандочка и Климушка ещё не отчалили восвояси. Неохота их по всему городу искать.

– Что? – недоумеваю я. – В смысле?

– Короли – главы каждой масти. Десять минут назад ты валялась на земле в обнимку с одной из них. А второй сидел напротив, разглядывал свой маникюрчик и ждал, пока Миранда сделает всю грязную работу. Ну а теперь мы должны вернуться, чтобы ты с ними познакомилась.

Я топаю ногой и выкрикиваю:

– Ты издеваешься?!

Вначале он, значит, натравливает на меня «модель», а теперь говорит, что я должна вернуться в сад, помахать ладошкой и сказать: «Приветик, меня зовут Агриппина! Можно просто Грипп. Да-да, Грипп, как птичий или свиной. А вы можете не представляться, я уже знаю ваши имена, ребята!».

Так, что ли?

Сатир разворачивается и бодро стучит копытцами по асфальту.

– Шевели лапками, малыш, – бросает он через плечо. – Королей потом днём с огнём не сыщешь.

Я делаю фейспалм и устремляюсь за рогатым. И тут понимаю, что не спросила кое о чём важном. Свиток совсем вскружил мне голову.

– А зачем они вообще пытаются мне помешать? – Чтобы нагнать сатира, приходится бежать трусцой. – Почему не хотят, чтобы я выполняла задания?

Рогатый косится на меня и ухмыляется уголком рта.

– В каждой масти – три человека. – Он показывает три пальца и по очереди их загибает. – Король, дама, валет. Сейчас у всех мастей полный комплект. Улавливаешь, к чему я веду?

– Я должна занять чьё-то место. – Вывод напрашивается сам собой.

– Да ты небезнадёжна, малыш. А вначале показалась тупой, как пробка. Притворялась?

Лучший ответ, какой я могу дать – звонкий подзатыльник.

Я испытываю острую потребность в подушке. Мне нужно срочно в неё порычать. А лучше поорать.

Не из-за королей, которых мы с сатиром, конечно же, упустили.

Из-за Крис.

…Звонок раздаётся, когда мы с рогатым входим в садик. Нам везёт – ворота стоят нараспашку, но удача тотчас отворачивается – скамейки пусты. Сатир окликает королей по именам: «Мирандик! Климчик! Ау!», но на зов никто не является.

Телефон настойчиво вибрирует в кармане. Хочу сбросить, но случайно нажимаю на зелёный кругляш. Тихо шиплю от злости и вставляю наушник.

– Крис, я…

– Прости! – выпаливает мачеха. – Это очень важно. Правда. Из-за фигни я не стала бы тебя беспокоить, – голос встревоженный.

– Что случилось?

Моё сердце спотыкается и болезненно съёживается. Лишь бы Крис не попала в беду. Помимо подозрения и благодарности я постоянно испытываю к мачехе ещё одну яркую эмоцию: страх. Я боюсь навредить ей. Сделать то же, что сделала с Ксюшей и всей «Семёркой». То же, что с Лизкой. То же, что с мамой. Со многими.

– Ты где сейчас? – спрашивает Крис. – Давай подъеду.

– Вначале скажи, в чём дело! – Нервы на исходе, и я срываюсь на крик.

– Родион… понимаешь, он…

Сердце съёживается ещё сильнее. Сжимается и уплотняется, готовое взорваться в любой момент. Как бы я ни относилась к отцу, я не хочу, чтобы с ним случилось что-то плохое. Пусть живёт – имеет на это полное право.

– В общем, он едет в Питер, – заканчивает Крис.

Вначале я чувствую облегчение, а следом – кислотно-шипящую злость. Она булькающей волной поднимается из желудка и обжигает горло. Я захожусь кашлем.

«Да как он смеет?!» – вот что крутится у меня в голове.

Я перешла на домашнее обучение, перестала общаться с людьми, позволила запереть себя в четырёх стенах и подавать еду через специальное окошко, как в тюрьме, – а он, родной отец, всё равно сбежал от меня на край света. Бросил в тот страшный год, когда я особенно нуждалась в поддержке. Пусть даже в такой, какую оказывают заразному человеку – через стекло и защитный костюм.

Так что нужно отцу? Снова запереть меня на замок? Посадить на цепь, как бешеную собаку? Раз и навсегда спасти от меня мир?

Сатир кладёт ладонь мне на руку, и только тогда я понимаю, что всё это время нещадно терзала предплечье ногтями. На коже багровеют длинные и извилистые дорожки. Такие тропинки точно не приведут ни к чему хорошему.

– Грипп? – робко окликает мачеха.

– Что он тут забыл? – выдавливаю я.

– Не знаю. Родион не сказал. Буркнул, что выезжает и сразу сбросил, а теперь вне зоны доступа. – Крис нервничает. – Так где ты? Я могу подъехать? Надо бы обсудить, что делать.

– Приезжай, – отвечаю я и кидаю взгляд на рогатого: надеюсь, у Крис нет предрасположенности, и она его не заметит.

Хотя лучше на время избавиться от напарника. Не хочется обсуждать семейные дела при чужих ушах.

– Литейный проспект, сад «Сен-Жермен», – уточняю я.

– Скоро буду.

Я прячу телефон и смотрю вниз, на носки кроссовок, размышляя, нужно ли что-нибудь объяснять сатиру. Прихожу к мнению, что он обойдётся, и просто пытаюсь наладить работу организма: дыхание, сердцебиение, глотание – всё не в норме. Об отце не думаю, но память так и зудит, хочется расчесать её и выпустить кровь-воспоминание.

Давно заметила: если в голове крутятся тёмные мысли, а взгляд при этом устремлён вниз – обязательно потекут слёзы. Вроде есть простое решение: смотри вверх! Но я не могу – подбородок словно магнитится к груди. Хочется уронить голову низко-низко, лучше вообще сбросить на землю и запинать под лавку. Пальцы тянутся к ссадинам – жаждут ещё раз прогуляться по воспалённым дорожкам.

Может, правда, купить себе… как там Крис говорила?

Царапки.

– Предупреди, если соберёшься реветь. – Рогатый, очевидно, не обделён интуицией. – Я тогда свалю по-быстренькому. Не терплю, понимаешь ли, соплей.

– Скоро приедет Крис. Моя мачеха. Нам с ней надо поговорить. – Гляжу исподлобья. – Так что тебе, действительно, лучше свалить.

– Лучше – не то слово. Не имею ни малейшего желания слушать ваш трёп. К тому же, у меня дел по горло. Надо разыскать королей. Для начала хотя бы одного.

Я ощупываю свиток в кармане – это придаёт сил.

– Ты говорил, их сложно найти. – Про себя добавляю: «Легко потерять и невозможно забыть». – Днём с огнём и всё такое.

– «Сложно»! – Сатир возмущённо всплёскивает руками. – Это практически нереально. Но я подниму старые связи, обращусь к друзьям и, может статься…

– Не верю, что у тебя есть друзья. – Я скептически качаю головой.

– Прикуси язычок, малыш. – Он жжёт меня глазищами. – Иначе будешь разгребать всё одна-одинёшенька. А самой тебе не справиться. Впрочем, с любым другим компаньоном тоже. Правильно, что к тебе приставили именно меня. Да пошлёт мне бог терпения!