— Дима, скажи мне честно: они не справились с рулевым управлением?

— Я уже одному следователю дал показания. Захочешь, прочтешь в деле. И отвяжись от меня!

Фризе молча смотрел на незамерзшие воды реки. Он думал о том, какая здесь глубина, и вдруг волна легкой дурноты накатилась на него. Он представил, как судорожно пытаются выбраться из покореженной машины оказавшиеся в ловушке боевики «Харона», как из последних сил стараются задержать вздох, а замки дверей заклинило от удара.

— Может, они были в шоке? — Фризе казалось, что он только подумал об этом. Но оказалось, что подумал вслух. Дмитрий услышал.

— Они скончались от удара об ограждение моста. У тебя в баре, кажется, еще коньяк есть?

«Странное дело,— думал по дороге к дому Фризе,— в Переделкино я застрелил громилу — никаких угрызений совести. Михе Чердынцеву полголовы снес картечью — не раскаиваюсь. А подумал, как эти в машине умирали,— раскис».

И в понедельник он пришел на службу расстроенный. И радость на Петровке, 38 — Чердынцев, он же Семенов, он же Славин — убийца и грабитель, находился шесть лет в розыске, а еще у одного боевика, Гондадзе, нашли в кармане пистолет, из которого убили часового, охранявшего склад с оружием в Краснодаре,— эта естественная радость розыскников не добавила оптимизма Владимиру.

В двери торчала записка. Фризе развернул ее. «Я у Гапочки»,— уведомлял Ерохин. Не заходя к себе, Владимир толкнул дверь напротив. Гапочка и Ерохин пили чай.

— Продался за чечевичную похлебку? — усмехнулся Фризе, присаживаясь на колченогий пыльный стул.— А я тебя, между прочим, натуральным кофе поил, а не жидким чаем.

— Чай-то жасминовый,— извиняющимся тоном сказал Дима.— Слава из командировки привез.

— Тебе не предлагаю,— проинформировал Гапочка.— Знаю, что супермены с утра только крепкими напитками балуются. Да и чашки третьей нет.

— Что, попьете чай и начнем с Богом?

— Нет, не начнем. Ты кашу заварил — ты ее и расхлебывай.

— Приказ начальства разве нынче не закон для подчиненных?

— С такими подчиненными никакое начальство не справится,— поддел старший оперуполномоченный.

— А у вас справляется? Теперь, наверное, во всех районных управлениях начальники — геологи? Или ботаники? — обернувшись к Фризе, сказал Гапочка.— Шеф меня сегодня поднял ни свет ни заря, сообщил, что дело остается за тобой. Ты его знаешь, у него семь пятниц на неделе.— Подумав, добавил: — Насколько мне известно, теперь это дело само собой угаснет. «Харон» ты разорил под корень. Кого привлекать к ответственности? «Иных уж нет, а те далече».

Фризе встал и с неудовольствием посмотрел на свою модную куртку — она была в пыли. Сказал:

— У тебя, Слава, в школе хорошая учительница литературы была. Классиков без ошибок цитируешь. А по части логики… Ведь я с чего начал расследование, к тому и пришел. Ни на сантиметр не продвинулся.

Гапочка удивленно посмотрел на Ерохина:

— Что с твоим приятелем? Сильный жар?

— Володя, ты что? Правда, нездоровится? Такую банду накрыли…

— Это все — побочные результаты. С чего началось? С убийства санитара-водителя Уткина. Кто и почему его отравил? Я не знаю. А ты, доблестный розыскник?

Ерохин пожал плечами.

— Что-то они не поделили между собой. Теперь уж не узнаешь. Помнишь отравление грибами?! Такой же «глухарь».

— Думаешь, нынче все спишется? Нет, дружок. Николай Уткин выпил чужое пиво. Это тебе должно быть ясно. Я смутно догадывался с самого начала. И один настырный писатель меня усиленно к этой мысли подталкивал. Не в прямую, нет. Просто говорил, что Маврина убили, и намекал — за что.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Ерохин Гапочку.

— Ничегошеньки.

— А тут еще меня зашаховали, машину украли, в квартиру залезли, в Переделкино замочить хотели.— Он театральным жестом схватился за голову: — Ой, ой, бедный Володечка! Бессонница, еда всухомятку, шеф достает…

— Связи со случайными женщинами,— тихо добавил Ерохин.

Фризе осекся. Подозрительно посмотрел на товарища.

— Извини! Голова кругом. Вместо того, чтобы крепко задуматься, я стал быстро бегать. Скорее, скорее! К одному свидетелю, к другому.

— Ходилки длинные,— не удержался Ерохин.

— Кончай ты подъелдыкивать! — заорал Фризе.— Я перед вами стриптизом занимаюсь, а вы, как два идиота!

— Нэ волнуйтесь, товарищ Фризе,— голосом Сталина произнес Гапочка.— Мы вас в обиду нэ дадим!

Фризе не выдержал и улыбнулся. Сказал виновато:

— Ребята, засуетился я, что и говорить. Кинулся в аферы. Стрельба, то да се. Вот Ниро Вульф все распутывал, не выходя из дома.

— И гладиолусы успевал выращивать,— вставил Гапочка.

— Орхидеи.

— Если честно, Володя,— сказал Гапочка,— я тебя не совсем понимаю. Прошли две недели с того дня, как ты завел дело об убийстве Уткина. За это время наворочал — дай Боже! Нечего заниматься самокритикой. Дима прав — обезврежена целая банда.

— Суетился я, суетился! За событиями шел. Если бы всерьез вел поиск того, кто отравил пиво, раскрыл дело.

Гапочка смотрел на Фризе с сомнением.

— Да! Систематично, без лишнего шума и выстрелов. Тогда бы и депутат Грачев не разгуливал по Женеве, а сидел в Матросской тишине и кололся на тему, куда утекали миллиарды. Ведь жмурики — это ширма!

— Вот ты о чем! — понимающе кивнул Гапочка.— Да тебе бы Моссовет не дал санкции на арест.

— Не дураки же там сидят?! Я бы им доказательства в зубы. И не вопил бы Грачев из Женевы, что я взяточник. Сидя в Москве, побоялся обвинения в клевете.

— В Женевский суд обратись,— усмехнулся Ерохин.

— Сделаю,— серьезно ответил Фризе.— Найду хорошего международника, составлю бумагу. А теперь, милый мой майор Дима, нам с тобой предстоит…

Резко зазвонил телефон. Гапочка снял трубку и сказал отрывисто:

— Здесь совещание.

— Я подумал,— уточнил Фризе,— это, Дима, предстоит не нам, а тебе. Записывай.

Ерохин взял со стола лист бумаги, достал авторучку.

— Первое — банки с пивом. На каждой полно цифр. Сравни: отравленную, одну из тех, что изъяли у Чердынцева и у вдовы Маврина. Там ведь должен быть номер партии и срок годности. По-моему, кооператоры продают залежалое пиво. Я где-то читал. А в «Березке» — свежее. Второе — выясни, кто из гостей Маврина имеет возможность покупать в валютке? Из тех, кто приходил на юбилей.

Ерохин хотел возразить, но Фризе продолжал:

— Постарайся узнать, кого издают за границей, у кого счет во Внешэкономбанке. Узнай, как покупал пиво сам Маврин. Он это тайком от жены делал и я не сомневаюсь, что такие классики сами по магазинам не бегают. Даже по валютным. Значит, поручал кому-то. Потом мы с тобой сядем рядком и поговорим ладком о том, кто мог старику это пиво подсунуть? Будем думать, а не бегать. Время стрельбы закончилось.

Фризе, излив душу и выпустив пары, отбыл в свой кабинет, майор отправился вслед за ним. В комнату он не зашел, встал на пороге.

— Старик, ты и правда думаешь, что нужен весь этот твист вокруг пива?

— Я тебе поручал когда-нибудь заниматься глупостями?

— Бывало.

— Да зайди ты, наконец, в кабинет! Посиди пять минут.

— Если я сяду, то надолго,— вздохнул майор. Он был на удивление меланхоличным. «Выпили мы вчера много!» — решил Владимир и сказал:

— Не считай это мелочевкой, Дмитрий. Я тебе со стопроцентной гарантией могу предсказать результаты. Но нам не мои прогнозы нужны, а задокументированные факты.

Когда Ерохин ушел, Фризе достал список гостей на юбилее покойного Маврина и выписал повестки первым пяти. Это были критик Борисов, детективщик Огородников, абхазский прозаик с постоянной московской пропиской Убилава и два поэта — Лис и Двужильный. Повестки Владимир решил послать с курьером, чтобы уже завтра иметь возможность допросить этих людей.

В тот же день, вечером, ему позвонил Ерохин. Несмотря на минорное настроение, он хорошо поработал. Срок годности пива, которым баловался Чердынцев, был просрочен чуть ли не на год. Ныне покойный гангстер сильно подрывал свое здоровье пивными консервантами. А вот Маврин пил свежее пиво — «Березка» не подводила своих клиентов. Банка «Туборга», которым отравился Уткин, тоже была из «Березки», но партии оказались разные — разные серийные номера и сроки годности.