Иногда, конечно, я могу мелькнуть у кого-нибудь в инстраграмме, но мои ребята всё тщательно отслеживают и подтирают. А симпатичных девушек потроллить фразой «Я – миллиардер» очень весело. Сразу суета у большинства в глазах, зрачки становятся в форме ноликов. И делай, что хочешь.

Тех, кто реагирует, как Гаечка, было... Э-э, чёрт, на моей памяти таких не было совсем! Бельё в горошек... Это ж надо было сказануть! Мммм, а я бы проверил...

* * *

– Вов, Мастер сможет меня принять? – спросил я, зайдя за перегородку веранды, заставленную цветами и дизайнерскими штучками.

Тот качнул головой.

– Нет. Если есть вопрос, задашь на общей беседе.

– Я бы не хотел об этом перед всеми, – сказал я.

– Ты знаешь правила.

– Я привык быть исключением, – улыбнулся я.

– Не в условиях ретрита, Тём. Здесь все равны, – сказал Вован.

Меня торкнуло спросить про мой спонсорский перевод на их счёт, но прежде чем я успел открыть рот, великий йог произнёс:

– Твой перевод Мастер вернул.

– Почему?! – опешил я.

– Ты же в курсе, что тут речь не о деньгах, – спокойно, словно речь шла о копейках, сказал Вован.

– Но... – я нахмурился, – я же от чистого сердца. И это, знаешь ли, неприятно.

Вован похлопал меня по плечу и ответил:

– Брат, неприятно твоему эго. Тебе самому всё равно, потому что всё едино. Почувствуй это. Пронаблюдай.

– Даже в Библии говорится: отдай, жертвуй, – пробурчал я. – Чем плоха благотворительность?

– В Библии не говорится, что потом жертвующий попросит для себя особых условий.

– Но я же не собирался... – не понимал я.

– Мастер видит глубже, чем ты думаешь, – беззаботно улыбнулся Вован. – Твой социальный статус — только одна из ролей. Никто не заставляет тебя от неё отказываться. Существует «Алмазная колесница» – путь для тех, кто не хочет уходить от мира. Ты ведь в курсе?

– Надо почитать.

– Почитай. Главное, пронаблюдай и осознай, что ты выше всех своих ролей. И роли миллиардера тоже. Как только снизишь уровень важности, почувствуешь лёгкость.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сощурился подозрительно.

– А девочка, которая за хозяйку гостиницы, не за одно с нашим Мастером? С первых слов почти о том же мне влепила.

Вован рассмеялся и ответил уклончиво:

– Эля очень забавная девушка. Мудрее, чем хочет казаться. У неё тоже свои роли имаски. Как у всех.

– Какие? – напрягся я.

– Ты не видишь?

– Нет. Скажи мне!

– Всё, что нужно, увидишь сам. – Вновь улыбка Будды и хоть клюшкой для гольфа в лоб. – Приезжая на ретрит, подобный этому, вы все заявляете вселенной о своей готовности работать над собой. И она разворачивает перед вами свою игру – «Лилу».

– То есть Эля-Мира тут не случайно?

– Здесь нет случайных людей.

– Так она подставная фигура? Специально, чтобы меня...

Вован со смехом похлопал меня по плечу:

– Эго, брат мой, эго! Мир не крутится вокруг тебя.

– Но...

– Увидимся на чаепитии.

Я выругался про себя и сложил руки в намасте. Хм, поза покорности ни хрена не вязалась с русским матом.

Игры, снова игры! Какие у неё роли? Какие маски? В чём она притворяется? А ведь кажется такой настоящей... В груди заныло, и конечности стали какие-то неловкие, словно не мои. Я нервно засунул руки в карманы и пошёл к себе в номер. Ноулыбаться не стал – она ведь сказала... Фак! Какая разница, что она сказала, еслиэто тоже игра?

«Я здесь не для этого. Не для этого», – повторял я про себя будто мантру. И да, мне всё равно. Поиграем, разойдёмся, и забудем имена...

И вдруг я увидел её, собирающую спелые, как золотые монеты, абрикосы в глубокую миску. Она задрала голову, потянувшись к ветке, волосы взлетелисветлым облаком, подол голубого сарафанчика всколыхнуло ветром. И всё моё мужское «Я» напомнило о том, что медитируй-не медитируй, а оно доминирует. Пока тело живёт, у него есть свои потребности. И неважно, что мы все себе надумали.

Примагниченный взглядом в светлой фигурке, я буркнул мысленно: «Нет, я всё-такиразберусь, в чём её секреты!» Отчего-то меня теперь чертовски задевало то, чтокасалось этой девочки.

Я сбежал по лестнице и подошёл. Одним движением нагнул к ней усыпанную румяными абрикосами ветку, за которой Гаечка тянулась.

– Спасибо! – обрадовалась она, обрывая ягоды.

– Пойдём пообедаем? – спросил я с напускной небрежностью. – Тут в «Руми» кормят обалденно.

С золотыми абрикосами в руках она взглянула на меня смешливо:

– С тобой или с ковбоем Мальборо?

– С обоими, – нашёлся я.

– Ну тогда ещё и Лизочку с собой возьмём, – подмигнула она.

* * *

Эля

Он самодоволен, и мне это не нравится. Он хочет веселиться с другимиженщинами или за их счёт. И мне это не подходило. О чём он болтал так весело с Миланой, понимаясь по лестнице и поднося её багаж? Не знаю, но во мне всё вскипело. Артём исчез, а я чуть не сжевала кактус, усыпанный ярко-жёлтымицветами.

«Миллиардер, Эля, он миллиардер. Чудес не бывает», – напомнила я себе.

И что бы я себе ни придумывала, он будет таким, какой есть: звезда, красавец, знающий об этом, избалованный вниманием женщин. Так что пока не поздно, надосрочно переводить рельсы обратно на дружбу, чтобы вновь не оказаться брошенной, чтобы вновь не собирать себя по кусочкам. Скоро исполнится год с того дня, как ушёл тот, кто меня предал. И я его не люблю больше, но в душе досих пор больно. И я больше не хочу этого, нет! Да, я верю – будет ещё у меня нормальный мужчина, не плейбой и не миллионер, а тот, кому будет понятна моя жизнь. Но это потом, когда я перестану быть такой уязвимой, когда я забуду о болив ногах по ночам и в дождливую погоду.

Мгновение с Артёмом в повязке было прекрасно, но оно остановилось, и всё, как в компьютерной игре, встало на свои места – на начальный уровень.

Я не хотела мучительно прислушиваться к разговорам с вип-вернады. На глазапопалась миска, и я принялась собирать абрикосы. И вдруг Артём оказался рядоми сказал:

– Пообедаем вместе? – А улыбка снова натянутая.

Не успокоился, значит. Или веселье с Миланой оказалось не того вкуса... Я напомнила себе: «Друзья!» и позвала с нами мимо проходящую Лизочку. Лицо у Артёма вытянулось, а Лизочка не отказалась. Замечательная девушка!

* * *

Прекрасная, вдохновенная Лизочка с пушистыми волосами и небесного цветаглазами увлечённо читала нам стихи Руми из книги, предложенной официанткой в одноимённом этно-кафе, и не догадывалась, что защищает меня... от меня. И отпристального взгляда Артёма, в котором сквозило недоумение.

«Да, мы друзья», – говорила я себе, беспечно улыбаясь и изучая меню.

Мы сидели за столиком в углу, залитом ровным золотым светом от светильников, ревнующих посетителей к солнечным лучам. Впрочем, те почти и не попадали сюдасквозь затемнённые окна. Восточные ковры на полу, деревянная отделка, картины на крымские темы на стенах – уютно. Артём явно не был поклонником суфийской поэзии, но терпеливо выслушал поэму о попугае и купце до конца. Плюс в карму. А потом мы ели, перекидываясь фразами и взглядами, будто шариками для пинг-понга.

– Твой родной город? Ты отсюда? – спрашивал Артём.

– Нет. Новочеркасск. Твой?

– Москва. Люблю её очень.

– А пробки не мешают?

– У меня квартира в центре. Всё рядом. Я люблю ходить пешком. Водитель жалуется, что ему нечего делать.

– Водитель? Не умеешь водить?!

– Умею, но не люблю.

– Как и делать руками?

– Я всё умею. Но не всё хорошо. Я гений в продажах и переговорах.

– Так уж и гений? А скромность?

– Правда предпочтительней. Чем ты занимаешься в свободное от гостиниц время?

– Детей учу рисовать.