«Посидели – покурили…» Посидели – покурили, Выпили и повторили. Он молчит, и я молчу. – Может, песню? – Не хочу. Я люблю таких спокойных: Ни тебе речей окольных, И ни жалобы, ни вздоха, И когда красиво пьёт. Но тревожно мне и плохо, Что он песен не поёт… Потоп В виду большого потепления Внушительные подтопления Грядут. Трёх лет достанет, чтоб Случился форменный потоп. А мы с женой Отнюдь не ноем. Она твердит: «Ты станешь Ноем!» Реликт Среди других реликтов Литературных чащ Владимир Бенедиктов Томительно звучащ. Он в гении не рвался – Гори оно огнём! Жуковский отзывался Восторженно о нём. Тургенев до рассвета Стихи его читал. Белинский за поэта, Напротив, не считал. Остался Бенедиктов К чужим оценкам глух, И хор чужих вердиктов Его не трогал слух. Не гоже в драку рваться И в петушиный бой, Затем, чтобы остаться Навек самим собой. Страда Все мужики – в упругой силе, И все досужи покосить. Покрасовались, покосили, Пора бы и перекусить. Мы чёрный хлеб вкушаем с луком, Мы лук обмакиваем в соль, И в том, что царствуем над лугом, Не сомневаемся нисколь. Мы и сказать бы не сказали, Мы и помыслить далеки: Какими жуткими глазами Глядятся в небо васильки. Они и скошенные дышат И голубым огнём горят, Они и видят всё, и слышат, И ничего не говорят… Солдатский сон В сонное облако тихо ступаю, Шапкой туманы мету. Клятва нарушена. Я засыпаю На полуночном посту. Вижу – цыганка на картах гадает, Вижу – на Страшном суде Мать безутешная горько рыдает, Волосы рвёт на себе. Жадно душа моя жизни взалкала! – Ставьте других на вину – Кровь размозжённого в схватке шакала Пью в басурманском плену. Снова ведут меня шумным кагалом На человечий базар. Полосонули по горлу кинжалом, Возликовали: «Ак бар!» Господи правый, яви своё чудо, Раны омой и утри, И на бессрочную службу отсюда Душу мою забери! Соло Моё классическое рвение И поэтическое пение, На счастье или на беду, Между собою не в ладу. С годами я пою всё глуше. Жена, не затыкая уши, Смиренно слушает меня, Ни в чём солиста не виня. Однако всякое бывает. Как только ссора назревает – Уединяясь, я пою, Чтоб наказать жену свою. Но и супруга не зевает – Присаживаясь, подпевает… Сон в летнюю ночь Ещё и волк не завывал, Ещё и сыч в ночи не ухал, Но я свой час не прозевал, Я уловил сторожким слухом И плач на озере, и плеск Я видел при луне воочью: Среди подружек горше всех Ты убивалась этой ночью… А на рассвете соловьи Прогнали сон пустой и вздорный… Но пахнут волосы твои Знобящей свежестью озёрной! Срочные дела О чём бы натура моя не радела, Но спешка и суетность мне не к лицу. Я думал, что делаю срочное дело, А год сумасшедший подходит к концу. Пора бы оставить привычки порочные, Стряхнуть беззаботно тревоги с чела, Закинуть подальше дела свои срочные, За наиважнейшие взяться дела. Отречься в момент от ярма атаманского, Свой неприкасаемый вынуть запас – Откупорить с громом бутылку шампанского И выпить, чтоб брызнули искры из глаз! Счастье Солдат подбил три танка кряду В бою за город Ленинград. Десятидневную в награду – Побывку получил солдат. Героя вёз товарный поезд, Потом полуторка везла И пел страданья санный полоз До вологодского села. И видит он: избу стогами Укрыли белые снега. Он разметал их сапогами, В окошко постучал слегка. Жена услышала, привстала, Дивясь: как по ночам светло! И подошла, и задышала В заиндевелое стекло. Прожгла дыханием и взором Кружок величиной с яйцо. И вдруг за сказочным узором Протаяло его лицо! Она блаженно улыбнулась, Перекрестясь, исторгла стон И от окошка отвернулась: Какой счастливый снится сон! Солдат в окно смотрел сквозь слёзы. По грудь укутанный в снега Смотрел, боясь разрушить грёзы Промёрзшим скрипом сапога. Солдат смотрел, а счастье длилось, И в зачарованном краю Оцепенело, заблудилось, Спаслось в ночи и поселилось В избе родимой, как в раю. |
