И вскоре пропали змеи на острове Коренец. Будто их вымело метёлкой. Жители ходили по всему острову от берега до берега и не могли найти ни одной змеи, чтобы хоть для интереса посмотреть. Потому что удивительно же — сколько их было, а теперь ни одной. Порой на тропинке попадалась дохлая змея, но это, как вы понимаете, не интересно и даже не страшно, а только противно.

Вера Ивановна, натянув до бёдер рыбацкие яловые сапоги, обследовала весь остров вдоль и поперёк, пристально всматриваясь в тропинки, и лично убедилась, что теперь никакой опасности нет. Она успокоилась и разрешила Васе гулять, где ему вздумается.

— Спасибо капитану Чугунову, — сказал Вася. — Я приготовлю ему в подарок копчёных угрей.

Он перевернул лодку, зашпаклевал мочалом и замазкой рассохшиеся щели, просмолил дно и покрасил борта. Потом спустил лодку на воду, взял удочки и поплыл под западный берег, где водились длинные и жирные угри.

И только жалко было, что он написал Аркашке Слёзкину, чтобы тот не приезжал по причине опасности укушения змеёй, А то провели бы лето так интересно, как никогда в жизни.

«Ну и ладно, — думал Вася, — ничего ещё не потеряно, через год опять будет лето, и тогда приедет Аркашка, и мы сплаваем на затопленный пароход под южным берегом, а может, и ещё подальше, на неведомый и не нанесённый на географическую карту остров…»

Кончилось лето, и штурман Бобров доставил его в шлюпке с чемоданом на борт «Лоцмана», чтобы ехать на материк, в школу.

Штурман Бобров стоял на мостике вахту. Когда выбрали из воды якорь, он отпустил матросов вниз и сам спустился в ходовую рубку. Вася пошёл туда вслед за ним и пристроился в уголке, чтобы не мешать ни штурману, ни рулевому. Он смотрел на лохматые облака и холмистое серое море и ощущал горделивую радость от того, что является одним из очень немногих на свете мальчиков четвероклассного возраста, которым позволено находиться в настоящей ходовой рубке настоящего корабля и смотреть, как настоящий штурман прокладывает настоящий курс, а настоящий рулевой правит по этому курсу, и, может быть, потом и ему, Васе, дадут подержаться за штурвал…

А штурман Бобров, закончив свою работу по прокладке на карте курса корабля, осмотрел море и небо и, не углядев ничего опасного для плавания, опёрся локтями на гирокомпас и начал рассказывать.

— Много разных судов плавает по морям, — говорил он Васе, — и каждое судно делает определённое, нужное человечеству дело. Рыболовное ловит рыбу, этим его задача исчерпывается. Грузовое судно развозит грузы, а пассажирское возит пассажиров. Ледоколы, танкеры, спасательные и экспедиционные суда всегда употребляются в целях, соответствующих названию. Наше гидрографическое судно «Лоцман» задумано и приспособлено тоже для определённого дела, — говорил штурман. — Ранней весной, когда птички-зяблики возвращаются из Африки домой, а на море сходит лёд, «Лоцман» расставляет на фарватерах — наиболее выгодных для судоходства морских путях, — на всяких рифах, мелях, затонувших судах и прочих морских опасностях буи и вехи. Веху-то поставить просто, а вот с буем приходится долго возиться. Буй — это громадная бочка с якорем и с надстройкой, в которой горит фонарь.

— Я знаю, — кивнул Вася. — Видел их и в море и на берегу.

Штурман улыбнулся, закурил и продолжал рассказывать.

— «Лоцман» промеряет глубины в море, — говорил штурман Бобров, — всё лето поддерживает исправность навигационных знаков. Это приходится делать потому, что их постоянно срывают, ломают и топят ветры, волны и лихие малоопытные штурманы своими пароходами. В результате такой трудной и не всегда безопасной работы плывущий к нам издалека пароход подходит к берегу как по хорошо оснащённому дорожными знаками шоссе. Ему ободряюще мигают огни маяков и буев. При тумане он слышит предупреждающий об опасности бас ревуна и знает, что ждёт его там, впереди за туманом. Но сколько ещё всяких прочих важных дел, — говорил штурман Бобров Васе, — приходится выполнять нашему «Лоцману»! На многочисленные острова, вроде твоего, мы завозим продукты и технику, дрова и ацетилен, уголь и обслуживающий персонал, телевизоры, ванны и даже ёжиков. Мы возим в школу таких, как ты, детишек — завтра зайдём на Нерву за маленькой Галей, которая поедет в первый класс. Мы оказываем помощь рыбакам, которые терпят бедствие в море. Мы даже участвовали в проведении на островах переписи населения. И для того, чтобы переписать, скажем, тринадцать жителей острова Саари, который ещё меньше твоего, шесть матросов, штурман, член комиссии по переписи населения должны были с головой окунуться в море, высаживаясь со шлюпки на обледенелый гранит берега.

— А глубокой осенью, — продолжал рассказывать штурман Бобров, — мы выходим снимать буи и вехи. И на этой работе — известно ведь, какие штормы бывают у нас в ноябре, — матросы вымокают до костей, не окунаясь в море. Потом прочнеет лёд на заливе, а «Лоцман» всё плавает и плавает от острова к острову, по гидрографическим участкам, и в последнюю неделю декабря, пробираясь сквозь льды неимоверными усилиями экипажа, мы развозим по островам новогодние подарки для маячников.

В этом последнем рейсе, — улыбнулся штурман Бобров, — команда получает наконец подарок и для себя.

— Какой подарок? — полюбопытствовал Вася.

— Самый новогодний, — сказал штурман. — Мы набиваем трюм ёлками. Отборными, мохнатыми, тёмно-зелёными прекрасными ёлками, по которым тоскуют во сне детишки, которые пахнут благодатью ясного наслаждения, и смолой, и земляникой, и тёмным бором. «Лоцман» привозит этот запах в пропахшую углем и железом гавань. И уже не пахнет в гавани ни углем, ни железом, когда мы раскрываем трюм… Пойду-ка я на мостик, определю наше место в море.

Когда штурман вернулся и нанёс на карту место корабля, Вася спросил:

— А куда мы сейчас идём?

— Да вот видишь, штормик был недавно, — ответил штурман. — Сорвал буй на банке Средняя. Штатный буй, международного значения, обозначенный на всех картах и в лоциях. Послали нас его восстановить. И опять-таки подкинули попутную работёнку: кое-что погрузить на борт, кое-что выгрузить, кое-что перевезти из одного места в другое, тебя с Галей в школу доставить да снять недавно выставленные для временной надобности нештатные буи. Часа через два подойдём к тому месту, где они поставлены.

— Не «часа через два», а через один час сорок три минуты! — строго сказал, заходя в рубку, капитан Чугунов.

… Чем ближе к буям, тем больше разного народу собирается на палубе у лебёдки. Боцман, матросы, механики. Даже электрорадионавигатор, которому ни по возрасту, ни по здоровью, ни по должности не положено работать на палубе, а положено заниматься своей радиолокационной станцией в тёплом помещении, где ни брызг, ни ветра и приятно пахнет разогретой изоляцией. Но он знает, что у товарищей работа тяжёлая, рискованная и пригодится каждая пара рук.

«Лоцман» подходит к бую, ласково касается его бортом. Два матроса лезут за борт, прыгают на буй, шаткий и валкий. Они прихватывают буй тросом, крепят к кольцу крюк грузовой стрелы. Перебираются обратно на палубу. Штурман Бобров поворачивает штурвал лебёдки. Буй, всхлипнув, чмокнув, вырвался из воды. Закачался, подвешенный за ребро, но его тут же аккуратно затягивают на судно, опасаясь повредить фонарь. Потом, через каждые пять метров перехватывая якорную цепь, той же стрелой выбирают якорь, на котором держался в море буй.

Уже стемнело, когда подняли на борт второй буй. И «Лоцман» отправился в ближний порт, и на обоих его бортах часто мигали фонари буев, прорезая вспышками тьму осенней ночи. Матросы растаскивали упавшие кучей якорные цепи, ставили поближе к середине палубы полутонные якоря, мыли из шланга деревянный настил, испачканный донной глиной.