Петрову утром возили к окулисту, Семёнову — на УЗИ и к акушер-гинекологу на приём, а к мелкому Ивэну опять приходил вызванный для консультации невропатолог. И каждый из врачей выписал километровые рекомендации и подробные назначения, с которыми Есения сейчас и разбиралась.

— Стелла исчезла, — Зоя Степановна плюхнулась на покачнувшийся под тяжестью тела стул и скривила губы. Полное лицо женщины покраснело, над верхней губой выступила мелкая россыпь капелек пота.

— Так, спокойно. — Есения резко поднялась, обошла стол и вручила администратору стакан с водой. — Что случилось? Как это — исчезла? У нас же всегда заперто, на окнах решётки.

— Я обошла весь первый этаж и на втором девчонок поспрашивала — её никто не видел. Мальчонка, главное спит, а матери нет нигде. — Зоя Степановна развела руками. — Меня минут двадцать не было на месте, продукты принимать помогала, задняя дверь на распашку в это время, ты сама знаешь. Получается, Стелла тогда и ушла. Только не пойму, куда и зачем? Она же мальчишку своего из вида всю неделю не выпускала, ни на минуту не оставляла, тряслась над ним. А тут, вдруг, ушла…

Зоя Степановна замолчала и с удвоенной силой принялась обмахиваться несчастным журналом. Есения тоже притихла и задумчиво сложила руки на груди крест-накрест, постукивая указательным пальцем по предплечью.

Стеллу она видела утром во время традиционного обхода и позже, когда врач осматривал Ивэна. Было ли что-то странное в поведении молодой женщины? Вроде, всё, как обычно. Стелла всегда пребывала в состоянии нервного напряжения, даже прописанные ей достаточно серьёзные лекарства не особо помогали и сегодня она так же дёргалась и озиралась по сторонам, а когда на улице раздался резкий звук автомобильной сигнализации — метнулась к окну и, спрятавшись за шторой, долго рассматривала залитую солнцем улицу. К необычному поведению можно отнести разве что пристальное внимание, с которым Стелла иногда смотрела на Есению, особенно в моменты её общения с маленьким Ивэном.

Пронзительный взгляд первый раз медсестра заметила в момент осмотра Ивэна невропатологом. Мальчик тогда раскричался, увидев незнакомца, желающего дотронуться до него, но сразу успокоился на руках Есении и доверчиво прижался к груди, уже без страха наблюдая за усатым дядькой в белом халате. Есения сама раздела мальчика и усадила на пеленальный столик для осмотра, а Ивэн, хоть и боялся и несколько раз порывался заплакать, но, раз за разом оглядываясь на спокойную Есению, всё-таки сдержался.

— Зоя Степановна! — окрик из коридора вывел женщин из задумчивости.

— Я тут! — администратор откликнулась и, неуклюже поднявшись с места, доковыляла до двери и выглянула из медицинского кабинета. — Что случилось, Вер?

— Что за переполох на первом в карантинной? Рёв стоит, мамки бегают, вас ищут. — Глаза пятидесятилетней уборщицы Веры Ткаченко блестели жадным любопытством, но удовлетворить его немедленно не получилось.

Зоя Степановна ойкнула, буквально отпихнула Веру и, как могла быстро, помчалась к лестнице на первый этаж. Есения тоже ничего не стала объяснять уборщице, закрыла кабинет и в считанные секунды догнала и перегнала администратора.

Детский крик разносился по всему первому этажу, отражался от стен и смешивался с разноголосым причитанием женских голосов.

— Может, скорую?…

— Да что ж он так орёт, я Ваньку еле уложила…

— Где же мать?..

— А где Зоя Степановна?…

— Нужно медсестру, наверное, позвать…

— Здесь мы, здесь. — Есения растолкала сгрудившихся в дверях палаты женщин, протиснулась внутрь и подбежала к манежу, где захлёбывался плачем перепуганный Ивэн. Подхватила его на руки, спрятала мокрое личико на груди и успокаивающе похлопала по спине. Ребёнок несколько раз судорожно, с всхлипом, вздохнул, вцепился руками в медицинский халат и затих, через каждый вдох постанывая и что-то лопоча.

— Ты смотри-ка, успокоился, — недоверчиво протянула одна из женщин. — А я хотела на руки взять, покачать, так он мне волосы чуть не выдернул и зашёлся в истерике.

— Так, мамочки, расходимся. — на помощь подоспела Зоя Степановна и принялась активно выпроваживать шумную толпу. — Идите к своим ребятишкам, мы тут разберёмся.

Сказать-то легко, но, оставшись наедине в опустевшей палате, Есения и Зоя Степановна растерянно переглянулись.

— Что делать будем, Есенька? Полицию вызывать?

— Не знаю. Наверное, нужно вызвать, — Есения присела на свободный стул возле детского манежа и посмотрела на притихшего ребёнка. На мокром лице мальчика проступили красные пятна, влажные волосы прилипли к голове, костяшки пальцев в сжатых кулачках побелели от напряжения. Ивэн вцепился в халат мёртвой хваткой и явно не желал отпускать. — Зоя Степановна, подайте его подушку, пожалуйста. Подложу под голову, а то лежит неудобно.

— Сейчас, — женщина наклонилась над манежем. — Ой, Есь, а что это?

Под подушкой лежал сложенный вчетверо лист бумаги, на котором крупно выведено неровным почерком: "Есении Владимировне лично в руки".

*

— Что это? Письмо вроде? Тебе, — Зоя Степановна протянула находку, а у Есении всё внутри сжалось от неприятного предчувствия. Ребёнок беспокойно дёрнулся, завозился на руках.

— Тсс, маленький, спи. — Машинально покачала Ивэна, погладила по горячей, взопревшей от долгого плача, спине и взяла свободной рукой сложенный лист-послание.

Неловко, двумя пальцами развернула плотную бумагу, посмотрела жалобно на расстроенную, но не скрывающую любопытства Зою Степановну, и опустила глаза, вчитываясь в строки, написанные нервным прыгающим почерком.

Есения Владимировна, простите, что всё вот так получилось! Поверьте, если бы у меня был выбор, я бы никогда не оставила Ивэна. Он самое дорогое, что у меня есть и именно поэтому я должна сейчас уйти, но обещаю — я вернусь. Мне всего лишь нужно немного времени, чтобы решить некоторые возникшие проблемы и всё, о чём вас прошу — не отдавайте Ивэна в больницу или детский дом, пусть он побудет пока с вами. Вы знаете, он очень избирательно относится к людям и редко кому позволяет находиться рядом с собой. Среди чужих ему будет очень тяжело, поэтому умоляю — не отдавайте, пусть он побудет с вами. Максимум через месяц, я обещаю, приеду и заберу Ивэна, мы с ним исчезнем из вашей жизни и до конца дней своих будем вспоминать вашу доброту.

Стелла.

— Ну что там? — Зоя Степановна рисковала заработать косоглазие, пытаясь прочесть неразборчивый, да ещё и перевёрнутый текст. — Есь, что написано-то?

— Всё плохо, Зоя Степановна. — Есения отдала письмо администратору, поднялась со стула с задремавшим ребёнком на руках и осторожно переложила его в манеж. — Ушла Стелла.

— Ой-ой! Полицию вызываем? — Зоя Степановна замерла настороженным сусликом и выжидающе посмотрела на Есению.

Медсестра же не могла отвести взгляда от Ивэна, забывшегося поверхностным беспокойным сном. Маленький и беззащитный, он вздрагивал и водил носом, принюхиваясь к чему-то. На живом подвижном лице то и дело появлялась недовольная гримаса, уголок рта дёргался в нервной ухмылке, а с губ временами срывался то стон, то всхлип.

— Я не знаю, Зоя Степановна. Не уверенна, — вздохнула Есения.

— Да как — не уверенна? Не можем же мы мальца просто так оставить. Есть порядок, нужно ему следовать.

— Я понимаю, Зоя Степановна. Всё понимаю. Но, вы читали записку? Стелла скоро вернётся, она же не насовсем ушла. — Есения говорила, словно сама себя убеждая, а не всполошившегося администратора "Надежды". — Давайте попробуем оставить пока, хоть на несколько дней, а там посмотрим?

— Да как же, Еся? А начальство? Не разрешат, ещё и выговор получим. Пиши потом объяснительные.

— Зоя Степановна, сегодня пятница, все уже по домам разошлись. Впереди выходные, мероприятий не запланировано, никого не будет.

Есения не могла толком объяснить, зачем собралась ввязаться в столь сомнительное дело. Зоя Степановна права — узнай кто о таком, по голове не погладят. Брошенный ребёнок, это вам не шутки и первым делом нужно было вызвать полицию. Но что-то останавливало Есению и заставляло нарушать все мыслимые инструкции и нормы.