— Темпераментный, — повторил Стадси и рассмеялся: — Ха-ха-ха!

Морелли был серьезен:

— Когда этот хмырь что-то начинает, надо самому начать первому. Если он возьмет разгон, уже поздно будет. Нам доводилось видеть его в деле, а, Стадси?

— В каком таком деле? — спросил я. — Он же ничего не сделал.

— И точно не сделал, — протянул Морелли. — Только что-то в нем такое есть, верно, Стадси?

— Угу, — сказал Стадси. — Он припадочный.

Около двух часов мы распрощались со Стадси и Морелли и вышли из «Чугунной Чушки».

В такси Дороти тяжко опустилась в свой привычный угол и сказала:

— Сейчас меня вырвет. Точно вырвет. — Судя по голосу, она не врала.

Нора сказала:

— Ну и пойло. — Она положила голову мне на плечо. — Твоя жена пьяна, Ники. Слушай, ты мне обязательно расскажешь, что было, все-все. Только завтра, не сейчас. Я ничегошеньки не поняла — о чем говорили, что там делалось. Они бесподобны.

Дороти сказала:

— Слушайте, я в таком виде к тете Алисе не могу. Ее удар хватит.

Нора сказала:

— Зачем они так этого толстяка избили? Это, правда, было смешно, но и жестоко.

Дороти сказала:

— Я, наверное, лучше к маме поеду.

Нора сказала:

— Что это за «ухламон»? Ник, а что значит «лопух»?

— Ухо.

Дороти сказала:

— Тетя Алиса все равно увидит. Я ключ забыла, и придется ее будить.

Нора сказала:

— Ники, я тебе люблю. Ты так вкусно пахнешь и с такими интересными людьми знаком.

Дороти сказала:

— Большой крюк выйдет, если меня к маме подбросить?

Я сказал:

— Нет, — и дал шоферу адрес.

Нора сказала:

— Поехали к нам домой?

Дороти сказала:

— Не-ет, лучше бы не надо.

Нора спросила:

— Почему?

Дороти ответила:

— Ну, мне кажется, что не следует.

И так далее, и в том же духе, пока такси не остановилось возле «Кортленда».

Я вышел и помог выйти Дороти. Она тяжело оперлась мне на руку.

— Пожалуйста, поднимитесь хоть на минуточку.

Нора сказала:

— Хоть на минуточку, — и вышла из такси.

Я сказал шоферу, чтобы подождал, и мы поднялись. Дороти позвонила. Дверь открыл Гилберт, в пижаме и халате. Он предостерегающе поднял руку и тихо сказал:

— Здесь полиция.

Из гостиной донесся голос Мими:

— Кто это, Гил?

— Мистер и миссис Чарльз и Дороти.

Когда мы вошли, Мими бросилась к нам:

— Наконец, наконец-то хоть кто-то знакомый! Я просто даже не знала, куда деваться!

На ней был розовый сатиновый халат поверх розовой ночной рубашки из шелка, и лицо у нее было розовое и уж никак не несчастное. На Дороти она даже не взглянула, одной рукой стиснула руку Норы, а другой — мою.

— Теперь-то я не буду дергаться и предоставлю все вам, Ник. Придется вам объяснить глупой женщине, что делать.

Дороти за моей спиной вполголоса, но с большим чувством сказала:

— Чушь свинячья!

Мими не подала виду, что слышала. Все еще держа за руки, она подвела нас к гостиной и при этом тараторила:

— Вы знаете лейтенанта Гилда. Он был так мил со мной, но я, конечно же, наверняка все его терпение истощила. Я была так… словом, то есть я хотела сказать — я была в такой растерянности, но теперь пришли вы и…

Мы вошли в гостиную.

Гилд сказал мне:

— Привет! — И Норе: — Добрый вечер, мадам!

С ним был тот, которого он называл Энди и который помогал ему обыскивать наши комнаты в то утро, когда Морелли нанес нам визит. Энди кивнул нам и что-то буркнул.

— Что происходит? — спросил я.

Гилд искоса посмотрел на Мими, потом на меня и сказал:

— Бостонская полиция разыскала Йоргенсена, или Роузуотера, или называйте его как хотите, в доме его первой жены и задала ему несколько вопросов от нашего имени. Получается, главный ответ — что он никакого отношения к убийству или там неубийству Джулии Вулф не имеет и доказать это может миссис Йоргенсен, которая утаивает от следствия то, что скорее всего является решающей уликой против Винанта. — Он снова покосился на Мими. — Эта дама, похоже, не хочет сказать ни «да», ни «нет».

По правде говоря, мистер Чарльз, я вообще не знаю, как ее понимать.

Это меня нисколько не удивило. Я сказал:

— Вероятно, она испугана. — Мими тут же постаралась принять испуганный вид. — Он с первой женой в разводе?

— Сама первая жена утверждает, что нет.

Мими сказала:

— Уверена, что врет.

Я сказал:

— Т-с-с. Он возвращается в Нью-Йорк?

— Похоже, он добивается, чтобы нам пришлось официально запросить его выдачи, если он нам здесь понадобится. Как сообщает Бостон, он вопит и требует адвоката.

— Он нам так сильно нужен?

Гилд пожал плечами:

— Только если это поможет нам с убийством. Всякое там двоеженство меня не интересует. Не собираюсь никого хватать, если это идет не по моему ведомству.

Я спросил Мими:

— Итак?

— Могу я поговорить с вами наедине?

Я посмотрел на Гилда. Он сказал:

— Хоть что угодно, был бы толк.

Дороти тронула меня за руку:

— Ник, выслушайте сначала меня. Я… — Она замолчала. Все смотрели на нее.

— Что?

— Я… я сначала хочу поговорить.

— Ну так вперед!

— То есть наедине.

Я потрепал ее по руке:

— После поговорим.

Мими провела меня в спальню и тщательно закрыла дверь. Я уселся на кровать и закурил. Мими прислонилась к двери, улыбаясь мне ласково и доверительно. Так прошло с полминуты.

Потом она сказала:

— Ник, я вам нравлюсь?

Когда я ничего не сказал, она добавила:

— Правда ведь?

— Нет.

Она рассмеялась и отошла от двери.

— То есть вы хотите сказать, что не одобряете меня. — Она села на кровать рядом со мной. — Но хоть не настолько я вам неприятна, что не могу рассчитывать на вашу помощь?

— Это зависит.

— Зависит от…

Дверь раскрылась, и вошла Дороти.

— Ник, я должна…

Мими вскочила и встала напротив дочери.

— Пошла вон отсюда, — сказала она сквозь зубы. Дороти вздрогнула, но сказала:

— Не уйду. Не станешь же ты…

Мими хлестнула Дороти тыльной стороной ладони по губам:

— Убирайся.

Дороти вскрикнула и прикрыла рот рукой. Не отнимая руки и не сводя с Мими широко раскрытых испуганных глаз, она, пятясь, вышла из комнаты.

Мими вновь прикрыла дверь.

Я сказал:

— Когда понадобится дать кому-нибудь по морде, можно вас пригласить?

Она, похоже, не слышала меня. Взгляд ее сделался тяжелым, суровым, губы слегка выдвинулись вперед в каком-то подобии полуулыбки, а когда она заговорила, голос ее был низким и хриплым:

— Моя дочь влюблена в вас.

— Ерунда.

— Влюблена и ревнует ко мне. С ней прямо судороги делаются, стоит мне подойти к вам на десять футов. — Она говорила так, словно думала о чем-то другом.

— Ерунда. Может, только остаточные явления — она же увлекалась мной, когда ей было двенадцать лет. Но не более того.

Мими покачала головой:

— Ошибаетесь. Ну да все равно. — Она опять уселась на кровать рядом со мной. — Вы должны мне помочь выпутаться. Я…

— Разумеется, — сказал я. — Вы же тот самый нежный цветочек, которому так нужна защита большого, сильного мужчины.

— Ах это? — Она махнула рукой в сторону двери, куда ушла Дороти. — Уж не намекаете ли вы… Вы же все это уже слышали, раньше… Да и видели, и делали тоже, кстати. Вам беспокоиться нечего. — Она опять улыбнулась, слегка выпятив губы. Взор оставался тяжким, задумчивым. — Хотите Дорри — берите, только нечего сентиментальничать по этому поводу. Ну да ладно. Конечно, я не нежный цветочек.

И вы так никогда не считали.

— Нет, — согласился я.

— Ну вот и выходит, — сказала она так, словно ей все было ясно.

— Выходит что?

— Кончайте кокетничать, — сказала она. — Вы же меня прекрасно понимаете. Не хуже, чем я вас.

— Почти. Только все время кокетничали-то вы.