– Подвинься. – Лекс без спроса лег рядом: голова Сони оказалась на его плече, рука на его груди под рубашкой. – На сегодня мир. Ты устала – тебе нужен покой и тепло.

Она уснула и спала без сновидений до самого утра, ощущая рядом надежную защиту. Проснувшись, не сразу открыла глаза. Оказывается, тело, настоящее мужское тело источает аромат – почему не замечала раньше, когда обнимал папа или Артур? Рубашка брата наполовину расстегнута – ее рука на его голой груди, поросшей, пожалуй, заросшей. Откуда подобные мысли?! Соня почувствовала, как краснеет. Хорошо, что он спит. Лекс прикрыл глаза – не хотелось пугать девочку. Он не спал всю ночь, пытаясь забрать все страхи маленькой сестренки. Соня вздохнула громче, чем хотелось – Лекс зашевелился. Пора просыпаться.

Пока она находилась дома, между ними царил мир. Лекс не подшучивал, как обычно, над ней, но по-доброму помогал. В первый же день он отнес ее на кухню на руках, посадил на место, как обычно. Если бы это сделал Арт, она возмутилась, но на поступок Лекса Соня не нашлась, что сказать. Они разговаривали, вместе рисовали: он левой, она правой рукой, смеялись. Даша была рада перемирию между ними. Артур не вмешивался, занимался с мальчиками и был большой куклой Иришки. Младшая радовалась, что Соня занята Лексом, ведь Артур теперь в полном ее распоряжении. Она не понимала, почему у него такие короткие волосы – косички не получались, бантики не цеплялись, заколки падали с головы. Почему большие руки? Как надеть на такие лапищи свои браслетики? Что значит, может, на куклу? Не хочет она на куклу – он лучше куклы. Артур забирал девочку на руки и подкидывал вверх. Иришка смеялась – да, приятно качаться на его руках. А еще приятнее кататься на нем как на лошадке. Она подгоняла его пяточками, он изображал иногда страх, иногда норов. Через три дня Соня предприняла попытку наступить на ногу – боль вполне приемлемая. Опухоль спала, нога казалась вполне нормальной. Лекс, увидев ее стоящей на больной ноге, начал ругаться. С ней все хорошо. Настолько хорошо, что готова к урокам фехтования? Разумеется – приняла вызов Соня. Не хватало только вздернутого носа. Хотя… руки, упертые в бока – чем хуже вздернутого носа? Лекс подошел к сестре, обнял и поцеловал в лоб.

– Прости.

Она хотела оттолкнуть его, но передумала – хорошо было на его груди. Черт! Слишком хорошо! Она пыталась оттолкнуть его.

– Тихо, строптивица, тихо.

– Пусти.

– Как пожелаешь!

Перемирие закончилось в тот день, когда Соня пошла в школу… Соня переживала столько эмоций, не понимая, порой, их природу. Она хотела с кем-нибудь поделиться, но с кем? Слишком одиноко. Лишь Лекс. Вечно он появлялся в самый неподходящий момент: она только надумает взгрустнуть, может, даже похлюпать носом, а тут он, противный – и ну, выводить ее из себя. Вот сегодня дал такую затрещину – она даже закачалась. А думала-то она о насущном (третий день подряд девчонки шептались о поцелуях – кто, как и сколько целовался). Похоже, все уже обцеловались, кроме нее. Соня пришла расстроенная из школы, хотела запереться в комнате – ввалился Лекс. Его вообще-то никто не звал. Он сделал вид, что не понимает. Перепалка закончилась быстро в его пользу: взгрел по попе и усадил за латынь. Соня возненавидела его.

Aequam memento rebus in arduis servare mentem. – Старайся сохранить присутствие духа и в затруднительных обстоятельствах.

Certum voto pete finem. – Ставь себе лишь ясные цели.

Festina lente. – Торопись медленно.

Educa te ipsum! – Воспитай самого себя!

Она перевела все фразы. Теперь надо выбрать одну и написать развернутое эссе. Урод! Он просто урод! Она ненавидит его!!!

Через два часа он вошел снова без стука.

– Стучать не учили? – взвилась Соня.

– Я могу чему-то удивиться в твоей комнате? – спросил Лекс.

– Может, я здесь голая!

– И что? Не беспокойся, я не испугаюсь твоего тела. Со временем, полагаю, оно будет весьма привлекательным.

Злость Сони вышла за рамки – даже пальцы стали подрагивать. Она сейчас его… он сел рядом, совсем рядом, взял ее пальчики в свои руки, начал растирать.

– У тебя озноб.

– Нет, – неуверенно ответила Соня.

– Мне виднее.

Он не выпускал ее рук. Зачем-то даже поцеловал каждый пальчик. Соне стало приятно, пусть немного не по себе. Лекс заглянул в глаза. Оказывается, его взгляд может быть… странным… улыбка… Сердце стукнуло слишком громко. Она испугалась: вдруг кто-то услышит.

«Ничего не бойся, моя хорошая», – прошептали его губы.

«Совсем?» – спрашивали ее упрямые глаза.

«Совсем», – отвечали его.

«В жизни много чего надо бояться», – возмутился детский разум.

«Порой, бывает разумно бояться… Может, следует надеяться и верить?» – тихо спросил юноша.

– Надеяться на что?

– На воплощение своих мечтаний.

– Если я хочу верить в сказку?

– Про принца и принцессу?

– Да.

– Так надейся и верь. Закрой глаза.

Она послушалась – прикосновение губ оказалось сказочным. Веки чуть дрогнули под его поцелуями. Даже с закрытыми глазами она почувствовала его улыбку.

– Обещай, что пока… что ты не станешь спешить взрослеть.

– Почему?

– Потому что человек не дорожит настоящим в ожидании будущего. Вдруг этот миг – один из лучших?

– Мне стоит тебе поверить?

– Стоит.

– Хорошо…

Новогодние праздники прошли быстро, шумно, весело, многолюдно. Даша думала, что ей будет тоскливо без Юлиуса – во второй раз в жизни она встречала Новый год без него. Магда с Артуром не позволили скучать – это первый Новый год с ней, ее детьми.

Потом приехал Юли…

Даша вместе с остальными сидела в просторном кабинете мера района в ожидании начала заседания – оно задерживалось. Наконец, дверь открылась, но вошли военные: Иоганн и Стив, братья Юлиуса, за ними глава района. Стива некоторые знали, на Иоганна посмотрели с недоумением. Когда он представился, поняли, что перед ними не Юлиус Станиславович. Даша нахмурилась – что-то не так. На нее поглядывали с интересом: сколько братьев у ее мужа? Доподлинно известно, что один работает в школе, теперь еще двое. Пока Даша не стала директором школы и не была вынуждена присутствовать на совещаниях администрации района, ее мало интересовало, как люди относятся к мужу. Теперь многое изменилось. К присутствию Семена на подобных встречах она привыкла, но не к родственникам. Иоганн что-то написал на листе бумаге и пододвинул Стиву, тот начал задавать вопросы главному архивисту. Человек вспотел от внимания, которое привлек к себе. Стив как назло все спрашивал и спрашивал, архивист предоставил карты. Иоганн взял их и начал рассматривать. Стив замолчал. Все ждали. Иоганн покачал головой – не пойдет.

– Нуж-ны кар-ты Ю-ли, – выдавил он.

В кабинет без стука вошел еще один военный – Семен, который, по сути, заменял теперь Бланки. Он положил перед Иоганном то, ради чего задержался на полигоне. Иоганн развернул карту, долго рассматривал ее, затем что-то показал Стиву, тот снова что-то спросил уже других. Так продолжалось полчаса, пока не открылась дверь. Юлиус Станиславович собственной персоной. Он поздоровался со всеми одновременно и ни с кем в отдельности. Даша заметила, что муж изменился: лицо обветренное, загорелое. Пальцы на руках перетянуты пластырем на фалангах. Вместо неизменной белой рубашки – защитная, вместо туфель – берцы. Явно не в духе. Он встал между братьями, которые посторонились, чтобы дать ему место, что-то спросил на непонятном даже для Даши языке. Стив ответил, Иоганн постучал карандашом по карте. Юли на что-то указал пальцем, Иоганн спросил у него. Они переговаривались между собой, измеряли, Иоганн считал в уме и записывал результаты. Иногда Стив спрашивал о чем-то кого-нибудь из присутствующих. В каждом населенном пункте необходимо найти место, которое подходит для этой троицы. Глава района был не в духе, но перечить Бланки не собирался – не случайно они здесь, хотя и не говорят причины. Спустя два часа Юлиус спросил Иоганна: