— А что делать?

— Подумать…

— Может, я спрячусь до отхода «Лоцмана»? — оглядевшись, спросила Галя тихим голоском.

— Тут спрячешься, — печально вздохнул Вася. — В полчаса найдут.

— А ты говорил, что у тебя есть какой-то «Таинственный грот».

— Не такой уж он таинственный, — махнул рукой Вася. — Про него Аркашка знает же.

— Что, выдаст? — насторожилась Галя.

— Специально не выдаст, конечно, — объяснил Вася, — но из него вытряхнуть тайну не так трудно. Он парень не очень мужественный. В общем, грот никак не годится.

— Ты так говоришь, будто хочешь, чтобы меня увезли на Нерву, — обиделась Галя. — Не очень-то и хотелось здесь оставаться.

Галя поднялась на ноги и стала отряхивать песок с коленок.

— Погоди, не выступай, — потянул её за руку Вася и усадил снова. — Давай вот что сделай: поговори с мамой по радио. Это единственный способ. Может, она и разрешит, если убедительно попросишь.

— Жутко не люблю просить, — вздохнула Галя.

— А кто любит? — посочувствовал ей Вася. — Никто не любит просить, а приходится. Выбирай из двух зол меньшее: просить и оставаться — или не просить и ехать на Нерву.

Галя думала, думала, какое зло меньше, всё продумала и пошла к радистке Соне. Радистка соединила её по радио с мамой. Ругала её мама по радио очень долго, строго и многословно, но всё-таки в итоге разрешила ей остаться на несколько дней — до следующего рейса «Лоцмана».

— Я только потому тебе разрешаю, — сказала по радио Галина мама, — что я сейчас слишком на тебя сердита, и если ты сейчас явишься мне на глаза, я тебя так накажу, так накажу…

Она не сказала подробно, как накажет дочку, а только в трубке что-то чмокнуло, всхлипнуло, и разговор на этом прекратился.

— Ладно… — Голос Гали дрогнул, она отвернулась, закашляла и стала утирать лицо подолом платьица. — В нос что-то попало… До следующего «Лоцмана» я здесь.

«Лоцман» ушёл в море, а Галя с Васей и Аркашкой пошли ловить длинного, толстого угря.

На острове остался и скульптор Георгий Александрович с двумя рабочими. Один за другим они тащили тяжёлые ящики за лес, на Южный, мыс. Георгий Александрович придумал даже для ящиков специальный транспорт под названием «волокуша». Это такая тележка без колёс, на гладких полозьях. Везти на ней ящик гораздо легче, чем тащить на руках, хоть она и без колёс.

Потом каждый день с самого утра Георгий Александрович и рабочие уходили на Южный мыс и возвращались поздно вечером, перемазанные чем-то серо-белым.

Вася с Галей и Аркашкой настораживали каждый день капкан на зайца и не очень-то интересовались прочими делами и событиями. Заяц никак не хотел ловиться в капкан. Он был умный и опытный заяц, понимал что к чему и дорожил свободой. Ребята решили бросить эту затею, вернуться к своей «Каравелле», сплавать ещё раз на десантное судно и оторвать от него медную доску с названием. Других ценностей на том судне, как уже говорилось, не было. Поэтому ребята взяли в лодку тяжёлый ржавый гвоздодёр, которым рассчитывали поддеть и отломать ценную медную доску. Что потом делать с этой доской, они сразу не решили; отложив вопрос на будущее. Так или иначе, прежде чем что-то делать, надо её от корабля оторвать.

«Каравелла» под своим гордым парусом подошла к десантнику и с некоторой долей брезгливости клюнула его изящным форштевнем в ржавый, покосившийся борт. Сначала на палубу десантника вылез Вася и закрепил носовой канат. Потом поднялись Галя и Аркашка, волочивший кривой гвоздодёр. Целеустремлённый Аркашка сразу направился к медной доске и стал приспосабливать к ней свой инструмент. А Вася и Галя, более по натуре своей склонные к исследованию, нежели к добыче, полезли по ржавому и перекрученному трапу на покорёженный ходовой мостик. Каким-то чудом не оцарапавшись об острые края рваной обшивки, но здорово перепачкавшись ржавью, они осмотрели весь мостик и пришли к общему выводу, что всё: этот корабль уже не отремонтируешь и не восстановишь. Но вывод, конечно, выводом, а душа человеческая, расположенная к мечтам и фантазиям, нередко игнорирует здравомыслящие выводы и заставляет нас вести себя так, будто никаких удручающих выводов и не было сделано минуту тому назад.

— Но всё равно, Галка, — сказал Вася. — Если в этом корабле зачинить все дырки, а потом откачать из него воду, он будет плавать как настоящий.

Далеко внизу противно скрежетал Аркашкин гвоздодёр.

— Чудесно, — сказала Галя. — Мы бы всё внутри почистили, сделали красивые каюты и салон. И поставили бы в салоне настольный бильярд. Я очень люблю играть в настольный бильярд.

— Салон — это не главное, — возразил Вася. — Сперва надо починить машину. А потом как следует оборудовать ходовой мостик. Чтобы на нём были штурвал, компас, барометр и кренометр.

— И прожектор, — добавила Галя.

— Конечно! — подтвердил Вася. — Ночью без прожектора плавать очень опасно, особенно в неизвестных морях, которые ещё не оборудованы навигационными знаками и где нет маяков.

— А мы с тобой поплывём в неизвестные моря? — воскликнула Галя, ухватив его за руку.

— Поплывём, — уверенно сказал Вася. — В известных мы уже плавали, тут неинтересно. Ни китов, ни осьминогов, ни необитаемых островов. А там… — Вася раскинул руки, — куда ни повернёшь штурвал, всюду неизвестные необитаемые острова, а на них кокосовые пальмы, тигры, кобры, орангутаны и туземцы. Курс норд-норд-вест! — закричал Вася. — Сигнальщик, доложить, что видишь впереди по курсу!

Галя пригляделась и сказала:

— Вижу впереди необитаемый остров Коренец! А на нём три белых туземца делают что-то такое непонятное. Они чего-то строят!

— А ну-ка…

Вася пригляделся, прикрывая глаза рукой от клонившегося к западу солнца.

— Это дядя Георгий с рабочими, — сказал он.

— Ты знаешь, чего они делают?

— Нет, — сказал Вася. — И не надо смотреть, они просили не подглядывать.

— Но они же не увидят, что мы подглядываем! — возразила Галя. — Никто ничего не узнает.

— Как это «никто»? — удивился Вася. — Мы-то будем знать, что мы подглядывали.

— Мы — это ничего, — сказала Галя. — Я же сама себя ругать не буду за подглядывание!

— Ты не будешь, а я буду, — грустно сказал Вася. — У меня натура такая. Я иногда сам себя больше ругаю, чем мама или учительница. А иногда они меня ругают, а сам я себя не ругаю, потому что не чувствую никакого преступления, а чувствую, что я ни в чём не виноват. И тогда мне ничуть не стыдно, что ругают. Странно, да?

— Очень удивительная у тебя натура, — сказала Галя. — Зачем же самому себя ругать, когда так много есть разных людей, которые всегда тебя ругают. Себя надо хвалить, потому что хвалят редко и хваления всегда мало и недостаточно.

— Самому себя хвалить — это не то удовольствие, — покачал головой Вася. — Рулевой, курс вест-зюйд-вест по компасу!

— Есть вест-зюйд-вест по компасу! — отрапортовала Галя и перестала подглядывать за дядей Георгием, потому что корабль теперь плыл в другую сторону.

Внизу на палубе что-то гулко прогрохотало.

— Стоп машина! — скомандовал Вася. — Боцман, правый якорь отдать! На клюз пять смычек… Эй, Аркаха, что у тебя там?

Вася перегнулся через ржавый поручень, окончательно загубив выданную ему утром свежую рубашку.

— Ура! — проорал Аркашка. — Отодрал доску! Только у меня гвоздодёр утонул…

— Как утонул?! — возмутился Вася. — Это же казённое имущество, оно в ведомости записано. Зачем же ты его над бортом держал?

— А я его и не держал над бортом, — сказал Аркашка. — Он упал торчком на палубу, проткнул её и утонул.

— Вот до чего проржавел корабль, — покачала головой Галя. — А ты говоришь: в неизвестные моря. На нём до Нервы не дойдёшь.