— С неделю я, пожалуй, могу протянуть. Но на большее не рассчитывай Кстати, я мог бы принять участие в операции. Так сказать, для личного засвидетельствования!

— Здесь война, Павел, — устало сказал Ченцов. — Настоящая. А на войне, если помнишь, убивают.

— Тем более! — вскинулся Снегирев. — Через два дня я буду у тебя в отделе. А пока расскажи мне подробно о своей работе…

Уже заполночь, прощаясь с другом, Ченцов, как бы между прочим, спросил:

— Рапорт пришел из управления?

— Нет, паря, из твоего департамента.

— Капитан Смолин?

— Ты хорошо знаешь своих людей.

— Я хотел просить полковника Груздева, чтобы Смолина уволили из органов госбезопасности как морально нечистоплотную личность.

— Вот как! — удивился Снегирев. — Выходит, эта личность определила тебя на повороте.

— Хотел дать ему еще один шанс.

— Пришли его завтра ко мне. Посмотрим, что за фрукт.

— Он уехал сегодня в Глинск для организации засады на раскрытой явке бандеровцев. Подожди до конца операции.

— Хорошо. Может, и лучше, что он там будет сидеть. Сидеть в засаде, — и Снегирев многозначительно подмигнул Ченцову.

Как ни хотел, но идти один Сидор не решился и взял с собой нового адъютанта. По приказу сотника, Сова, замотав лицо платком, обрядился в женское платье.

Сам же приклеил под нос длинновислые усы, надел седой парик, достал пыльный кафтан с вшитым «горбом» и оперся на костыль. В этом наряде в свое время Гроза удачно побирался у городской церкви, выведывал у словоохотливых старух последние новости советской жизни и, клянча у солдат папироски, прося подвезти в какой-нибудь хутор, легко узнавал, куда направляются краснопогонники. Что ни говори, а в находчивости и изворотливости Грозе равных не было. А погиб нелепо, при загадочных обстоятельствах.

И тут Сидора словно током пронзило. Как же это он раньше не подумал об этом. Ведь вместе с Грозой погибли Саливон Пращак из Здолбицы и Цыган, пришедший из-за кордона. Обоих похоронили на кладбище в селе. А где труп Грозы? Кто вообще видел помощника убитым? Краснопогонники никогда не увозят с собой трупы, а оставляют их для опознания и захоронения местным жителям. Так был ли Гроза среди убитых?

Сидора даже в жар бросило. Он снял парик и наорал на Сову, который моментально испарился из схрона.

Мысли, одна мрачнее другой, приходили в голову сотника. Теперь, если представить, что Гроза жив и скрылся, можно было даже долгое отсутствие Капелюха после боя на мельнице связывать с этим. Заговор? Обманули, обвели вокруг пальца, как мальчишку!

— Сова! — истошно позвал он адъютанта.

В проеме показалась грязная вихляющая фигура женщины.

— Раздевайся, дурак!

— В каком смысле? — опешил Сова.

— Идиот! Мы не пойдем сегодня в Глинск.

— И-хи-хи! — закатился Сова. — А я… хи! А я… хи!

— С твоей-то рожей, болван! — Сидор больно пнул адъютанта в зад. — Позови Боярчука. Живо!

— Так они еще утром с Кудлатым в город ушли, — почесывая ушибленное место, Сова отскочил к выходу.

— А, черт! Теперь уже не догнать.

— Что-нибудь случилось!

— Подожди, не переодевайся, — вдруг передумал Сидор. — Сейчас пойдешь в Здолбицу.

— Днем?

— Я сказал: сейчас! — Сотник в нетерпении ударил кулаком по столу.

— Слухаю, пан сотник!

— Разыщешь Кристину Пилипчук. Скажешь, чтобы срочно, немедленно связалась со Степанидой Сокольчук, запоминаешь?

— А як же, пан сотник!

— Кровь из носа, скажешь, надо узнать у Гнатюка… Ну, Митрофана, дьякона здолбинского…

— Так вин же в тюрьме у чекистов, — ужаснулся Сова.

— Не спрашивай, а запоминай, что велю! Скажешь: узнать у Гнатюка — видел ли он труп Грозы своими глазами? И нет ли у него подозрений, что Гроза мог остаться живым? — Господи Иисуси! — Адъютант ушел.

Но и сидеть, томясь в неизвестности, у Сидора не было сил. Сомнения кислотой разъедали душу, путали в голове мысли. Выпив кружку самогона, он, взяв охрану, отправился к Попятных.

Игнат, крякая по-стариковски, с передышками, колол во дворе березовые чурбаки, которые подносил ему соседский хлопчик лет семи-восьми от роду. Под навесом сарая, весело вжикая пилой, двое солдат, раздевшись до пояса, играючи разделывали строевые бревна на дрова. Под окнами дедовой хаты на молодой травке сидел офицер в расстегнутой гимнастерке, жмурился на закатное солнце. Его портупея с пистолетом висела на ставне.

Из обвалившегося омшанника Сидору хорошо было всех видно. Какая-то сила толкнула его в этот затхлый погреб, когда он прокрался сюда садами. Вот бы выскочил во двор, как хотел, без проверки. Заварилась бы каша!

С сотником пришли трое боевиков. Но ведь в доме или в соседних дворах могли находиться еще эмгэбэшники… Сидор решил дождаться темноты в омшаннике Игната. Положил действовать просто: устроить пальбу в конце села. Если эти вояки не прячутся днем, значит, ждут нас ночью. А раз так, то после первого же выстрела выскочат из хаты и побегут ловить непрошеных гостей. Деда можно будет притащить хоть в этот же погреб на случай, если вернутся солдаты.

Меж тем офицер подозвал мальчика, потрепал его по лохматой шевелюре, усадил рядом. По тому, как бойко трещал малец, выходило, что его расспрашивали о знакомых вещах. «Деревенские новости вынюхивает, — ухмыльнулся Сидор. — Видимо, не больно-то их Игнат просветил».

Наконец хлопчик вскочил на ноги и засверкал голыми пятками в направлении соседнего подворья. Через некоторое время он вернулся вместе с дородной, но довольно молодой еще женщиной, которая несла в руках глиняную крынку. Офицер радушно поднялся им навстречу, долго говорил что-то, прижимая руку к сердцу. Без ужимок принял протянутую крынку, не торопясь, с наслаждением напился молока, отдал сосуд мальчику.

Тот побежал к солдатам, а офицер начал расспрашивать женщину. С час кривлялись и хихикали они друг перед другом, так что Сидор успел возненавидеть обоих. У него даже ладони зачесались от желания немедленно всадить по свинцовой пуле любезникам.

Но вот офицер крикнул солдатам, чтобы его не ждали к ужину, снял со ставня и небрежно повесил на плечо портупею, посбористее смял хромачи и гоголем поплыл с молодайкой со двора.

«Узнай, где ее хата, — шепнул Сидор лежавшему рядом боевкарю. — И побачь, нет ли где еще краснопогонников». Бандеровец ушел, но тут же вернулся.

— Там собака по саду вихляется. Как бы не разгавкалась.

— Погляди, — велел сотник второму боевику.

— Це ж игнатовский кобель, — с порога зашепелявил тот. — Ось я его каменюкой. Дохлая тварь.

Сидор подошел к испугавшемуся боевкарю — молодому чернявому парню со свежим шрамом на щеке. Парень потупил глаза. Сотник взял его за подбородок двумя пальцами и больно запрокинул ему голову так, что кадык на шее парня застыл от напряжения. Молодяк захрипел и чуть не опрокинулся навзничь.

— Пойдешь ты, — приказал Сидор шепелявому. — А этой бабе, — он пнул как можно резче парня в голень, — я больше не доверяю. Заберите у него зброю.

Парень обхватил ушибленную ногу руками, сел на землю. Его автомат закинул себе на плечо сухощекий нервный мужичок с ехидными быстрыми глазками — третий из пришедших с сотником боевкарей.

Шепелявый вернулся уже затемно. Не переводя дыхания, затараторил:

— Машину они на конюшне сховали. Там водила и еще один автоматчик, больше в селе никого немае. Офицер с цацкой через две хаты отсюда. Садочками до них проберемся.

— Сын ее с ними?

— Ни, — хихикнул шепелявый, — отослала до матери, чи свекрови.

— Жаль, — пробурчал Сидор. — Пошли до жениха з невестой.

— А Игнат?

— Старик сам до нас прибегит.

Цветущим дурманящим вишняком прошли на зады указанного подворья. Выломали стенку в клуне, из которой перебрались в хлев. Густые запахи животных, навоза, парного молока ударили в ноздри. Шепелявый шлепками отодвинул в сторону бессмысленно смотревшую на них корову, разогнал овец. Позади клетки с посапывающим боровом была узенькая дверь, которая обычно в крестьянских постройках выходила в сени или даже в кухню жилого дома.