Ты была отличница, а мы тебя втянули в свою безответственную компанию. Ты раньше не прогуливала… А тут пришлось уйти с двух последних уроков. Валя уехала ещё раньше, чтобы подготовиться. Помню, как мы скрытно вышли из школы и направились в сторону проспекта Ленина. В новом учебном году это была наша первая с тобой встреча за пределами школы. С нами, конечно, была ещё разговорчивая Наташа Николаенко, но она мне не мешала, а наоборот, даже помогала своим присутствием.

Мы были веселы и возбуждены, чувствуя себя тайными прогульщиками, и радовались, что сейчас вместе. На проспекте сели в троллейбус и поехали в сторону «Космоса». Дороги я совсем не помню. Помню только, что когда мы вышли из троллейбуса, то перешли на другую сторону и углубились в проулок возле небольшого продовольственного магазина.

Наташа уже бывала у Вали и потому вела нас уверенно. Прошли один перекрёсток, другой, свернули вправо на небольшую улочку.

– Здесь, – сказала Наташа.

Зашла во двор, заглянула в окно, постучала и звонко крикнула:

– Принимай гостей, хозяйка!

Дверь отворилась и появилась Валя. На ней был передник, она улыбалась и что-то жевала.

– Здравствуйте, гости дорогие, прошу в дом, – театрально сказала она и гостеприимно повела рукой. – Только у меня ещё ничего не готово.

И добавила уже простым, натуральным голосом:

– Не успела, девчонки.

– Ничего, мы поможем, – весело ответила ты.

Домик у Вали был маленький, потолки низкие. Помня её прежнее место жительства, где им принадлежала половина дома, я тогда ещё подумал: «Зачем же они поменялись?». Но спрашивать не стал. Меня интересовала только ты, и я весь был поглощён только тобой.

Кухонька находилась рядом, через прихожую, и вы все тотчас направились туда. Я пошёл за вами и поинтересовался – может, чем помочь?

– Вот, неси, – с улыбкой протянула ты мне салат оливье, и я отправился обратно.

Через минуту ты зашла в комнату, что-то поставила на небольшой столик, стоявший посередине, и на какое-то время мы остались наедине. Полумрак. Атмосфера в комнате сразу наэлектризовалась. Хотелось говорить с тобой, но я не знал о чём. Хотелось спросить, как твоё настроение, но мне казалось, что мы с тобой ещё не настолько близки, чтобы об этом спрашивать. Но и не настолько далеки, чтобы говорить о всяких пустяках.

Ты выручила меня.

– Хорошо здесь, правда? – сказала ты просто и от звука твоего голоса, прозвучавшего совсем рядом, у меня даже в горле перехватило.

Подошла к окну и заглянула в него.

– Вишни под окном… Тишина…

– Да, хорошо, – согласился я и стал рядом с тобой.

Хотел ещё что-нибудь сказать, но тут вошли Валя и Наташа.

– Всё готово, – громко сказала Наташа.

– Садимся, – скомандовала Валя. В руках у неё была бутылка наливки.

– О-о! – воскликнул я, испытывая прилив радости от короткого разговора с тобой. – И песни петь будем?

– А что, можем и спеть! Нам недолго, – ответила Наташа.

Мы сели за столик.

– Рома, приступай к своим обязанностям, – сказала Валя.

Я откупорил бутылку и разлил тёмно-красное вино в небольшие рюмочки. Мы выпили. Через десять минут уже всем было весело. Стали дурачиться, рассказывать анекдоты и шутить. С Наташей у нас вышел какой-то спор, и я поддерживал его только потому, что хотелось немного подразнить её. Не находя аргументов в ответ, Наташа воскликнула:

– Всё! Хватит! Тебе вредно пить, – и забрала мою рюмку.

Я взялся её отнимать, но Наташа ударила меня по рукам. В запальчивости и шутя, конечно. Ты тут же перегнулась через стол и чуть оттолкнула Николаенко. При этом что-то сказала, после чего девчонки ещё громче засмеялись, а ты засмущалась и отвернулась.

– Что? – не расслышал я.

Ты слегка хлопнула ладонью по столу и требовательно попросила девочек:

– Молчите!

Не знаю почему, но мне подумалось, что ты сказала что-то не очень приятное для меня. Я всё ещё помнил пересказанный Швецовым разговор с тобой. Может, посмеялась надо мной, а теперь хотела скрыть это? Я не стал настаивать, но всё оставшееся время уже не дурачился, пытаясь догадаться по смешливым гримасам девчонок, что же ты сказала.

Через час или полтора мы вышли от Вали и отправились к остановке. Шли все вместе. А потом мы с Валей обогнали вас, и я стал допытываться, ну что же ты всё-таки сказала.

– Рома, не могу. Ты же слышал. Тоня просила… – мягко упорствовала Валя.

– Наверное, что-нибудь… плохое? – упавшим голосом сказал я.

Валя глубоко вздохнула, сжала губы так, что на щеках у неё появились симпатичные ямочки.

– Тоня сказала: не трожьте моего Рому… Ну, успокоился?

«Моего Рому»…

Мне стало очень стыдно за то, что я подумал, будто ты можешь что-то плохо сказать обо мне. Даже прибавил шагу, чтобы вы с Наташей случайно не услышали наш разговор с Валей. Вместе с тем почувствовал благодарность к тебе и огромное облегчение.

В тот день я сказал себе, что никогда больше не буду думать о тебе так.

Как «так»? А вот «так»…

Эти первые два осенних месяца были самыми счастливыми в новом учебном году. В школе затруднений не возникало. И с тобой отношения наладились. Я успокоился. Нет, я не стал тебя меньше любить. Просто ушла тревога, и стало легко на душе.

Мне казалось, что теперь так будет всегда.

Часто звонил тебе по телефону, и мы договаривались о встрече. Встречались вечером, часов в восемь, уже перед тем, когда начинало темнеть – на углу начальной школы. Я приходил первым и минут десять в ожидании тебя расхаживал вдоль школьного забора. Ты никогда не опаздывала.

Я замечал тебя ещё издали. На тебе был коричневый и модный тогда болоньевый плащ, на ногах – белые туфли. Внутренне подбираясь, я лихорадочно вспоминал заготовленные слова и шёл навстречу. Не доходя несколько шагов, ты озарялась улыбкой:

– Здравствуй…

Переполненный чувствами, я в первые мгновения ничего не мог сказать, и мы шли молча. «Да, я в любовь поверю, когда молчим вдвоём…». Помнишь такую песню? Сколько в этом пропитанном чувствами молчании нежности, юношеской робости и желания быть смелым…

Но молчать всё время нельзя, и я задавал ничего не значащий вопрос:

– Как твои уроки?

Ты отвечала, и дальше разговор складывался сам собой.

– Пойдём здесь походим, – показывал я на аллею, которая протянулась от угла школы до стадиона.

– Пойдём, – легко соглашалась ты, и мы, перейдя дорогу, углублялись в её тенистое пространство.

Это было самое укромное место в округе. Свет от фонарей терялся в верхушках раскидистых тополей, и от этого аллея всегда казалась сумрачной. По этой аллее я ходил в школу и знал, кого могу там встретить, что после случая на детской железной дороге было немаловажно.

Мы медленно ходили с тобой из конца в конец, разговаривали и чувствовали себя счастливыми. Прогулка продолжалась обычно час-полтора. Не помню уже, о чём были наши разговоры. Наверное, о чём-то незначительном. Я слушал твой голос, радовался, что ты рядом со мной, что я могу повернуться к тебе и видеть близко твоё лицо. Могу улыбнуться тебе и увидеть ответную улыбку…

Возможно, тебе это как девочке не понятно, но это был для мальчиков ещё и возраст гиперсексуальности. Очень трудный возраст. Мальчишки только и говорили про девчонок всякие скабрезности, тем самым компенсируя свою сексуальную неудовлетворённость. В мечтах чего только не фантазировали! И я не был исключением. Но я не помню, чтобы в этом возрасте ты присутствовала в моих эротических фантазиях.

Может, надо было более приземлённо думать о тебе?

Может, я бы тогда вёл себя смелее?

Но думать о тебе по-другому я не мог. Иначе я не смог бы тебя так любить. А если не любить, тогда зачем всё это?

Когда время истекало, ты извиняющимся голосом, мягко, но в то же время твёрдо говорила:

– Рома, мне пора.

Я вздыхал, и мы шли к перекрёстку. Доходили до угла школы, после чего ты тихим нежным голосом говорила: «До свидания», и предупреждала, что дальше пойдёшь одна.