Я отступаю - шаг за шагом. Ухожу в темноту аллей, через лесок, к фонтану, и дальше, по большой дуге, чтобы никого не встретить. На парковку выхожу поздно. Там уже патрульная машина, скорая, автомобиль Анастасии. Я смотрю на них издалека, из-за ограды. Ноги подкашиваются, и кружится голова.

Лида - на руках отца, Настя - рядом. Лёша отдает дочь врачу скорой. На миг оборачивается, и Настя бросается ему на шею. Они обнимаются.

Я не хочу знать, что будет дальше. Отворачиваюсь и снова отступаю в тень.

Я хочу любить так, чтобы меня не ненавидели.

Этой ночью Лёша не приходит - остается в палате, с дочерью. Лида хочет быть с ним, а не с матерью. Наверное, логика в этом есть. С девочкой все в порядке, но в терапии хотят понаблюдать за состоянием.

- Прости, что не слушал, - мы говорим по телефону, шепотом.

Я стою у окна, смотрю в ночь. Опять "прости". Меня уже тошнит от этого слова.

- Да что там, - отвечаю, вздохнув. - Главное, что с ней всё хорошо.

Я ни слова ему не скажу о том, что мне прокричала Лида. Это между нами. Между его дочерью и мной.

Проходит день, два, неделя. И снова все вроде бы по-старому. Лёша рядом, но реже - на работе какие-то проблемы. А ещё он ходит с Лидой к психологу. Несколько сеансов с ними будет Настя. Логично? Логично.

Но теперь у Лёши почти нет времени на нас. Со мной он только ночует.

Во мне что-то ломается. Всё пусто и глухо.

Я не могу с уверенностью сказать, что поведение Лиды - это целиком заслуга её матери. Все же ненависть девочки ко мне искренняя, ревность - вполне разумная. Настю я вообще не вижу и не слышу. То ли Лёша поговорил с ней, то ли она, наконец, переключила своё внимание на собственные проблемы, но от неё больше никаких фотографий, а сообщения чисто деловые.

Откуда я знаю?

Читаю, пока Лёша спит.

Мне стыдно и неспокойно.

В выходные мы (наконец-то!) идем в театр. Должны идти, но Лида устраивает дома истерику и снова решает убежать. Даже собирает вещи. Естественно, им нужен Лёша. Конечно, он поедет к ним.

Мы стоим у подъезда. Я - в вечернем платье, Алексей - в темном костюме-тройке. Стоим и смотрим друг на друга, и чувство странное. Что мы теперь более чужие, чем в первый вечер нашего знакомства, когда мы поспорили в баре на секс.

Не хочу жаловаться, но и проглотить очередное навязанное одиночество молча не могу.

- Я так устала от всего этого.

Лёша опускает глаза, берет меня за руку.

- Дай мне время. Я всё улажу. Здесь не помогут одни разговоры.

Он о ситуации в целом, а не об истерике Лиды.

Киваю:

- Поезжай.

Он целует меня в губы. Я хочу вцепиться в воротник его пиджака и орать, кричать ему в лицо, чтобы остался.

Но не отвечаю даже на поцелуй.

Он уходит. И не возвращается всю ночь.

Я сижу на кухне в вечернем платье и смотрю в окно. Он пишет, что дочь плачет во сне. Антон тоже не спит. А Настя со стаканом валерьянки сидит на кухне и ноет, что все плохо.

Кухня - волшебное место для любой женщины.

Утро приходит в тишине. Лёша не пишет.

А я понимаю одно - что больше так не хочу.

Бронирую столик в баре, в котором мы когда-то решили остаться незнакомцами, пишу Алексею, что сегодняшний вечер мы ужинаем не дома. Придет - всё решим. Не придет - я решу сама.

Он заезжает за мной. Не могу смотреть ему в глаза.

- Ты не спала?

- Нет.

Объятья, поцелуи. От него пахнет алкоголем. Отстраняюсь.

- Ты пил?

- Я с работы, - устало сообщает Алексей. - Там... Так, фигня всякая. Чтобы не уснуть глотнул вискаря.

- Тогда я поведу.

- Зачем? Давай такси.

- Нет, не хочу пить.

- Обиделась?

- Нет, Лёш, устала.

Выхожу из квартиры первой, держу дверь, пропускаю его на лестничную площадку. Лёша отходит, оборачивается.

- Я хочу, чтобы тебе со мной было легко и просто. И понимаю, что завяз. Когда-то, давно, всё пустил на самотек - и вот теперь расплачиваюсь. И ты вместе со мной. Я обязан тебе...

- Ты мне ничем не обязан. Все люди разные. Нельзя что-то, давно принятое и привычное, переиграть в одночасье. Жизни иногда не хватит убедить людей в том, что всё изменилось. В плохое верят плохо.

- Но не ты.

Прохожу мимо, уклоняясь от его прикосновения, и отвечаю, не сдержав усмешку:

- Наверное, я - пессимистка.

- Алина, я не хочу тебя потерять.

Спускаюсь на две ступени и, обернувшись, смотрю на него снизу вверх.

- А я есть хочу. Поговорим в баре.

Он закрывает глаза. Я отворачиваюсь. И ещё долго не слышу его шаги.

По дороге мы перебрасываемся ничего не значащими фразами. Я чувствую его напряжение. У самой сердце стучит так, что дышать трудно.

В баре садимся у окна, подальше от стойки. Делаем заказ, ждем. Лёше приносят виски, мне - вишневый морс.

- Так о чем ты хотела поговорить? - Алексей не сводит с меня глаз.

Не хочу ссоры. Не хочу притягивать его к себе шантажом и угрозами. Но... Но мне нужно понять для себя, как жить дальше. Задушить ли любовь на корню или принять обет терпения - в этом случае мне нужно знать, на что готов он. Понимаю, для нормальных отношений слишком рано задавать этот вопрос, но мне тяжело. Я не желаю биться за пустоту.

- Лёш, как ты думаешь, на каком мы этапе?

- В плане?

- Куда ведут нас наши отношения?

- Почему ты сейчас задаешь этот вопрос?

- Потому что сейчас хочу знать ответ. Это для меня важно.

- Мы фактически живем вместе. Нам хорошо. Немного трудно, но это мои трудности, я знаю. И я сделаю все, чтобы тебе было легче со мной.

- А дальше?

- Будем отдыхать. Наслаждаться жизнью. Я же понимаю, что, если бы не мое прошлое, нам бы вдвоем сейчас было идеально.

Опускаю глаза. Отдыхать, значит.

- Я скажу тебе честно, - отодвигаю стакан с морсом, чтобы между нами не было ничего, но Алексей ставит перед собой бокал с виски. - Я вижу, что тебе тяжело. Чувствую. На детей, бывшую жену, которая от тебя зависит, на них всех нужно время. И на меня тоже. И на работу. Я не прошу больше внимания, я вижу, что ты фактически не принадлежишь себе. Но... Я бы хотела спокойствия. Нашего с тобой. Чуть больше. Потребую - твои дети возненавидят меня ещё сильнее. Это плохо. Мне от этого плохо. Потому что я была на месте Лиды и отлично её понимаю.

Замолкаю. Смотрю на него, но теперь Алексей не поднимает глаз.

- Я не хочу борьбы, Лёш. Я устала. Устала бороться за мужчин. Нам обоим должно быть хорошо, тебе и мне, поровну.

- Прости меня.

- Не за что. Понимаешь? Тут никто не виноват. Ни я, что хочу твоего тепла. Ни твоя бывшая жена, которая хочет твоего плеча, потому что приучил, потому что привыкла. Ни тем более дети, которые любят тебя невероятно. Но мне легче. Потому что я могу отступить.

- Зачем?

- Чтобы отдохнуть. Чтобы не рвать тебя на, части. Ты просил меня о времени... Оно и мне нужно. Дай мне его, пожалуйста. Я на пределе. Я не хочу истерик, скандалов, выяснения отношений. Не с тобой. Мы же не такие. Просто ищу времени на себя. На свои мысли.

- Отпуск от меня? - он поднимает, наконец, глаза. В его взгляде нет злости. И обиды нет. Усталость, грусть и что-то фатальное. Тщетность.

Так смотрят люди, которые знают, что финиш, за которым их ждет победа, рядом, в двух шагах. Но добраться до него уже не могут.

Это невероятно тяжелый взгляд. Я хочу взять свои слова обратно. Сказать, что будь, что будет. Что справлюсь.

Но не с ним. Он - другой. Если жизнь так повернется, что я с головой брошусь к нему, а он отступит, я упаду и уже не поднимусь. Лучше всё решить сейчас, пока могу идти.

- А разве тебе отпуск не нужен, от всех нас? -  голос у меня дрожит. С каких пор я стала такой сентиментальной?

Лёша пропускает мои слова мимо ушей.

- Ты... не права. Отчасти, - он мотает головой, словно желает отбросить все мои слова. - Я не знал, что есть ты. Что у меня будешь ты. Что я вообще буду любить так по-другому, иначе, чем раньше. Я всего себя отдал детям. А теперь... Теряю тебя.