Отлепившись от подоконника, Сергей подошел к стулу, стоящему у койки, развернул его спинкой ко мне и сел верхом. Теперь он был совсем рядом, только руку протяни. Но полные презрения глаза говорили, что мы дальше друг от друга, чем галактики во вселенной. Он верил, по какой-то непонятной мне причине, верил обвинениям, сфабрикованным непонятно зачем против меня.

— Это я не знал, Даша, с кем связался. Оказывается ты у нас аферистка, специализирующаяся на продаже новорожденных детей, — от этих слов я дернулась, как от пощечины. Лучше бы ударил, чем говорить обо мне такое. — Сначала твой бывший и ты продали собственного ребенка в роддоме. Оба отказались от прав и, заполучив деньги Шалых, мирно разбежались, — он умолк, ожидая возражений. Все, что я могла — смотреть на него остановившимся взглядом, чувствуя, как каждое его слово режет меня без ножа. — Ты выждала время… целых пятнадцать лет. Выдумала акушерку с признаниями и решила нас шантажировать. А пока обрабатывала меня и Романа, готовила новое преступление. Я читал дело и в курсе, что вы хотели предложить новорожденного Артура подпольным перекупщикам. Взять деньги, но ребенка не отдавать. Решили кинуть их. Так рассказал следствию Заварзин. Могло выгореть, но про ваши махинации узнала жена Заварзина, Маргарита. Она и сдала вас полиции.

Я сидела как громом пораженная. Ни о чем таком даже не предполагала, не знала, не думала.

— Зачем? — только могла прошептать. — Зачем мне это все? У меня любимая работа, любимый сын, ты… любимый…

Последнее слетело с губ само. Гримаса боли на секунду исказила лицо Шалого.

— Не надо, Даша, — в голосе слышался предупреждающий грозный рык. — Я же поверил тебе. Поверил, что ты жертва, несчастная мать, пришла ко мне ради сына. А ты… — он опустил голову, перестав сверлить меня взглядом, — решила еще и подзаработать на этом. Поняв, что я у тебя на плотненьком таком крючке, собиралась кинуть Заварзина. Зачем тебе червяк, когда клюнула такая крупная рыба, как Шалый с его миллионами, — он вскинулся, обжигая презрением. — И ты решила убить двух зайцев одним выстрелом. Поднять свой статус за мой счет и поправить свои финансовые проблемы.

Как же больно-то… Неужели он сам верит в то, что сейчас говорит…

— У меня нет проблем. И статус твой мне не нужен. Я пришла ради сына, — твердо повторила за ним фразу. — Только ради него. У полиции нет и не может быть никаких доказательств против меня. Все сфабриковано.

— Есть, Даша, все есть. Есть фото, где ты и Заварзин договариваетесь с перекупщиком о продаже мальчика. Очки нацепила. Думала, не узнаю. Умненькая, стараешься быть незаметной и не узнаваемой. На встрече помалкиваешь и пишешь сумму на листе. Есть записи телефонного разговора, где ты предлагаешь Александру Заварзину продать его сына. Эта запись есть и у меня. Вы говорили из офиса… Номера счетов, куда поступили деньги, так непредусмотрительно оформленные на твои паспортные данные. Шикарный прокол. Ты же не глупая, чтобы так подставляться. Или я, дурак влюбленный, увидел то, чего в тебе никогда не было, — он сжал в кулаки пальцы рук, лежащих на спинке стула. — У следствия есть все, чтобы засадить тебя и твоего подельника на десяток лет, кормить сибирских комаров.

— Ты же знаешь, что все это неправда, — я настолько растерялась, что не знала, что еще ему сказать, как себя обелить. — Это не я. Сашка мстит за отказ. Я же никогда… тем более ребенка…Почему ты мне не веришь?!

— Вот и расскажешь все следователю, — он резко поднимается, окидывает меня полным разочарования взглядом, швыряет ордер на стул и идет в сторону двери, не оглядываясь. Уже на пороге останавливается и бросает:- Дениса я заберу к себе. За него не переживай.

Сергей

Чувство вины, сомнения грызли всю дорогу, пока я шел на выход из больницы. Я всегда принимал решения и не сомневался. А тут… сомневаюсь. Из головы не выходил Дашин растерянный вид и голос. Такое не сыграть специально. Она точно не ожидала обвинений. Была уверенна, что все сойдет с рук или не виновата. Как я хочу, чтобы все было именно так. Но факты упрямая вещь.

Охрана вежливо распахивает передо мной двери. Торопливо шагаю по дорожке к выходу с больничной территории. Точно пытаюсь сбежать. С неба срываются редкие снежинки. Пальто нараспашку. Но холодно не от вечернего морозца. Душа застыла от тяжелых мыслей о любимой женщине.

Мой автомобиль подогнали к самым воротам. На выходе меня догоняет Роман. Он успел переодеться и сбежать из больницы. Брат молча садится на пассажирское сидение. Благодарен ему за молчание. Мне нужно успокоиться. Все хорошо продумать и решить, что делать дальше. Как же не хочется верить фактам, лежащим в папке здесь же на заднем сидении автомобиля. Как хочется выкинуть все из головы, забыть и продолжать верить своей любимой женщине.

— Дашу сейчас оформляют в СИЗО. Ты считаешь, что ей там место? — Роман нарушает молчание, прерывая мои мысли.

— Будет ближе к своему Заварзину, — огрызнулся я.

Упоминание ее бывшего подняло улегшуюся было ярость, смывшую горечь сожалений. Я крепче сжал руль и вдавил ногу в педаль газа, прибавляя в скорости. Авто послушно рвануло вперед, легко обходя устало плетущиеся автомобили. Меньше всего мне сейчас хотелось поднимать тему Дашиного бывшего. Кулаки сжимались, и не находилось ни одного цензурного слова при мысли о нем. Бросил на брата предупреждающий взгляд.

— Да ладно, брат! Ты ее ревнуешь! — Роман изумленно цыкнул и покачал головой.

Cо мной что-то не так? Или Даша того не стоит? Даша стоит и большего… стоила…

— Чему удивляешься? Я что, не такой же человек как вы все?

В слабостях признаваться трудно. Это Даше я бы ни за что не признался, что ревную. Но брат — это брат. Мы с ним ничего не скрываем друг от друга. Это всегда выручало. Когда у одного слетала крыша, второй трезво мыслил и не давал наделать глупостей. Роман решил, что на этот раз его очередь быть рассудительным. Пусть старается, для разнообразия.

— Дело не в этом. Крышу женщины нам рвут капитально — это факт. Но ты сам себя слышишь? Ты мог ревновать к тому же Борисычу… Не знаю… ко мне, но к этому… — он не закончил, решив не материться.

Упоминание ее бывшего разбудило новый приступ ревности. Я-то всегда считал себя не ревнивым. Теперь все сошлось, встало на свои места, и стало ясно, почему Даша к себе никого не подпускала. И меня тоже не особо желала. Я не давил, не принуждал, но и она не горела желанием. Горела она к другому — бывшему. Брату смешно это слышать. Забыл, видно, что любовь зла…

— Это для тебя и меня он этот, а для нее… — я тоже не стал озвучивать то, из-за чего последние несколько часов сходил с ума.

Вникал в подробности дела, заведенного в прокуратуре. Внимательно читал досье на Дашу и Заварзина, которое предоставил мне Роман. Да, Роман с маниакальной педантичностью собирал досье на тех, с кем когда-либо имел дела. Картинка складывалась совсем не такая, какую нарисовала мне Даша. Далеко не жертва, обманутая врачами и бывшим, а расчетливая аферистка. В аферистку тоже не особо верилось.