– Да как ты можешь такое говорить, любимая! Как я мог себе такое позволить, ты только подумай! Я, человек бесконечно любящий тебя и готовый носить на руках всю жизнь! Как это могло быть? Это был обман врагов и недругов! Это был обман слуха! Обман зрения и вообще… обман! А если я и виноват в чём, то прости! Но только не в этом. Прости, хотя и не чувствую за собой вины, но всё равно прости! Прости, что стал невольным виновником твоих страданий, прости! Я ведь тоже страдал и мучился. Когда меня разлучили с тобой, я ведь каждый день писал тебе письма! По два письма в день! Как не получала? Значит, кто-то завидовал нашей пламенной и нежной любви и мешал нам… Ах, пожалей меня, мой милый друг, я так страдал без тебя! Прости! Дай хоть побыть рядом с тобой минутку-другую… Часок-другой… Денёк-другой… Поесть бы…

И Елизавета пожалела его – недаром говорят, что женщины любят ушами. Более того, они поженились, и у них в браке родились детки. Правда, Елизавета держала Пупыркина в «чёрном теле», не давая ему свободных денег. Митрофан, став управляющим поместьем и винным производством, иногда от душевных щедрот давал Пупыркину пару-другую франков, которые Пупыркин и проматывал втайне от Елизаветы в городе с женщинами лёгкого поведения.

С другими глуповцами Елизавета связи не поддерживала, а когда к ней обращался кто-либо из эмигрантских организаций, она выражала сочувствие, внимательно выслушивала, качала головой, вздыхала, но ни копейки денег не давала, ссылаясь на стеснённые обстоятельства.

Отец Сигизмунд вместе с Толстопузовым оказался в Швейцарии, где устроился при поддержке Толстопузова в православную епархию, имел свой приход и безбедно жил. Толстопузов развил производство на кожевенном заводике и в качестве диверсификации стал производить сыры. В целях благотворительности он нанимал на работу бывших своих земляков за гроши, говоря при этом, что бескорыстно помогает им, и наживал новые миллионы.

Большая часть других глуповцев, оказавшись на чужбине без средств к существованию, голодала и едва сводила концы с концами. Многие так и умерли в нищете и забвении по закоулкам мира. Их дети и внуки потихоньку ассимилировались, вспоминая о родине предков только по привычке и по православным праздникам.

Но всё это произошло в будущем, а теперь в Глупов под звуки оркестра пыталась войти Красноглуповская армия. Но не тут-то было! Не зная о том, что Елизавета Ани-Анимикусова вместе с кабинетом министров, помещиками и фабрикантами дали дёру из Глупова, личная гвардия президента Головотяпии и кадеты перекрыли дорогу на Глупов и, как и было велено, «стояли насмерть». У ворот Глупова и разыгралось настоящее сражение.

Гвардейцы подбадривали кадет и, лёжа плечо к плечу, умело вели прицельный огонь по красноглуповцам лущёным горохом. Большого ущерба они нанести не могли, но две армии остановились и залегли. Зойка Три Стакана велела посчитать число врагов. Разведка донесла, что впереди гвардейская часть из двадцати трёх человек и кадеты, общим числом до пятидесяти человек.

– А нас сколько? – спросила Круглолицына Зойка Три Стакана.

– Не считая инженерного полка, санитаров и интендантов, армия насчитывает семь тысяч четыреста сорок восемь человек.

– А почему мы их не атакуем?

– Так ведь, товарищ командующий армией, у нас все боеприпасы при штурме моста закончились, да и некоторые дураки после боя на радости в воздух палили. Стрелять по врагу нечем.

– Тогда слушай мою команду! – обратилась Зойка Три Стакана к красноглуповской армии. – Шапки долой!

Все красноглуповцы сняли шапки со своих лохматых голов.

– Шапками белых – ЗАКИ-ДАЙ!

Все семь тысяч четыреста сорок восемь красноглуповцев побежали на оборонявшихся, и бросились ровно семь тысяч четыреста сорок восемь шапок красноглуповского воинства. Никто из оборонявшихся не спасся. Победители шапки забирать не стали и прошли мимо выросшего шапочного кургана через городские ворота в Глупов. Потом, уже вечером, по окончании торжеств шапки быстро разобрали. Впрочем, ни в одном из документов я не нашёл никакого упоминания о том, что погибших кадет и гвардейцев где-то захоронили. Скорее всего, они выжили и, выбравшись из-под груды шапок, разбрелись кто куда.

В Глупове развернули знамёна, забили в барабаны и загудели в трубы. После чего нестройными рядами красноглуповцы прошли по улицам Глупова. Жители встречали армию цветами и улыбками.

Надо сказать, что за краткий срок существования Головотяпской республики её жителям головотяпская демократия по ани-анимикусовски порядком надоела. Елизавета понятия не имела об управлении и никогда им не занималась. Она давала распоряжения, противоречащие друг другу, и никогда не контролировала их выполнение. Её ближайшие сподвижники – поп Сигизмунд и купец Толстопузов – занимались реквизициями в пользу республики, нещадно грабя крестьян и рабочих, набивая в первую очередь свои карманы, а уж затем пополняя бюджет республики. Возглавляемый Митрофаном кабинет министров был совсем уж никуда не годным, его заседания начинались с бухты-барахты, с любой мысли, поданной первой кем-нибудь из присутствующих, и заканчивались либо ничем, либо принятием какой-либо декларации.

Землю у крестьян отобрали и вернули помещикам, всё было как при царе, а жить как при царе мало кто из головотяпов уже хотел. Народ хлебнул изрядного глотка свободы из бочки революций и обратно в царское ярмо не хотел. Поэтому приход Красноглуповской армии был воспринят глуповцами скорее радостно, чем тревожно. Разве что блаженная Агафья, которую испугал грохот барабанов, под звуки которых в город заявилась Зойка Три Стакана, упала на площади у собора и стала есть сырую землю, что-то бормоча про ромашки да лютики.

Через неделю она распухла от неизвестной болезни и тихо померла ночью на паперти центрального собора Глупова. Как блаженную, её похоронили за счёт общины. Во время похорон, как свидетельствуют сегодня все церковные истории о жизни благочинной Агафьи и современные головотяпские историки, по всему Глупову пронёсся некоторый тревожный гул, воздух наполнился благовониями, а все жители Глупова при этом дружно рыдали и крестились, поминая Агафью громким добрым словом. А уже когда спустились сумерки и на небе засияли звёзды, одна из них дрогнула, скользнула вниз, и из того места, где она упала, через всё ночное небо воссияла радуга.

Но, впрочем, я не знаток этой части истории и за достоверность этого происшествия не ручаюсь – что написано в анналах, то и передаю.

Красноглуповцы, как уже говорилось, вошли в Глупов с барабанным боем. На соборной площади под чавканье Агафьи, которая поедала сырую землю, Зойка Три Стакана провела митинг по поводу освобождения города от белых войск, время от времени недовольно оглядываясь на потенциальную святую, чавканье которой мешало Зойке Три Стакана сосредоточиться.

– Доколе? – как всегда, начала она. – Доколе помещики и буржуи, попы и купцы будут издеваться над простым народом? До тех пор, пока сам народ не возьмёт, под руководством большевиков, власть в свои руки! Мы освободили Глупов от этого гнёта и дадим другую власть – подлинно народную, советскую власть! Ваши, дорогие глуповцы, отцы и братья, мужья и … мужья, не щадя свой кровушки разбили белых в великой битве при Грязнушке. Теперь наша задача – гнать врага не только за пределы Глупова и губернии, а выгнать за пределы России-матушки и на его плечах принести всему миру мировую революцию! Да здравствует советская власть! («Ура!» – закричали дружно глуповцы и красноармейцы.) Да здравствует товарищ Ленин! («Ура!» – опять закричали глуповцы и красноармейцы.) Да здравствует мировая революция!

Несмолкаемое «Ура!» повисло в воздухе.

После Зойки Три Стакана выступали многие из красноглуповцев и простых жителей города. Под вечер разошлись. А поутру они проснулись…

После того как события столь стремительно перевернули страницу истории Глупова от советской власти к Первой Головотяпской республике и обратно к советской власти, в Глупове началась новая жизнь.