Вооружается милиция оружием из городского склада по разнарядкам, которые выписывает Совет рабочих депутатов.

Советы – это народная власть, а её надо поддержать в том числе и денежно-материально. Всем мастерским, фабрикам и организациям следует делать ежемесячные взносы в городской совет по нормам, утверждаемым исполкомом. Принимают взносы от имени Совета два заместителя Председателя исполкома – Н. Иванов и И. Никонов. Оба купца при этом важно кивали, понимая, что в их руки плывут денежные средства, которые при таком председателе, как Хренский, можно будет легко освоить. На нужды Совета, естественно.

После такого Постановления Совета всем жителям Головотяпии стало ясно, что дальше делать. Везде были созданы Комитеты и Советы. Чаще всего их возглавляли хозяева мастерских, фабрик и руководители организаций. На селе в сельские Советы вошли самые авторитетные крестьяне – старосты и кулаки.

Комитеты и советы создали свои милиции, выписывали милиционерам мандаты, с которыми милиционеры обращались в Глуповский Совет рабочих депутатов. Там им выдавали разрешение на получение оружия из городского склада. На первых порах это привело к ряду недоразумений, поскольку уголовники и грабители быстро осознали открывавшиеся возможности, а потому выписали себе разных мандатов и вооружились под видом милиционеров. Количество грабежей и разбоев поэтому резко выросло.

Тогда порядок выдачи оружия изменился – с каждым милиционером лично беседовал начальник Глуповской милиции товарищ Матрёшкин. Ему это очень нравилось, и с каждым днём его повадки и голос менялись к лучшему: от испуганно-заискивающего к уверенно-властному. Диалектика, ничего не поделаешь! Бандитов и грабителей он знал всех поимённо, поскольку ещё несколько дней назад был у них, как говорится, «шестёркой». Теперь, став главным милиционером, он, повстречав старого приятеля из криминальных кругов, усмехался и говорил такому:

– Слышь, Комар! Ты же народ не будешь защищать, а будешь его грабить. А оружие я выдаю только тем, кто народ будет защищать. Вот запишешься ко мне в милицию, будешь работать под моим командованием, заслужишь моё доверие – тогда и оружие получишь.

Кое-кто из таких просителей пошёл к Матрёшкину в милиционеры и всячески старался заслужить доверие, тем более что каждого милиционера ставили на довольствие и платили зарплату – зачем перебиваться случайными кражами?

Советская власть стала быстро распространяться по всей Головотяпии. Заглянула она и в Глуповскую Думу. Во исполнение первого Постановления Совета, думцы было создали Совет трудящихся Глуповской думы во главе с Ани-Анимикусовым, но потом сообразили, что делают глупость:

– Думаки, мы думаки! Что ж это мы – на провокацию поддались? Мы теперь будем Хренскому подчиняться, которого сами же и выгнали прочь?! Не годится! Надо подумать: что делать!

И продолжили думать, шагая из угла в угол.

А пока они ходили и думали, глуповские губернские чиновники, служащие в разных ведомствах, собрали делегацию во главе с самым старым и опытным чиновником Копейкиным, взяли рушник, хлеб да соль и отправились приветствовать Совет и в его лице – Хренского.

Хренский вышел на ступеньки здания Думы-Совета и принял делегацию очень радушно. Копейкин, прослезившись, сказал витиеватую речь о благе отечества, о ярме царизма и о том, что надо разрушить полностью старое наследие и что чиновники приветствуют решимость Совета сделать это. Эта речь очень растрогала Хренского – он отломал кусок хлеба, макнул его в соль, съел одним мигом, хотя соли было очень много, взял хлеб да соль и передал всё это через своих заместителей в фонды Глуповского совета, после чего троекратно расцеловал Копейкина, наказывая и впредь верно служить народу, как и при царе-батюшке. Копейкин от лица чиновничества обещал постараться. Разошлись.

После этого чиновники, выправив себе новые мандаты в Совете рабочих депутатов («дело бумагу любит», как непрерывно твердил всем Копейкин) и подписав их у Хренского, отправились по складам и лабазам, выставив перед собой на всеобщее обозрение мандаты новой власти:

– Непорядок у вас тут, купцы, на складе-то!

– А в чём это непорядок?

– Да вот я-то знаю в чём! А ты что? Сам не видишь? Петли на дверях неровные, да и вывеска не в том формате. Почему стена не украшена революционными плакатами? Почему двуглавый орёл на вывеске? Уж неповадно будет вам такие непорядки разводить! Это при старом режиме народ на всё глаза закрывал, а ныне всё иначе. Шалишь! Закрывать вас придётся за эти нарушения, если как-нибудь иначе не договоримся! А то и вовсе в кутузку отправить!

– А знаем мы эти ваши штучки и шалости! Нас на мякине не проведёшь! Прошли царские времена, когда вы, мироеды, с нас взятки брали. Всё! Кончилась ваша власть – народная власть таперича нас в беду не даст. А ну, чиновная гнида, катись отсель!

Чиновная гнида катилась, и не куда-то, а прямо в Совет с бумагой, соответствующей революционному духу, что, мол, вот выявлены контрреволюционные старорежимные порядки на некоторых складах и лабазах! Двуглавые орлы у них, понимаешь, висят!

Хренский такую бумагу читал, хвалил чиновников за усердие и подписывал Постановление о закрытии того или иного лабаза, которое заранее готовили ему на подпись чиновники, а на следующее утро купцы глядь – а их склады, лабазы и даже буяны опечатаны. А возле дверей, охраняя печать, милиция стоит во главе с Матрёшкиным, никого не пускает. А Матрёшкин молодец! С красной повязкой на рукаве, в новых сапогах и в кожаной куртке, в красных шароварах и с маузером в руке – ходит туда-сюда, ни с кем никаких разговоров не ведёт, только и говорит сквозь зубы:

– Не положено!

И милиционеры под его руководством так и норовят зазевавшегося купца штыком в задницу ткнуть. Милиция – это дело ответственное, абы кого туда не возьмёшь! Нужны люди надёжные, проверенные. Вот поэтому Матрёшкин, как только стал начальником отдела милиции, позвал в свою личную городскую милицию односельчан из деревни – с кем провёл детство – да из числа тех городских своих друзей, с кем вместе «горе мыкал», кто, как и он, «без кола и без двора». Все как один – молодые, сознательные, пролетарии, контру за версту видят!

Почесали купцы затылки, сбросились по красненькой, отправили ходоков к Копейкину с поклоном. А Копейкин знай себе посмеивается:

– То-то! – говорит, пересчитывая красненькие. – Порядок – он и при царском режиме, и при новом режиме всегда должен быть! Без порядку, – говорит, – всё в тартарары полетит!

И Матрёшкину от чиновников за старание кое-что перепало, и его друзьям-милиционерам. Матрёшкин было сначала застеснялся брать деньги, но Копейкин его уговорил: мол, новая власть – она же для людей. Милиционеры – тоже люди, а потому заслуживают от новой власти особое уважение и почёт в виде дополнительной мзды за старание.

Таким образом, и политическая, и экономическая жизнь в Глупове стала устаканиваться. Матрёшкин поглядел на промысел чиновников и быстро сообразил, что может обойтись и без посредников. Чиновникам он дал «от ворот поворот» и стал заниматься реквизициями во время обысков у контрреволюционеров – зажиточных граждан. Хренский с удовольствием подписывал Постановления на обыск, поскольку очень он обиделся на выгнавших его думцев и всех буржуинов, стоящих за ними. Матрёшкин действовал так: приходит он с обыском в квартиру с нарядом из пяти человек проверенных милиционеров, чинно всё обыскивают, «безобразиев» не творят. Ничего крамольного не находят, а только после их ухода хозяева не найдут то бутыли постного масла, то пуда сахара. Деньги и драгоценности Матрёшкин пока не брал – революционная сознательность!

Матрёшкинские милиционеры жили артелью, заняв с разрешения Глуповского совета помещение пустующей богадельни. И хозяйство вели совместное. Реквизиции подвергался и самогон. Поэтому вечерами, затянув народные песни, народные милиционеры выпивали в меру самогону и закусывали его тем, что смогли реквизировать днём. На огонёк заглядывали и приятели из блатных. Таких не гнали, а приглашали за стол. Впрочем, милиционеры норму знали и «происшествиев никаких не допущали».