— У тебя ничего не выйдет. Ты не можешь прикоснуться ко мне. Я лекарь и не даю согласия на поединок! Так что тебе проще сдаться на волю Триединого и смириться со своей судьбой. Тогда, быть может, тебя пощадят, когда я о тебе доложу! — ухмыляясь сквозь слепую уверенность в своих словах, изрек жрец.

— Не доложишь! — выдохнул я выбрасывая в его сторону “Дуновение росы”.

Замедлилось время, и я слышал, как вопил Зэр Илькаар, слышал его долгое и раскатистое: “Нееееееееет!”, а потом зазвучала золотая кольчуга — это император спасал церковного лекаря от смертельного удара прямо в сердце. Однако она уже была использована сегодня и не могла удержать мой направленный Ци. Защита хрустнула, следом хрустнули и кости жреца, в крошево сминая его сердечную мышцу.

— Что ты наделал! Дурак! Изваяние деревянной козы! Теперь за тобой придет зверь серебряной лиги! — буквально простонал Зэр.

— Выбора не было. Ты же его слышал, нас бы нашли всё равно!

— Его можно было пленить и отдать Эйвину под стражу, и он бы просто для всех исчез. Мы могли бы снова двинутся в путь, а теперь благодаря тому, что у тебя вместо головы решето, ты, ваш мир и я обречены! — Тень Зэра осела на пол прямо рядом со мной, причитая, словно безутешная мать над фатальной глупостью своего чада.

— Ты не понимаешь, учитель. Этим ударом я дал шанс на спокойную жизнь Ларе и Блику и Филиции, если она вдруг очнется. Они ведь этого заслужили!

— К твоей Ларе снова придёт гильдия лекарей! И чем ты, мёртвый, ей поможешь?!

— Не придёт! — ответил я, срывая с жреца артефакт и тут же поглощая его.

— Шестой ранг истинной ступени бронзовой лиги, несчастный! Запомни это перед тем, как погибнешь!

— Смог Ящер, смогу и я, — выдохнул я, ощущая прилив сил и понимая, что место, где располагалась церковь Триединого, было ничем иным как сферой золотой лиги.

— Он маг! Тупица, он может бежать вечно!

— А я культивирую под руководством чемпиона шести лиг. И я не думаю, что я хуже. А бежать я могу и один. Так будет даже быстрее! — отозвался я, спешно покидая церковь.

— Тогда начинай бежать уже сейчас, потому как серебряный зверь уже встал на твой след!

— Сначала я приберусь вокруг “Корчмаря”. Ничего не должно указывать на то, что рядом с ним использовалась магия!

Ночь стала для меня ярче дня, будто звёзды вдруг начали светить в пять раз сильнее. Глубоко внутри пьянила эйфория культиватора, сквозь которую едва чувствовались обречённость и отчаяние, нахлынувшие сейчас на тень Зэра.

Я снова бежал по крышам. Бежал туда, где у гостиницы огнешаром Блика был заживо зажарен наёмный убийца, не боявшийся при жизни носить с собой сразу два арбалета, тогда как даже одна единица такого оружия была верным билетом на виселицу или плаху.

Разговор с носящими оружие у стражи и тайной службы в послевоенное время крайне прост: носишь оружие — значит, хочешь его применить; хочешь его применить — значит, ты разбойник, вор и душегубец, и тебе пора на веки вечные в залы стенаний. Или в залы покоя — тут уж одному Триединому решать, куда именно.

Как же всё некстати обернулось: только выиграл немного времени, как тут же попал в поле зрения жрецов и нажил себе врагов в лиге лекарей. Ну да ничего, и с теми, и с теми я ещё разберусь. Теперь главное — не попасться серебряному зверю, что бы это ни было.

— Зверь — существо хоть и глупое, но след своей жертвы чувствует подобно твоему сегодняшнему видению с тем же жрецом, — начал говорить Зэр, отойдя от злости то ли на меня, то ли на себя. Император почему-то считал себя виновным в моём поступке, хотя лично я ощущал, что поступил так просто потому, что не видел иного выхода. — Прямое противостояние с идущим по следу ведёт лишь к гибели, однако у каждого зверя есть сильные и слабые стороны.

— И какие будут у моего? — спросил я, на миг замирая на очередном откосе крыши.

— Для начала нужно пережить первое столкновение с ним, ибо даже самая слабая черта зверя старшей лиги — это верная гибель.

— И нет никаких способов, чтобы победить его?

— Это твоя кара, Райс, за тупость в культивации и за нарушение правил. Поэтому зверь придёт в разы сильнее того, за кем он охотится. Нельзя победить его в честном поединке, но можно бежать и культивировать, пока не сравнишься с ним в силах. И всё это время каждый культиватор будет стремиться тебя убить. Ты словно сам на время становишься зверем своей сферы. Теперь тебя можно убивать группой, нападать со спины, без объявления поединка, можно расщеплять твой артефакт или же поглощать его почти без штрафов, даже если твой противник будет на другой ступени. Для старшей ступени твой артефакт при поглощении теперь будет равняться первому рангу их ступеней.

— Почему так?

— Потому что это — награда за тебя, которую платят сферы. Их не волнует, из каких побуждений ты убил того жреца. Они карают тебя за нарушения их законов.

— Когда же придет зверь? И правильно ли я понял, что увидев его, ты сможешь понять, в чём он слаб?

— Он атакует в самый неожиданный момент и зеркально повторит твоё преступление в его облике и методе убийства.

— Как это?

— Убивал ты жреца наедине, и значит, зверь, возможно, придёт, когда ты будешь один, или так, чтобы никто не видел. В любом случае нужно ждать и всегда быть готовым.

Наконец я достиг места, возле которого все и случилось. У сгоревшего трупа повернувшись к нему спиной стоял дворник, опершись плечом о стену и явно чего-то ждал, всматриваясь в темноту, и покуривая самокрутную сигарету.

“Чего ты ждёшь? — мелькнула мысль. — Стражи, священников? Значит, уже доложил, значит, просто унести тело не получится… А почему, собственно, не получится?”

Быстрым движением я оторвал рукав своего окровавленного костюма и, разделив его ещё и вдоль, намотал получившуюся тряпку на лицо так, чтобы были видны лишь волосы и глаза. Копну чёрных, давно немытых волос, которые я пальцами откинул назад, удалось подвязать точно также способом лоскутом поменьше.

“Вероятно, в такой маске и костюме с одним рукавом я выгляжу более чем странно”, — задумался я и, поняв, что думаю совсем не о том, оборвал второй рукав. Оставшись в удобной безрукавке, я засунул оторванный кусок за пояс. Когда в конце улицы донеслись цокающие звуки конного патруля, дворник бегло глянул на труп, будто проверяя, не сбежал ли мертвец, и, удостоверившись, что всё хорошо, поспешно затушил самокрутку и негромко закричал, выходя навстречу всадникам и маша руками:

— Господа стража! Сюда, вот тут!

Мой прыжок приземлил меня мягко на цыпочки, подобно тому, как я прыгал на черепичной крыше во время тренировок. Застигнутый внезапной смертью убийца так и не выпустил из рук пару маленьких арбалетов. Это было хорошо — экономило время. Водрузив тело на плечи, я прыгнул вверх, точно так же как прыгал с раненой Ларой, и неспешно пошёл путями кошек и романтиков в сторону реки, лишь иногда ускоряясь для очередного прыжка с крыши на крышу.

Позади и снизу доносились объяснения дворника стражам, что труп только что был здесь и он ничего не выдумывает. Он ссылался на характерный запах гари, на что получил вполне резонный ответ: "Мало ли чем тут воняет. Может, это от тебя, пьяная ты морда?"

Дворнику ничего не угрожало, разве что подзатыльник за ложный вызов стражи. А для Лары и Блика это — минус улика. Я поймал себя на мысли, что надо будет как-нибудь навестить Лару и узнать, как она там. Если бы убийца стрелял не с двух рук сразу, а с одной, и, к примеру, с крыши, то убить нас шансов у него было бы больше. А так виноват сам: и промазал, и под огнешар угодил.

Гоня так от себя мысли о серебряном звере, я не заметил, как оказался сверху какого-то склада, стоявшего у самой реки. Я опустил внезапно отяжелевший труп на плоскую крышу и принялся более детально его осматривать.

В скрытом кошельке у самого пояса нашлись деньги: четыре серебра и мешочек медных монет. Это оказалось, пожалуй, единственным, что не впаялось в единую корку кожи и сгоревшей одежды, не считая арбалетов и восьми болтов к ним. Меня заинтересовала сложная, похожая на лошадиную сбрую система ремней, позволявшая убийце крепить оружие под мышками. Решив, что терять мне больше нечего, я начал стаскивать их тела вместе с кусками кожи. Пускай я никогда не стрелял из таких штук, но лишними арбалеты точно не будут.