Но… это её не обрадовало. Напротив, насторожило. Даже испугало. Из-за чего столько радости? Вроде нет видимого повода.
Ну а дальше ты уже знаешь…
Моя любовь к тебе стала для Лены главным доказательством моей вины.
А в чём моя вина?
Я ведь не машина. Я не могу включать и выключать свои чувства, когда захочется. И когда они включаются сами – разве я виноват? Могу ли я себя остановить? Могу ли запретить себе любить под тем предлогом, что женат, что у меня есть ответственность перед женой… Ведь я не отказываюсь от ответственности. И ничего аморального при этом не совершаю. Разве любовь вообще может быть аморальной? А со мной разговаривают так, будто чувства к другой женщине в то время, когда у меня есть жена – это аморально.
Я не заставлял Лену открывать мой компьютер и читать смс, адресованные тебе. Зачем она это сделала? Хотела узнать правду? Какую правду? Что всё хорошо, что никакая Тоня Иванченко в её жизнь не вмешается, не разобьёт? Неужели Лена даже на мгновение не задумалась о том, что может прочитать в моих записях и смс нечто такое, что лишит её равновесия?
И что теперь ей делать? Что мне теперь делать?
Эта история должна была остаться моей тайной, но всё вышло не так, как мне хотелось. И теперь приходится во всём тебе признаваться. Это нелегко. Ведь женщины всегда требуют выбрать: либо я, либо она. А я выбрать не могу.
Но и врать не хочу.
* * *
Следующий день прошёл в пасмурном настроении. Теперь не только Лена, но и я чувствовал себя подавленным. Радость, что ты где-то есть и что я могу тебя любить и разговаривать с тобой, куда-то ушла.
В тот день мне даже не захотелось звонить тебе, и я просто послал смс.
Вечером решил поговорить с Леной.
Когда я пришёл с работы, Лена была одна. Лиза ушла гулять. Я воспользовался этим и, переодевшись, зашёл в гостиную, где Лена сидела, обложившись газетами про работу. Сел на кресло. Лена отложила газеты и посмотрела на меня.
– Лена, я хочу тебе кое-что сказать… Ну, во-первых, дай мне комплект белья. Я переберусь в кабинет.
Хотел добавить «как ты хотела», но не стал её дразнить. К тому же вдруг Лена скажет, что передумала и не настаивает на этом. А я уже твёрдо решил перебраться в кабинет. Я знал, что не стану разрывать наших с тобой отношений, и в этой непростой ситуации мне хотелось чувствовать себя свободным. Затем произнёс следующее:
– Лена, я ещё раз хочу сказать, эта история не имеет к тебе никакого отношения, вы как две параллельные прямые, которые никогда не пересекаются.
Лена не дослушала и резко сказала:
– Ты меня предал. Ты объяснялся в любви другой женщине.
– Это моё прошлое, это отношения с моим прошлым, – терпеливо ответил я. – Ничего менять в своей жизни я не собираюсь. Я люблю тебя. Я жил с тобой и хочу в будущем жить с тобой…
Лена молчала.
Я подождал немного, затем встал и хотел уйти, но тут Лена отозвалась:
– Если так, то подойди ко мне.
Я подошёл, не зная, что она хочет. Лена протянула ко мне руки, я сел рядом, и мы обнялись. Ничего говорить больше не хотелось. Лена тоже молчала. Потом я встал и пошёл в ванную. Через некоторое время увидел в кабинете стопку чистого белья.
Обстановка немного разрядилась, и Лена даже спросила:
– Есть будешь?
Прогресс! Последние два дня меня вообще не кормили.
Глава девятая
Верить или не верить?
Я надеялся, что после нашего последнего разговора с Леной всё нормализуется. Ну, не то, чтобы станет по-прежнему, но мы хотя бы перестанем мучить друг друга. Я понимал, что Лена ждёт от меня каких-то внятных объяснений. Но сказать мне было нечего, и я тянул время, надеясь, что всё само собой образуется.
Но образовалось совсем не то, на что я рассчитывал.
В день выпуска газеты у нас в редакции назначается дежурный редактор. Он следит за вёрсткой газеты и готовит её к печати в типографии. Лена работала у меня в газете корреспондентом и сейчас была её очередь дежурить. Видя её состояние, я за несколько дней напомнил об этом.
Мы завтракали.
– Ты на этой неделе дежуришь, – сказал я, нарушив напряжённое молчание.
Лена отреагировала нервно и категорично.
– Я не буду дежурить. Я вообще больше не приду в редакцию.
– Почему?
– А ты не знаешь, почему?
– Нет.
– В редакции, наверное, все уже знают про твою историю. Я не хочу, чтобы на меня смотрели как на женщину, муж которой связался с другой женщиной. Ты будешь крутить шашни со своей бывшей одноклассницей, а мне, значит, делать вид, что ничего не происходит?
Слово «шашни» меня покоробило, но я сдержался.
– Никто ничего не знает.
– Откуда же тогда я про это знаю?
– Про что?
– Про то, что все знают?
– Не знаю, откуда ты это знаешь. Тебе неоткуда это узнать, – сказал я, стараясь придать голосу твёрдость, но в то же время почувствовал в словах Лены какую-то опасность. – Я никому ничего не рассказываю.
– Даже Нине?
Лена задала вопрос с вызывающим спокойствием.
Я запнулся. Нина Приватковская действительно уже многое знала. Она, конечно, болтушка, но она не могла разболтать мою тайну. Я не стал сознаваться.
– Даже Нине.
– Откуда же тогда Марина Фадеева об этом знает? – выложила Лена свой последний аргумент и многозначительно добавила: – Откуда она знает, что это твоя одноклассница? Что нет её прекрасней…
Услышав название моего письма-повести к тебе, я на мгновение растерялся.
Нина и Марина, которая была в газете моим непосредственным замом по информационной работе, дружили. Подруги и не такими тайнами делятся, а тут…
Мне ничего не оставалось, как пожать плечами.
Но услышанное встревожило.
Захотелось тут же выяснить у Лены обстоятельства получения этой компрометирующей информации, но тогда бы она сразу заподозрила, что я действительно что-то рассказал Нине. «Нет, ни слова». Я молча собрался и так же молча ушёл на работу. На лице ещё какое-то время удерживал выражение безразличия к услышанному, но в редакцию уже ехал, весь поглощённый этой мыслью: а вдруг?
Вдруг Нина и в самом деле рассказала? Я даже мысли не допускал, что моя личная история может стать предметом всеобщего обсуждения. Но теперь засомневался. К тому же одно дело, когда обсуждают тебя, тем более, когда ты сам дал повод, а другое – когда сплетничают про твоего близкого человека, про твою жену.
Эта мысль настолько овладела мной, что как только я зашёл в свой кабинет, первым делом вызвал Нину. Ничего не подозревая, она с улыбкой зашла ко мне. Не обратив внимание на её игривое настроение, я тут же тоном человека, которого предали, напрямую спросил её:
– Нина, зачем ты рассказала про Тоню? Я же тебя просил.
Нина замерла и изобразила крайнее удивление.
– Я никому не рассказывала…
– Откуда же Лена знает то, что знаешь только ты?
Нина чуть повернула голову в сторону, будто прислушиваясь, и улыбка сползла с её лица.
– Я никому не рассказывала.
Я в упор пристально и хмуро смотрел на Нину. Мне хотелось поймать её реакцию. Но Нина не отвела взгляда.
Впрочем, что это я… Прямо следователь.
Даже если и рассказала, я всё равно не могу переложить на неё вину за то, что поставил Лену в унизительное положение. В этом виноват только я один. Не надо было никому доверять свою тайну. Даже Нине. Мало ли на что я надеялся и о чём её предупреждал. А она вот взяла и рассказала.
– Всё. Свободна, – холодно попрощался я с Ниной и взялся за документы, давая понять, что разговор окончен.
Нина молча вышла.
Стало неприятно и одиноко. Так бывает, когда друг тебя обманул. А ты его уличил. Был друг, и вот уже нет друга. Вспомнился Вадим Швецов. Что ж это мне так не везёт с друзьями?
Через пятнадцать минут Нина сама зашла ко мне в кабинет. Её лицо было растеряно и без обычной маски уверенности в себе. Она остановилась возле стола, и в её глазах я увидел мучительную попытку что-то объяснить.