Сторожа совершенно не позаботились о ночлеге своих пленных. Камера не предусматривала ночлег совсем, здесь можно было только сидеть, но не лежать. А при такой загруженности, в три человека, уже и сидеть было крайне неудобно. Руки и ноги затекали, болела спина, не было возможности повернуться набок, и потому начинало ныть все тело. Лемов нашел позу с поджатыми под себя ногами, что позволило Анне, на какое-то время, устроится каплю удобнее, но через час ногу Лемова свело судорогой и все вернулось, как было, только теперь он еще постанывал и пытался растереть ногу, в такой-то тесноте. Осина всем телом навалилась на стенку камеры и даже смогла подремать, но вскоре проснулась с сильной головной болью.

Анна тоже не смогла бы нормально спать в этом месте. Из-за того, что скамейка была поставлена немного наискосок, Анна упиралась ногами в дверь камеры, находясь, таким образом, в полулежащем положении, а подушкой ей служил угол, где сходились решетки. Но хотя сон и не был в ее планах, сосредоточится при таком подходе тоже было нелегко. Она старалась насколько могла, не понимая в точности, что именно нужно делать.

Анна пыталась звать свет самыми разными способами. Вспомнив, что невольно звала на помощь солнце, Анна попробовала сделать это еще раз, только вот солнца сейчас нет, а звездное небо на зов не откликнулось. Она пыталась звать уютный свет, что шел из дома сторожей. Там горели лампы, таким манящим, теплым светом, будто обещая простор и покой, какого никто еще не знал, и Анна ненадолго забыла обо всем на свете, просто глядя на него. Свет в окнах погас довольно скоро. Спать лег только один из сторожей, – это Анна знала наверняка – второй ушел в дозор, они все слышали их вечерний разговор. Третий же сторож так и не вернулся, пока что. Момент для побега мог быть близок к идеальному, Лемов даже шепотом помечтал, что они могут украсть запасы сторожей и сбежать с ними. Но чтобы так получилось, нужно сперва открыть замок, не разбудив спящего сторожа. Пусть даже они разбудили бы его, один сторож не трое, особенно если он не ожидает нападения.

Ночь тянулась медленно. Пару раз Анна разочаровывалась в своих попытках. Возможно, лучшим решением был бы отдых, так она могла набраться не только духовных, но и физических сил. Шанс мог представиться и позднее. С другой стороны, если их отведут в один из пограничных фортов, сбежать оттуда будет в несколько раз сложнее. Но Анна все равно не представляла, что делает, правильно ли она это делает и даже чего в итоге планирует добиться. Даже если свет удастся вызвать, то как им пользоваться было непонятно, а как можно напасть на живых людей с помощью этого света, когда потребуется, тем более. Пытаясь медитировать, как подсказывала ей Осина, Анна просто провалилась в тревожную дрему, а потом проснулась в ужасе.

Начало светать. От усталости мир казался сюрреалистичным, Анна чувствовала небольшую тошноту и болезненное покалывание в горле. Сторож тем временем проснулся и суетился по хозяйству. Вскоре подошел и второй. Шанс улизнуть незаметно был утерян. Когда раннее утро стало поздним, к клетке подошел главный сторож, потрясая своим пузом. Вид троицы его малость позабавил:

– Да, неудобно вам тут, поганки вы эдакие, – весело сказал он. – Но сейчас время такое, знаете ли. Все готовятся задать жару злодеям, знаете ли. Непросто это, да. Поймаешь кого, – хотя тут и нечасто такое бывает – так надо же, чтобы конфискат был какой-никакой. А с пустышками, голодными шмакодявками, никто особо не хочет возиться. Так что, вы уж не серчайте, детишки. Посидите пока, мы вас покормим, уж так и быть.

– Может, и водички дадите попить? – спросил Лемов.

– Это да. Про водичку-то мы и забыли! – заулыбался главный. – Нечасто у нас тут пленники отдыхают, нечасто. Эх, да я бы вас и отпустил даже. Но ведь послал же уже парня с докладом! Ладно, сейчас будет…

И он снова ушел. Закончится этот кошмар еще нескоро. Анна была выжата досуха, никакая вода ей не поможет. Сидеть им здесь еще долго, а там недалеко и до печального конца.

– Не п…получается, Анна? – слабым голосом спросила Осина.

– Нет. Это не работает. Ничего не работает.

– Попробуй воспоминания.

– Что?

– Я тут думала п…понемногу, – ответила Осина. – За что-то же тебя выбрали. Я бы сказала, где-то в тебе есть с…светлый уголок. Буквально.

– Осина, я не могу больше… это все полная чушь.

– Ты не стараешься! Не путай дар с п…подарком! Нужно развивать его, д…делать усилия!

– Я и делаю!

– А я думаю, ты п…пользуешься своим разумом, а не внутренней силой! Когда ты п…позвала силу тогда, разум тебе не мешал! Это был именно н…нужный способ!

– О как, – вставил Лемов. – Нужно быть тупым, чтобы вызвать силу…

– Нет, нужно п…принять силу, какая она есть! Внутри себя!

Как отличить разум от внутренней силы? Анна точно уже ощущала эту силу, в которую поверила с таким трудом. Неужто она еще не убеждена достаточно, чтобы пользоваться ей? В глубине мыслей и чувств она не хотела быть хранительницей, что бы это ни значило. И боялась этого. Но сейчас страшнее был другой исход, нужно взять себя в руки.

Воспоминания? Анна посмотрела на залитую солнцем поляну у дома сторожей, цветы и тени деревьев. Мысленно она заменила этот образ своим: яблоневый сад около родного дома, блики теплого летнего солнца, скользящие между яблонями, комната, освещенная утренним светом, где она просыпалась много лет, любование звездами в то время, когда полагалось спать. Все самые лучшие ее воспоминания были о том, как беззаботно она жила когда-то. Образ получился настолько реальным, что она даже потянулась к одному из яблок, чтобы сорвать его с ветки. Но образ исчез, а вместо яблока в ее ладонь поползли светящиеся белые ленты, взявшиеся из ниоткуда. Сияющие, ослепительно белые, они ползли в каждый палец ее руки, протянутой сквозь прутья решетки.

– Свет твой друг, Анна, – благоговейным шепотом сказала Осина.

– Ты права, – Анна почувствовала, что плачет, – его я любила больше всего.

Все цвета преобразились! Нет, их стало больше, в тысячу раз больше! Теперь свет не только лился с небес, светилось все, все, что было вокруг, и каждое своим особым светом. А солнечный свет был словно живым, она почувствовала, как трава, деревья и цветы жадно пьют его, впитывая с ним саму жизнь. Образы, что она представляла раньше, снова ожили в ее памяти, но стали ярче. Теперь в них тоже все сияло и светилось разными цветами и кто-то будто звал ее, без звуков и даже без слов: «искорка, искорка». Это нечто радуется их новой встрече.

С усилием Анна поднялась на ноги, благо хоть стоять в этой камере можно было без проблем. Ее пошатывало от усталости, а от буйства красок и эмоций она отчасти потеряла ощущение своего тела. Немного привыкнув вновь стоять на ногах, она снова мысленно позвала. На зов явился крохотный огонек, невероятно яркий, белый, окруженный ореолом свечения. Он летал вокруг нее, будто светлячок, и как мотылек он тянулся к ней, хотя светом был он, а не она. Это был чистейший кусочек света, связанный с ней какими-то необъяснимыми узами. Она звала еще, и их стало больше. Светлячки окружили хранительницу, хороводом вращаясь вокруг. Анна вытирала слезы руками.

К клетке снова подходил главный из сторожей, он нес в руках небольшой котелок с поварешкой, в котором парила каша, а также чарку с водой. Главный остолбенел, заметив светлячков, в танце окруживших Анну. Челюсть у него отвисла, он просто встал и пялился, пытаясь осознать. Анна уже знала, что может сделать. Ее зрение так изменилось, что теперь она видела тысячи деталей, незаметных раньше. Взмах руки и светлячки слились в яркий луч, и разом ударили по одной из ржавых дверных петель. На смену одним огонькам появились другие. Следующий взмах снес вторую петлю, и дверь повисла на одном замке.

Главный бросил все, что нес в руках, и попятился назад, крича что-то другому сторожу. Анна не хотела ему вреда, она плавно повела рукой, и светлячки ринулись вперед, они почти мгновенно нагнали сторожа и пихнули его, он полетел лицом в землю. Анна вышла из клетки, за ней последовали и остальные: Лемов немного прихрамывал, Осина шла неуверенно и выглядела пораженной. Странно, ведь именно она подсказала ей способ, но не ожидала результата.