Нора еще немного потрепала ее по плечу.

— Зачем тебе пистолет? — поинтересовался я.

Дороти выпрямилась, уставилась на меня широко раскрытыми пьяными глазами и взволнованно прошептала.

— Это все он, если б начал ко мне приставать. Я боялась, потому что выпила. Вот так. А потом и этого испугалась и пришла сюда.

— Ты про отца? — спросила Нора, пытаясь скрыть волнение в голосе.

Девушка покачала головой.

— Мой отец — Клайд Винант. Я об отчиме. — Она склонила голову Норе на грудь.

— О, — произнесла Нора, изобразив полное понимание. Потом добавила: — Бедняжка, — и посмотрела на меня со значением.

— Давайте-ка все выпьем, — предложил я.

— Я не буду. — Нора снова недовольно воззрилась на меня. — Думаю, что и Дороти не следует.

— Очень даже следует. Заснуть будет легче. — Я налил ей колоссальную порцию виски и проследил, чтобы она все выпила. Спиртное сработало на славу: когда принесли бутерброды и кофе, Дороти уже крепко спала.

— Ну теперь-то можешь быть доволен, — сказала Нора.

— Теперь — доволен. Уложим ее, а потом перекусим?

Я отнес Дороти в спальню и помог Норе раздеть ее. Фигурка у нее и впрямь была замечательная.

Мы вернулись к столу. Я вынул из кармана пистолет и осмотрел. На своем веку ему здорово досталось. В нем было два патрона — один в патроннике, другой в магазине.

— Что ты с ним намерен делать? — спросила Нора.

— Ничего, пока не выясню, не из него ли убили Джулию Вулф. Это ведь тоже калибр ноль тридцать два.

— Но она же сказала…

— Что выменяла его в кабаке у какого-то дядьки на браслет. Это я слышал.

Нора наклонилась поближе ко мне над своим бутербродом, глядя на меня потемневшими и сверкающими глазами:

— Думаешь, она взяла его у отчима?

— Да, — сказал я, но, пожалуй, с излишней убежденностью.

— Ах ты, грек паршивый! Но, может, все-таки так оно и было. Неизвестно ведь. А ее словам ты не веришь.

— Послушай, милая, завтра я куплю тебе целую кипу детективов, но сегодня не забивай свою очаровательную головку загадками. Она и всего-то хотела сказать, что боится, как бы Йоргенсен с ней чего не сотворил, когда она придет домой, и боится-то потому, что слишком пьяна и может уступить.

— Но ее мать!

— Такая уж это семейка. Можешь…

Дороти Винант, покачиваясь, стояла в проеме двери в ночной рубашке, которая была ей явно велика. Поморгав на свет, она сказала:

— Можно мне побыть здесь немного? А то так страшно одной.

— Конечно.

Она подошла и свернулась возле меня на диване, а Нора пошла принести ей что-нибудь накинуть на себя.

Уже после полудня, когда мы втроем уселись завтракать, пожаловали Йоргенсены. Нора подошла к телефону и отошла от него, стараясь не показать виду, что она чем-то приятно взволнована.

— Твоя мать звонила, — сообщила она Дороти. — Она внизу. Я сказала, чтобы она поднималась сюда.

Дороти сказала:

— Черт возьми! Зря я ей позвонила.

Я сказал:

— Мы живем все равно, что на вокзале.

Нора сказала:

— Это он не всерьез, — и потрепала Дороти по плечу. В дверь позвонили, и я пошел открывать.

Прошедшие восемь лет не нанесли внешности Мими никакого вреда, она стала только пышнее и эффектнее. По сравнению с дочерью она была крупнее и ярче. Мими залилась смехом и протянула руки мне навстречу.

— Веселого Рождества! Ужасно рада вас видеть — столько лет прошло. Это мой муж Крис, это мистер Чарльз.

— Счастлив вас видеть, Мими, — сказал я и пожал руку Йоргенсену. Это был высокий, худощавый, темноволосый мужчина, лет примерно на пять моложе жены, с великолепной осанкой, одетый со всей тщательностью, холеный, с прилизанными волосами и нафабренными усами.

Он слегка наклонил стан.

— Здравствуйте, мистер Чарльз. — У него был сильный германский акцент и жилистая, мускулистая рука.

Мы вошли в гостиную.

Когда закончился ритуал знакомства, Мими стала рассыпаться перед Норой в извинениях за то, что они нагрянули без приглашения.

— Но мне так хотелось еще раз повидать вашего мужа, а кроме того, это мое чадушко просто не может не опаздывать — остается только взять и буквально уволочь её… — Она обратила свою улыбку к Дороти: — Лучше одевайся, деточка.

Деточка с набитым ртом пробубнила, что она не собирается весь день без толку торчать у тетки Алисы, даже если этот день и Рождество.

— Гилберт, уж конечно, не поехал.

Мими поведала нам, что Аста — премиленькая собачка, а потом спросила, имею ли я хоть малейшее представление, где может находиться ее бывший супруг.

— Нет.

Она еще немного поиграла с псиной.

— Исчезнуть в такое время! Это безумие, форменное безумие. И ничего удивительного нет, что в полиции поначалу думали, будто он в этом деле замешан.

— А сейчас что думают? — спросил я.

Она подняла на меня глаза:

— Вы что, газет не видели?

— Нет.

— Человек по фамилии Морелли, гангстер. Это он убил ее. Он ее любовником был.

— Его поймали?

— Нет еще, но, точно, он убил. Мне бы Клайда разыскать. Маколей ни в какую не хочет мне помочь. Говорит, будто не знает, где Клайд, но это же просто смешно. Как-никак он же его доверенное лицо и все такое. Я-то точно знаю, что он поддерживает связь с Клайдом. Как по-вашему, Маколею можно доверять?

— Он адвокат Винанта, — сказал я. — У вас же никакого резона нет доверять ему.

— Именно так я и думала. — Она слегка подвинулась на диване. — Сядьте. У меня к вам куча вопросов.

— Может, для начала выпьем?

— Что угодно, только не ром с яйцом, — сказала она, — У меня от него желчь разливается.

Когда я вышел из буфетной, Нора с Йоргенсеном проверяли друг на друге свои познания во французском языке, Дороти все еще прикидывалась, будто ест, а Мими опять играла с собакой. Я раздал напитки и уселся рядом с Мими.

Она сказала:

— У вас прелестная жена.

— Мне самому нравится.

— Ник, скажите мне по правде — Клайд действительно ненормальный? То есть настолько ненормальный, что необходимо что-нибудь предпринять?

— Откуда я знаю?

— Я о детях думаю, — сказала она. — У меня-то на него никаких прав нет — об этом он позаботился в соглашении, составленном при разводе. Но у детей есть. Мы сейчас абсолютно нищие, и меня беспокоит их будущее. Ведь если он ненормальный, он же вполне может пустить все на ветер и оставить их без гроша. Что же мне, по-вашему, остается делать?

— Подумываете определить его в психушку, да?

— Не-ет, — протянула она, — но поговорить с ним хотелось бы. — Она положила свою ладонь мне на руку. — Найти его могли бы вы.

Я покачал головой.

— Так вы не хотите мне помочь, Ник? Мы ведь были друзьями. — Ее большие голубые глаза смотрели нежно и моляще.

Дороти, сидя за столом, уставилась на нас с подозрением.

— Ради Бога, Мими, — сказал я. — В Нью-Йорке же тысячи детективов. Наймите любого. Я этим больше не занимаюсь.

— Я знаю, но… А Дорри вчера сильно напилась?

— Вероятнее всего, напился я. По-моему, она была в норме.

— Вам не кажется, что из нее получилась довольно-таки симпатичная малютка?

— Мне всегда так казалось.

Над этим она на минуточку призадумалась, а потом сказала:

— Ник, она же еще ребенок.

— Это вы к чему? — спросил я.

Она улыбнулась:

— Дорри, а как насчёт хоть чуточку одеться?

Насупившись, Дороти ответила, что нечего ей весь день делать у тетки Алисы.

Йоргенсен повернулся и обратился к жене:

— Миссис Чарльз была столь любезна, что предложила, чтобы мы…

— Да, — сказала Нора. — Почему бы вам не остаться у нас? Придут кой-какие гости. Особого веселья не предвидится, но… — Она закончила фразу, слегка помахав стаканом.

— Я бы с радостью, — задумчиво сказала Мими, но боюсь, что Алиса…

— А давайте принесем ей по телефону наши извинения, — предложил Йоргенсен.

— Я позвоню, — сказала Дороти.