Когда откуда-то выбежал второй сторож, вооруженный довольно длинным боевым ножом с несколькими долами на лезвии, Анна пригрозила ему:

– Уходите отсюда! Забирай своего командира! Уходите!

Парень явно испугался. Ее внешний вид, видимо, ярко демонстрировал угрозу.

– Пойдем лучше, пойдем, – звал его главный, поднимаясь, скачала на колени, а потом уже на ноги. – Это колдунья!

На лице парня читался ужас и он отступил. За ним последовал и главный сторож. Анна не желала им зла.

– Что ты там говорил про припасы? – спросила она у Лемова.

Снова крыши, проклятые крыши. Нынче это слово наполняло жизнь Цимбы, занимая ее значительную часть. Темные предпочитали путешествовать именно по крышам. Они не могли перемещаться слишком далеко с помощью тьмы, потому использовали крыши как промежуточные площадки. Кое-где можно было переходить с дома на дом и вовсе безо всяких особых сил, обычным прыжком. Только риск упасть был велик, но Цимба пока не умела перемещаться, потому пользовалась лишь своими ногами, с подстраховкой силы. Теперь Цимбы вызывала силу достаточно легко, по крайней мере, по вечерам и ночью. Летнее солнце сильно ослабляло темных, затрудняя вызов силы и увеличивая ее расход в середине дня. Даже Дэнсу стало сложнее, он теперь проводил дни в каком-то из местных подвалов, где когда-то лежала в темноте Цимба. Он медитировал и пытался, с его слов, проникнуть во тьму поглубже.

Катерина и Вирк становились все более надоедливыми. Если к Дэнсу Цимба испытывала смешанные чувства, то двое его учеников вызывали лишь раздражение. Вирк прямо говорил, что Цимба – нахлебница, и они вынуждены кормить ее и одевать честно награбленным добром. Правда, вся одежда сводилась к грязно-зеленому комбинезону, предназначенном для скольжения во тьме. Еще Дэнс подарил Цимбе модный берет, чтобы она прятала под него свои длинные волосы, так было меньше шансов, что девушку узнают. Остальные же вещи Цимба носила с момента похищения, пару раз простирнув в небольшом тазу, благо хотя бы они были все черного или темно-коричневого цвета и пачкались не так сильно.

Катерина завела дурную привычку называть Цимбу сестрой при личных встречах. Каждый раз у Цимбы екало сердце при этом слове, так как вспоминалась родная сестра. Ориану, ее драгоценную сестренку, суд оправдал, указав, что девушка не была магессой и ее просто перепутали с близняшкой. Однако судья также отказал в возмещении вреда, ссылаясь на существенный вред, потенциально предотвращаемый при аресте. После трех недель заключения Ориана была больна и почти не выходила из дома, вероятно, она подцепила какую-то заразу в стенах городской тюрьмы.

Катерина теперь учила Цимбу перемещению. Каждую ночь они уходили на несколько кварталов по крышам, чтобы остаться незаметными для охраны порядка, и Цимба тренировалась на очередном заброшенном чердаке. Конечно, учить Цимбу мог бы и Дэнс, но вмешалась банальная стыдливость: новичок не мог переместить ничего, кроме своего тела. Чтобы делать прыжки через тьму в тонком комбинезоне, нужны месяцы тренировок, – по крайней мере, так было у остальных – потому приходилось раздеваться догола. Даже присутствие Катерины очень смущало Цимбу, задумываться о тренировках с Дэнсом, годившимся ей в отцы, она не собиралась.

Между тем отца Цимбы уволили с работы, больше он не был помощником судьи и никак не мог найти заработок. Мама всю себя отдала на лечение Орианы и уход за ней, потому тоже не работала. Люди показывали на семью Шиглен пальцами, будучи уверенными, что они сторонники магии и колдовства. А охрана выставила у их дома наблюдателей. Знает ли семья об этих соглядатаях или нет, Цимба не имела понятия, но их видел Дэнс, а затем он показал их и Цимбе.

– Ни в коем случае не ходи больше туда, – наставлял ее Дэнс. – Пока ты не способна быстро убежать от боя. Это очень опасно!

– Ты не можешь это понять, потому что у тебя нет семьи, – резко отвечала Цимба. – Как я могу не переживать за сестру, если это из-за меня?..

– Нет. Ты стала хранительницей, но это не событие вины, это не ошибка, – пуще обычного нахмурился Дэнс. – Я склонен полагать, что ты всегда была ею, только проявилось это в неподходящий момент.

– Если бы не магия, то все осталось хорошо, – грустно ответила Цимба. – Кстати, почему столько людей стали хранителями на площади? Сначала те казненные, затем я… В главной площади есть нечто особенное?

– Думаю, это не более чем совпадение, – покачал головой Дэнс. – Возможны тысячи причин, которых мы никогда не узнаем. Может все дело в особом моменте, в происходящем на площади или отношении к нему.

– Весенний праздник сделал их хранителями, а их смерть сделала хранителем меня, – тихо рассуждала Цимба. – Или то место просто проклято…

– Плоский разум вечно ищет объяснение в чем-то монументальном, – философствовал Дэнс. – Всемогущий Бог или незримое проклятие, демонические силы или необъяснимый заговор…

– Это как раз тот случай, когда все перечисленное возможно!

– Обычно самое простое объяснение ближе всего к правде.

– И какое самое простое объяснение к борьбе между стихиями? – вступила в привычный спор Цимба. – Зачем все это? Какой смысл?

– У меня есть кое-какие соображения, но они могут быть совершенно неверными, – мелодично ответил Дэнс. – Не хочу забивать твой разум догадками, сойдемся на том, что я не знаю ответа. Возможно, в нем кроется и один из ключиков к победе.

– Темный мир… – устало пробурчала Цимба. – Мне и обычный мир нравится.

– Кто-то победит. Рано или поздно. И пока этого не случилось, не ходи к своему дому. Тебя заметят!

– Прости, Дэнс, но я не могу! – заявила Цимба. – Я обязана приглядывать за сестрой, даже если она об этом не узнает! Мы с ней – части одного целого, сестры. Невозможно разделить сестер, особенно таких, как мы.

– Начни привыкать к твоему родству со стихией! Тебе придется отпустить обычную жизнь, чтобы понять больше о тьме. Она, в некотором смысле, тоже твоя сестра!

Регулярно она пробиралась в этот район, забиралась на крышу соседнего дома и глядела, как ее сестра укладывается спать. Поздним вечером можно было забраться на крышу без особого риска. Но она приходила сюда и днем, иногда. Правила нынче ужесточились – горожан призывали не ходить по улицам без надобности. Нарушать запрет было крайне опасно, но выручали крыши, проклятые крыши.

И она приходила сюда снова и снова. Зачем? Цимба и сама не знала. Сестра была ее неотъемлемой частью, продолжением ее самой. Они близняшки, похожие, почти неразличимые. Нельзя разделить неразделимое, нельзя разделить и сестер. Теперь, правда, их сходство немного ушло: после освобождения из заключения Ориана постриглась коротко и заметно исхудала. Болезнь вычерпывала силы Орианы все сильнее, похоже, лекарства не помогали ей. Быть может, у родителей не было средств, чтобы лечить ее, хотя Цимба знала, что ее отец очень запасливый человек, у него наверняка остались сбережения на черный день. Этот день, во всех иронических смыслах, и правда настал, и был чернее некуда, как сама темнота.

Пора было уходить. Вечер был жаркий, сидеть на крыше было тяжело. Ориана так и не вышла сегодня на балкон, а шторы на окнах были плотно задернуты. Ничего, она придет к сестре еще раз, а сейчас нужно возвращаться. Поднявшись, она пошла по крыше назад. Отойдя немного, Цимба выставила руку и призвала силу, как уже привыкла делать. Черные ленты вошли в пальцы и мир снова потемнел. Таким город нравился Цимбе куда больше. В этом состоянии цвета меркли, свет становился тусклее, границы предметов несколько размывались. Окружающий мир казался нарисованным на холсте художником, страдающим он неразделенной любви, неутолимой тоски или печали. Но мрачность и своеобразная «нарисованность» придавали домам и людям более гармоничный вид, все становилось более простым, неброским, не кричащим, спокойным. В таком мире, в таком городе, хотелось остаться, думалось Цимбе, в такие моменты она будто понимала Дэнса и даже почти разделяла его жажду сделать мир темным по-настоящему.