— Садитесь оба, — сказал конь, — теперь я вас и обоих выдержу.

Эдикан с сыном вскочили на коня и поскакали в дремучий лес выручать Селиме.

За семью морями, за семью чугунными горами, семьюдесятью семью полями находился тот дремучий лес, в котором жил главный царь всех леших. Но аргамак блеснул молнией и вмиг донес Эдикана и Удикана до железного дома.

Один раз только махнул Удикан своим огненным мечом и испепелил всех гадов и зверей, стороживших дом лесного сатаны. В следующий миг богатырь перескочил на своем аргамаке через семисаженный чугунный забор и влетел в дом царя лесных чертей. Еще раз махнул Удикан огненным мечом — покатилась с плеч голова лесного сатаны. Взял богатырь на руки свою мать, утер платком ее лицо — мать красивее прежнего стала, как утреннее, умытое росой, солнце засияла. Провел Удикан огненным мечом по груде костей, что лежали в доме и вокруг него, — кости стали живыми людьми. Лес ожил от их голосов, на деревьях птицы запели.

Подвел Удикан мать к отцу, а потом махнул белым платком, и небо словно бы тучами закрыло. Но нет, это не тучи — это прилетели ковры-самолеты. Эдикан с Удиканом посадили всех на ковры-самолеты и полетели в свое царство. А когда прилетели — открыли для всех все двенадцать амбарных дверей — каждый мог зайти и взять, что хотел. Богатства было так много, что и после этого его еще хватило для пира на весь мир.

На том пиру я был. Видел, как Эдикан с Удиканом нажали на перламутровую кнопку и полилась над городом веселая песня. Говорили, что песня эта была слышна не только в городе, а и во всем царстве-государстве. Кто-то говорил, что слышали ее даже через семь государств в восьмом.

Полный серебряный ковш с шербетом поднес мне Эдикан на пиру и просил рассказать вам эту сказку. Мне бы хотелось, чтобы она вам понравилась.

ИВАН-БАТЫР

авным-давно жили-были в маленькой деревушке старик со старухой. Детей у них долго не было, только уже на склоне лет родила старуха сына. Радовались родители, что появился у них наследник, и дали ему доброе крестьянское имя Иван.

Рос Иван не по дням, а по часам, и к восемнадцати годам в настоящего богатыря вырос.

На ту пору царствовал в тамошнем царстве-государстве Ехрем-патша. Любил он поспать, и часто всякие диковины во сне видел. Как-то приснилось ему: едет по мосту через реку двенадцатиглавый змей на лошади о семи ногах; впереди змея на лошадиной гриве собака сидит.

Проснулся Ехрем-патша и, недолго думая, решил: если я что-то во сне увидел — должно это где-то быть и наяву!

И велел царь построить высокую башню. Такую высокую, чтобы с нее другие страны можно было видеть. А когда башня была готова, приказал Ехрем-патша водрузить на ее вершину большущее зеркало. Любому-каждому разрешалось подняться на башню и смотреть в зеркало, а тому, кто в зеркало увидит семиножного коня и приведет его к царю, Ехрем обещал полцарства.

Много людей всякого звания на башне побывало и в зеркало поглядело, а только никто ничего не увидел. Зеркало было тяжелым, ни много ни мало девять пудов весило, и крутить-вертеть его приходилось вшестером, а то и всемером. Но сколько ни вертели, ни крутили то зеркало — никто семиножного коня в нем не высмотрел.

Дошла молва о царской башне с зеркалом и до деревни, в которой жил со своими родителями Иван-батыр.

— Сходим, поглядим, — сказал Иван отцу. — А вдруг что-нибудь увидим.

Отец наперед был уверен, что ничего они с Иваном в то зеркало не увидят, но чтобы не огорчать сына, согласился.

Пришли они к башне уже под вечер, люди — и те, кто поднимался на башню, и те, кто приходил сюда из любопытства, — начали уже расходиться.

— Давай, отец, поднимемся, — говорит Иван.

— Стоит ли? — попытался отец отговорить сына. — Зря только намучаемся — башня-то вон какая высокая! Пока будем подниматься, там уже не останется ни одного человека, некому будет помочь покрутить зеркало.

— Авось, и сами управимся, — настаивает Иван. — Попытка — не пытка.

Стали они подниматься. А когда поднялись, Иван взял в руки зеркало и один начал поворачивать его туда и сюда.

Подивился отец богатырской силе сына, дивятся стоявшие внизу у башни люди.

А Иван повернул зеркало на север — ничего не увидел, повернул на восток, на юг — то же самое, повернул на запад — и сам своим глазам не сразу поверил: двенадцатиглавый змей на семиножном коне по мосту едет; впереди, на гриве коня, собака сидит.

Сказал обрадованный Иван отцу об увиденном, а тот не только не обрадовался, а еще и предостерег сына:

— Если и увидел, не говори патше, скажешь — он же тебя и пошлет за тем семиножным конем, и кто знает, вернешься ты назад или сгинешь на чужбине.

Спустились они с башни, патша спрашивает:

— Ну, что видели?

— Ничего не видели, — ответил Иван.

И пошли они с отцом домой. Шли-шли, не выдержал Иван, приостановился:

— Нет, отец, не могу я не сказать патше, что в зеркало увидел. Нехорошо как-то получается.

Понимает отец: все равно не удержать сына-батыра около себя и соглашается:

— Ты уж большой, делай как знаешь.

Возвращаются они в город, Иван говорит царю:

— Я тебе давеча не осмелился сказать, а теперь скажу: видел я в зеркало, как двенадцатиглавый змей на семиножном коне по большому мосту через реку ехал.

Царь тут же Ивана с отцом зовет к себе во дворец, усаживает на почетное место и начинает угощать, как самых дорогих гостей. А чтобы старушка-мать одна без них не томилась, он и за ней слуг послал с наказом привезти во дворец.

— Три недели ешь, пей, веселись, Иван! — сказал царь. — Наскучит в моей столице гулять — в любой другой город дорога не заказана. И куда ни придешь — нигде и ни в чем тебе не будет запрета, — и дал на то Ивану свое письменное царское повеление.

Гуляет, веселится Иван три недели. А когда они минули, приходит к царю и говорит:

— Дай мне в помощь трех своих солдат да накажи им, чтобы они меня во всем слушались, как старшего.

Патша дает Ивану трех солдат и повторяет свое обещание:

— Приведешь на мой царский двор семиножного коня — сразу же получишь полцарства.

Иван с солдатами в дорогу снаряжаются, вчетвером на четырех конях выезжают.

Долго ли, коротко ли они ехали, приехали в глухой дремучий лес. Посреди леса — большая поляна, через поляну речка течет, а на берегу речки избушка стоит.

Три дня и три ночи они в этой избушке отдыхали. Кони тем временем тоже для новой дороги сил набирали, благо, что на поляне сочной травы, а в реке чистой воды было вдоволь.

Через трое суток тронулись они дальше. Ехали-ехали, к широкой реке приехали. Через реку перекинут большой мост, на берегу, у моста, стоит большой дом, а в том доме полно народу.

Иван спрашивает:

— Что вас так много тут собралось?

— А разве не видишь, какой большой змей на мосту лежит и никому ходу не дает?

Иван подошел поближе к мосту. Поперек его и впрямь большущий — сажень семь в длину — змей лежал. Завидев Ивана, змей зашипел и язык свой длинный вытянул.

— Ты меня не устрашай, я не из робкого десятка, — сказал Иван, вытащил свой богатырский меч и одним махом отсек змею голову.

Туловище змея Иван изрубил на мелкие куски, сложил под мостом и камнем придавил.

— Путь свободен, — сказал он скопившимся в доме людям. — Каждый может идти туда, куда ему надо.

Люди благодарят Ивана и устремляются на мост. Иван же со своими солдатами остается в опустевшем доме.

— Будем караулить мост, — говорит Иван солдатам. — А кому в какую ночь караул держать — жребий кинем.

Солдаты переглянулись меж собой и — в один голос:

— Если хочешь — сам карауль, а мы не будем. Мы с тобой не по своей воле поехали, и если ты с тем семиножным конем заварил кашу — сам ее и расхлебывай.

Иван-батыр мог бы и заставить солдат подчиниться своему приказу: власть над ними ему патша дал, силы тоже было не занимать. А только какой толк из таких караульщиков, которых на пост надо палкой гнать? Да и не любил Иван ни с кем ссориться. Добрый по натуре, он хотел и с другими жить в добре и мире.