Соболь, пойманный Казиным, беспокойно зашевелился и стал царапаться и биться в мешке. Дед Василий, окончив свои рассуждения о собаках, заговорил о соболях.

— Хоросий у тебя соболюска. Богатая охота. Черный-черный. Много денег полюсис. А вот я не могу бегать за соболюской. Три дня бегал, а он удрал. На покой пора. Бывало, по двадсать-тридсать соболюсек бил са симу. Мало их было тогда, а бил. Ссяс соболюсек много, а силы мало. А сколько ссяс соболюсек! Версту пройдес и след увидис. Луссе насих соболюсек не найдес…

— Якутские лучше, дед, — сказал младший брат-таежник. — Я там десять лет жил. Сплошь «высокой головкой» идут.

Старший брат недовольно покосился на младшего.

— Маленькие они, — вступился дед Василий. — Сють-сють посернее, а маленькие.

— Ты вот что скажи, дед, — неожиданно хрипло сказал старший брат-таежник, — вор в тайге появился. Сколько лет хожу, а запасник у меня впервые растащили.

Владимир искоса взглянул на говорившего. Что, если фонарь на кедре был поставлен братьями? Но зачем? Живут отшельниками. Нелюдимы.

Сколько охотников Владимир знал, а никто никогда не бывал у братьев в гостях.

— Может, медведь растащил? — осторожно заметил Владимир.

— На лыжах? — буркнул старший. — Охотник это сделал. Лыжи наши, таежные.

— А где запасник был?

— На кедре.

— На кедре? — неуверенно переспросил Владимир.

Старший брат поднялся и вышел из избушки.

Забулькал вскипевший чайник, но никто не встал, чтобы снять его. Все напряженно молчали. Вернулся таежник.

— На твоей правой лыже задник со щербинкой, — проговорил он.

— Ну так что же? — ответил Владимир.

Старший медленно прошелся по избушке и, неожиданно остановившись, взялся за рукоятку ножа, висевшего сбоку на поясе.

— Ты? — мрачно произнес он, в упор глядя на Владимира. — Ты там проходил!

— Я там проходил, — смело ответил Владимир.

— Вечером?

— Да.

Старший, косо глядя на Владимира, сделал шаг к юноше, потом ловко метнулся к двери, схватил ружье, открыл ствол и вогнал патрон.

— Таежных законов не знаешь! — негромко и хрипло сказал он, направив ружье на Владимира. — Вор!

Дед Василий вскочил с лавки и сильно стукнул снизу по стволу. Раздался выстрел, дробь с визгом впилась в потолок.

Младший тоже бросился к ружьям, но Владимир успел дать ему подножку, и тот растянулся на полу. Владимир прыгнул к упавшему на спину, ударил его рукояткой тяжелого охотничьего ножа по затылку, скинул с себя ремень и быстро набросил петлю на руки.

— Несего грех на дусу брать! — услышал юноша увещевания деда Василия. Тому не было видно, что происходит за его спиной. Владимир, поднявшись, увидел, что старший брат тоже лежит на полу, а дед Василий стоит около, направив ему в грудь винтовку.

Владимир подошел к деду Василию.

— Однако, сего ты слисься?. — проговорил дед и уже хотел было позволить старшему таежнику встать.

— Держи его, дед, на прицеле, — остановил старика Владимир. — Это шпионы! Их пограничники ищут.

— Ну, — протянул дед и от неожиданности чуть было не выронил ружье.

— Опусти дуру, — хмуро сказал старший. — Хватит баловать, старик.

— Я тебе пакасу баловася! — вспылил дед. — Вяси его, Володиська, вяси!

Таежник пытался было встать, но Владимир строго сказал:

— Выстрелю…

— Эх, люди! За свое же добро и убить готовы, — пробурчал старший таежник. — В милицию потащите?

— Потащим куда надо! — огрызнулся Владимир.

Таежник повернулся лицом в угол и дал себе связать руки.

— Тебе, ворюге, не жить, — сказал старший таежник, покосившись на Владимира. — Я тебя все равно изничтожу.

Лежавший на полу младший брат тихо застонал.

— Собирайся, дед Василий, повезем гадов в район.

— Сисяс, сисяс, Володиска.

От охотничьей избушки до районного центра было добрых три дня ходу…

Зоотехник Туманов и Тимофеев приехали в заповедник днем. Они еще издали увидели в широкой речной долине дома, из труб которых поднимались прямые столбы дыма. Собаки, кусая за задние лапы отстающих, лихо взяли подъем к зданию дирекции. Дома поселка как бы разбежались по всей огромной долине, словно боясь, что им станет тесно. Избушки едва можно было рассмотреть за стеной тайги, в которой они попрятались. Тишину нарушал только ритмичный постук движка дизельной электростанции. Из его трубы стремительно взлетали кольца дыма. Поднимаясь, они становились шире и постепенно таяли. Иногда плотное кольцо дыма взвивалось особенно высоко и вспыхивало оранжевым огнем в солнечном свете.

Нарты остановились у крыльца. Голодные собаки нетерпеливо повизгивали. Саша Туманов, несмотря на возражения Тимофеева, наотрез отказался кормить их после ночевки, говоря, что так они довезут быстрее. И действительно, почуяв близость дома, собаки старались изо всех сил.

Приехали гости неожиданно, и их никто не встретил. Старик сторож, дежуривший в канцелярии, видимо, недавно проснулся. Он долго и хрипло кашлял, и только когда отдышался, от него можно было добиться вразумительного ответа: директор заповедника — в тайге, готовит партию соболей к отправке и, вероятно, сегодня приедет: заместитель его уже месяц живет в далеком становище, ведет подсчет соболей, и вообще в поселке остались женщины да старые и малые, кому охота не под силу.

Слушая деда, Тимофеев ловил себя на мысли, что сто километров унылой дороги не могут навеять такой угрюмой скуки, как эти длинные, подробные объяснения. Выручил Саша Туманов. Он предложил пойти к нему, позавтракать и выспаться. Майор нехотя кивнул, наперед зная, что Саша снова начнет говорить о соболях и своей диссертации. Его энтузиазм, вначале так понравившийся Тимофееву, становился утомительным.

Когда они уходили, старик вдруг засуетился, долго ругал себя за плохую память и, наконец, сказал, что вчера вечером радист принял какую-то радиограмму для приезжего. Старик с полчаса искал радиограмму, которую куда-то положил. Тимофеев едва сдержал себя, чтобы не выругаться. Радиограмму нашел он сам: она лежала сложенная вчетверо под стеклом на столе в канцелярии. Там было лишь три слова: «Сообщите, как доехали». Майор понял, что Шипов интересуется его делами и требует большей оперативности.

Усталость и сон мигом слетели с Тимофеева. Однако сообщать пока было нечего. Предстояло еще поговорить либо с директором, либо с его заместителем — секретарем партийной организации. Это люди, кому он вполне мог довериться и получить новые сведения. Но окажутся ли они интересными, продвинут ли хоть на шаг решение задачи?

Узнав, что радиограмма предназначена для гостя, старик всплеснул руками и, ухватив майора за рукав, повел в комнату на втором этаже.

— Вы больше ничего не забыли, дедушка?

— Нет, сынок, теперь все вспомнил. Тебе, тебе эта комната, — торопливо приговаривал дед. — Печь я еще вечером протопил. Может, опять затопить?

— Спасибо, дедушка.

Старик ушел. Василий Данилович осмотрелся. Комната, в которой его поселили, была заставлена чучелами зверей. У входа поднимался на задних лапах исполинский медведь, его раскрытая пасть сверкала клыками. Из угла, осторожно задрав чуткий нос, словно принюхиваясь, выступал олененок на стройных ножках и с маленькими рогами. На столе стояло чучело соболя. Зверек держался всеми четырьмя лапами за чурбак, поставленный на попа. Голова его была настороженно повернута и чуть склонена набок. Глаза-пуговки вытаращены. На мордочке как бы застыло удивление и вопрос.

Тимофеев скинул шубу и прошелся по комнате. Потом остановился перед чучелом соболя и стал пристально всматриваться в зверька.

Послышался стук. Вошел сторож.

— Я не забыл тебе сказать? Афанасий Демьянович говорили, чтобы вы не стеснялись.

— Говорили, дедушка, говорили, — рассмеялся Тимофеев.

Вскоре пришел Саша Туманов, и они вместе отправились осматривать поселок. К нему из внешнего мира вела только одна тропа, та самая, по которой приехал Тимофеев, но Саша сказал, что в экстренных случаях охотники идут через перевал. Путь этот труден и опасен, особенно в зимнее время, когда бушуют метели.