Но, несмотря на свои уговоры, единственное, о чем я способна была думать во время той сессии йоги — о большом куске сладкого торта «три молока», желая слизать все до последней капли сладости, но сейчас я хочу лизать только его…

Ага. Именно. Это.

Сердце стучит так, будто я только что пробежала 5 км, пока я делаю еще один глоток кофе, молясь про себя, чтобы я не забыла взять с собой «Ксанакс». Мягко говоря, я не очень хорошо переношу перелеты. Самолеты наводят на меня ужас, и без убойной дозы транквилизаторов или очень крепкой выпивки, я могу перейти в режим полной панической атаки, как только шасси оторвутся от земли. Что было бы крайне неловко с моей стороны перед неким самоуверенным, высокомерным мужчиной.

Постойте. Я точно взяла с собой «Ксанакс»? Лихорадочно начинаю рыться в сумке, но тут появляется Джейк, выглядящий так предсказуемо, просто идеально — в черных брюках и легком кашемировом свитере, который, я думаю, скорее всего был сделан из почти вымершей породы овец, выращенных где-то в Шотландии.

— Уже можно пойти на борт? — спрашивает он вместо того, чтобы сначала поприветствовать меня. Я отрицательно качаю головой и продолжаю рыться в сумочке, надеясь вопреки всему, что отыщу каким-то чудом оранжевый пластиковый пузырек.

— Еще не было объявлено о посадке. Впрочем, в любую минуту могут объявить.

— Выдался тяжелый день? — спрашивает он, наблюдая, как я наконец сдаюсь и закрываю сумку, перекидывая ее через плечо.

— Вовсе нет, — отвечаю я, стараясь придать своему голосу легкость.

— Понятно, — говорит он, явно не поверив моим словам. — Ну, не знаю, как ты, а я бы не отказался выпить, — говорит он, вытягивая шею в поисках бара, и в этот момент объявляют о посадке.

— Черт побери, — бормочу я себе под нос. Ни «Ксанакса», ни выпивки, это будет очень тяжелый перелет.

— Похоже, нам не повезло, — говорит он, поднимая свою черную кожаную сумку и становясь в очередь на посадку.

У меня тут же сжимается желудок, когда я двигаюсь по узкому трапу в салон самолета, волоча за собой красный чемодан. Я пытаюсь вздохнуть, выискивая глазами наши места, положив сумку наверх, проскальзываю на сидение у окна. Надеясь, что полет все же пройдет гладко, и самое большее, что я ненавижу больше, чем сам полет, так это болтанку.

Когда я усаживаюсь на свое место, до меня вдруг доходит, что я буду сидеть в нескольких дюймах от Джейка Уэстона на протяжении всего полета, и это сможет отвлечь мои мысли от предстоящей смерти, отчего два часа, проведенные с ним в кинотеатре в такой же непосредственной близости — это просто смешно, по сравнению с тем, что мне предстоит пережить сейчас. Он садится рядом со мной.

— Пристегни ремень безопасности, — говорит он, поворачиваясь ко мне с коварной улыбкой, — ночка будет бурной.

— Если это твое лучшее впечатление от Бетт Дэйвис, то следующие шесть часов мы обречены, — говорю я, опуская штору на иллюминаторе, отгораживаясь как можно дальше от внешнего мира.

— Разве ты не хочешь наблюдать, как мы будем взлетать? — Спрашивает Джейк, протягивая руку и поднимая штору на иллюминаторе. — Это самая лучшая часть полета!

— Ты клинически ненормальный, — парирую я, хватаясь за штору и снова опуская ее. — Это мое место, поэтому хочу открываю или закрываю. Так что держи свои руки подальше от нее, ладно?

— Раздражительная и вспыльчивая, — бормочет он. — Ты собираешься быть такой весь полет?

— Это зависит от обстоятельств. — Я закрываю глаза и читаю про себя молитву. — Не слишком ли будет поздно, если с этим я кончу?

Джейк ухмыляется.

— Для этого никогда не бывает слишком поздно, детка.

Я ударяю его по руке, как раз в тот момент, когда появляется стюардесса.

— Прошу прощения? — Я наклоняюсь к ней. — Не могли бы вы мне принести пару минзурок водки перед взлетом?

Она смотрит на меня как на сумасшедшую.

— Мы не подаем алкоголь, пока не окажемся в воздухе.

— Извини мою подругу, — вмешивается Джейк. — У нее проблема, — добавляет он приглушенным голосом. — Простите. Мы пытаемся, что-то с этим сделать, но… Ой!

Я ударяю его по руке уже сильнее еще раз.

— У меня нет проблем с алкоголем, — заявляю я стюардессе, она бросает на меня испуганный взгляд и уходит. — Точно нет!

Джейк хихикает.

— Зачем ты это сделал? — Стону я, моя единственная попытка забыться исчезает в проходе.

— Да, ладно, неужели сидеть рядом со мной так уж плохо?

— Ага. — Я надеваю маску на глаза и вставляю наушники. Я могла бы весь полет сидеть с самим Брэдом Питтом, но мне все равно нужно было бы выпить.

Похоже, полет будет чертовски долгим и тяжелым.

Сорок пять минут спустя я цепляюсь в подлокотник, а самолет так резко ныряет вниз, что у меня желудок выворачивает, будто мы мчимся на американских горках, чуть ли не падая в океан со скоростью 300 миль в час.

До сих пор я очень хорошо провожу время.

Я любыми средствами пытаюсь скрыть панику от Джейка, который так увлеченно читает журнал и что-то в нем подчеркивает красной ручкой. Ну, может он потом собирается что-то купить из этого журнала?

— Я не могу… — глубоко вздыхаю я.

Осталось всего пять часов полета. Просто всего триста минут, а сколько секунд еще осталось… целая бесконечность.

— Ты не любишь летать, — говорит он, не отрывая глаз от журнала.

— Лучше скажи мне то, чего я не знаю, — стону я, откидывая голову на сиденье, на секунду закрывая глаза.

— Я могу чем-нибудь тебе помочь? У тебя есть таблетки, которые могут тебе помочь?

— Я забыла их взять с собой, — тихо говорю я. — Я умру в этой консервной банке… вместе с тобой!

Он смеется, и мне хочется его ударить. Но вместо этого зажмуриваю глаза как можно сильнее, надеясь, чтобы самолет перестанет яростно трястись из стороны в сторону в болтанке.

— Серьезно, — замечает он, — я могу тебе чем-то помочь? Ты ведь знаешь, что турбулентность — это то же самое, что колдобины на дороге, так ведь? Это просто воздушные ямы, они не заставят самолет упасть. Мы в полной безопасности, даже в большей безопасности, чем в машине, — замечает он.

Я недоверчиво открываю глаза.

— Ты только, что сказал «заставят самолет упасть» человеку, который боится летать? Неужели ты ничего не понимаешь?

Он снова смеется и поворачивается ко мне.

— Послушай, — начинает он, — почему бы нам не поговорить о чем-нибудь? Может наш разговор поможет тебе отвлечься?

— Поговорить о чем? — Спрашиваю я, подозрительно прищурившись. — Все, о чем со мной хотят поговорить в последнее время, так это о сексе. СЕКС, СЕКС, СЕКС. Почему у меня нет секса, когда он был в последний раз, и когда я, наконец, собираюсь заняться сексом.

— Отлично. Тогда давай поговорим о сексе, — деловито заявляет он, будто это не самая плохая идея.

— Ты это серьезно? — Спрашиваю я.

— А почему бы нет? Я готов, если нужно.

— Ну, и что ты хочешь мне сказать? — Раздраженно отвечаю я, самолет падает, как мне кажется, на несколько сотен футов вниз, я вскрикиваю. Не задумываясь хватая его за руку и крепко сжимая его пальцы.

— Что было бы, если бы я не ушел из твоей квартиры? — тихо спрашивает он, понизив голос, чтобы проходящая мимо стюардесса, проверяющая ремни безопасности, нас не услышала. — Ты хоть представляешь, что я мог бы с тобой сделать?

— Ммм, нет, не представляю, — говорю я, застигнутая врасплох, щеки сразу же вспыхивают. — Что ты можешь сделать больше того, что ты уже делал?

— Если более наглядно, — говорит он, сжимая мою руку в своей. Его пальцы такие теплые и сильные, что я начинаю постепенно забывать, что могу умереть в любой момент в этом самолете. — Ты имеешь в виду, как я целовал тебя у стены? Как мой язык был у тебя во рту, а пальцы в твоих трусиках?

— Да, — с трудом выговариваю я. Какого черта, он мне все это говорит? Разве мы не заключили негласное соглашение не говорить об этом? А теперь он вдруг затронул эту тему… причем где, в самолете?!