– Вы предали моего короля, – сказал я.

Голос мой и сердце были так же холодны, как яд ниты, текущий в жилах. Я обнажил рапиры.

Лжеплащеносцы, все, как один, вынули шпаги из ножен, Швея поглядела на меня так жестко, что, клянусь, зрачки ее показались мне черными самоцветами, вставленными в медные ободки гнева.

– Он был моим сыном, черт побери. Может, Пэлис и твой король, но он – мой сын; еще раз позволишь себе говорить о нем подобным образом, первый кантор, и я тебе глотку перегрызу.

Кто-то из плащеносцев хотел вставить слово, но она его остановила.

– Помалкивай. Я помню, о чем мы договаривались.

Мне не нужно было спрашивать у Кеста, каковы мои шансы на выживание после этой встречи: я и так знал, что их практически нет, но мне было все равно. Отравление нитой подходило к своему логическому завершению: пальцы мои одеревенели, я едва держал в руках рапиры. Каждый удар сердца отзывался по телу так, словно уставший музыкант бил в барабан последний раз, не в силах продолжать. Закрывая глаза, я видел перед собой жертв карефальской резни, которые были брошены в дымящуюся кучу, – открывая же их, я видел предателей последней и самой большой надежды моего короля.

– К черту вас, всех и каждого, – сказал я.

Мне хотелось думать, что я заставлю Швею совершить ошибку, которая позволит мне приставить клинок к ее горлу и взять старуху в заложницы. Только так, при наличии удачи невероятных размеров, я бы смог сбежать. Но истина заключалась в том, что я был слишком зол и убит горем. Может, смерть окажется такой же пустой, как и жизнь, но, по крайней мере, я увижу, как на холодной земле растекается лужа крови нескольких лжеплащеносцев, которых я успею захватить с собой.

– Остановитесь! – раздался тоненький голос.

Из-за деревьев выбежала Алина и, спотыкаясь, встала между мной и Швеей.

– Остановитесь! – вскричала она, переводя дух. – Не делайте этого, Фалькио!

Ее волосы сбились в колтуны, руки и ноги истончились и лицо крайне исхудало. Швея взяла ее за руку и притянула к себе.

– Вы привели ее сюда? – не веря своим глазам, спросил я. – Чтобы она все это увидела?

– Она должна быть со мной, – печально, но без тени оправдания ответила Швея. – Только так я могу убедиться, что она в безопасности.

– В безопасности? Это так-то вы себя оправдываете? – Я повернулся к людям, окружившим меня и державшим клинки наготове. – Знает ли хоть кто-то из вас настоящую причину, почему она приказала убить герцога Исолта? И герцога Росета? Вовсе не потому, что они замышляли недоброе против Алины, уверяю вас. Исолт хотел ее поддержать.

– Болван. Он бы предал нас в ту же секунду, когда Трин подошла бы к его границам.

– Тогда зачем вы послали меня к нему? – с нажимом спросил я. – Зачем заставили меня…

– Потому что мне нужно было послать того, от кого таких убийств больше всего ждали. По всей стране рассказывают легенды о Фальсио Храбром, Фальсио Убийце герцогов. А Фальсио – болван.

– Значит, вы отправили меня на смерть? Или просто хотели подставить меня?

– Нет, тупица… Я подняла восстание среди жителей Карефаля, потому что знала, что Исолт отправит тебя подавить мятеж. И когда он послал тебя…

– Ваши убийцы собирались покончить с Исолтом.

– А ты бы в это время находился рядом с его рыцарями, поэтому никто бы не поверил, что в этом замешаны плащеносцы. Но я не ожидала, что ты окажешься таким болваном и в самом деле уговоришь крестьян сложить оружие.

– Поэтому вы поехали туда и дали им новое, – сказал я. – Вы приговорили их к смерти.

– Не будь таким болваном, черт побери. Думаешь, у меня есть лишнее оружие на случай, если они продадут то, что я им уже дала?

Она говорила вполне искренне, но я все еще помнил тяжелый дух дымившихся трупов, лежавших в куче на главной площади. Многие из них сжимали в руках стальные мечи, которые от жара прилипли к ладоням. Значит, она лжет, но зачем, если я скоро умру? Но если это не она вооружила жителей Карефаля, то кто?

– Отряды Исолта уничтожили бы их, – сказал я.

– А, так это сделали Черные табарды. Думаешь, для мертвых карефальцев есть какая-то разница?

– Тогда, получается, вина лежит на том, кто в самом начале поставил их в такое положение.

Швея издала отрывистый смешок, больше похожий на лай.

– Ну хоть в чем-то мы с тобой согласны, Фалькио. Думаешь, я бы стала поднимать их на восстание, если бы не твое проклятое геройство в Рижу? – Она начала медленно аплодировать. – Поздравляю, Фалькио! Ты и есть причина всего произошедшего с начала и до конца. Все это стало возможным лишь благодаря тебе.

Я пропустил это мимо ушей и обратился к ее плащеносцам:

– Гордитесь собой? Эта безумная старуха превратила вас в убийц.

Некоторые засмеялись, но Швея жестом приказала им замолчать.

– Парень, думаешь, ты такой умный, но ведь ты же так и не догадался, не правда ли?

– Зачем? – спросил я. – Зачем вы все это делаете? Вы же ввергнете страну в гражданскую войну. Каким образом это поможет Алине взойти…

Швея взглянула на девочку, которая прижималась к ее ногам и жалко всхлипывала; старуха погладила ее по спутанным волосам.

– Алина не сможет взойти на престол, разве это не очевидно? Она слишком юна, да и не готова. Страна еще не готова! – Она снова посмотрела на меня. – А чертова Трин уже там, пытается заручиться поддержкой, которая так ей нужна. И когда она ее получит, то захватит престол, и на этом, Фалькио, для нас всё закончится.

– Значит, по-вашему, лучше ввергнуть страну в хаос?

– Почему бы и нет. Тогда у нас будет пять лет. За эти пять лет знать падет, истребляя друг друга и пытаясь вернуть себе власть в восставших городах и селах.

– Пять лет будут гибнуть невинные люди, – сказал я.

– Невинные люди уже погибают, Фалькио. Так всегда было. По крайней мере, теперь они умрут стоя, а не на коленях.

Какая-то часть меня, маленькая и слишком уставшая, чтобы продолжать драться, хотела верить, что в ее словах есть мудрость и что мы можем достичь согласия.

– А что случится потом?

– Затем страна поймет, насколько будет лучше, когда на престоле воссядет законный монарх. Они возжаждут, чтобы ими правил человек милосердный, который сможет воссоединить страну. Через пять лет Алина будет готова возглавить их – они сами будут умолять ее занять престол.

Вполне логичный довод, основанный на естественных политических законах, которые испокон века управляли народом Тристии. Разумный, расчетливый человек немедленно согласился бы. Но существовала лишь одна проблема.

– Король мог бы так поступить, – произнес я, пытаясь не обращать внимания на то, что в глазах всё мутится. – Он мог бы посеять смерть и хаос, чтобы удержать власть, но вместо этого решил пожертвовать собой во имя мира.

Голос Швеи, наполненный яростью и горечью, зазвучал металлом.

– Во имя мира? Неужели ты все еще убеждаешь себя в этом, Фалькио? Он умирал, чертов ты глупый болван!

Слова повисли в воздухе, и прошло немало времени, прежде чем она продолжила:

– Он болел всю свою жизнь и должен был умереть, как и ты сейчас, Фалькио. Именно поэтому он приказал плащеносцам отступить и позволил герцогам схватить его. – Старуха шагнула ко мне, несмотря на рапиры, приблизилась к моему лицу почти вплотную. – Легко быть храбрым и жертвовать собой, когда смерть уже сжимает тебя в своих объятьях. Ты ведь поэтому всегда такой благородный, не так ли? Ты давным-давно умер, когда зарезали твою жену, и с тех пор ходишь по земле и молишься, чтобы хоть кто-нибудь проткнул тебя клинком. И мой сын вел себя так же. – Она больно ударила меня по левой щеке. – Будь ты проклят за то, что пытаешься сделать из него, самого обычного человека, святого.

Я обратился к своему сердцу, ища в нем ту же ярость, что полыхала в Швее, но обнаружил лишь горечь холода и одиночества. Всё, что она сказала, – правда. В моем сердце Пэлис был отважным, бесстрашным и полным жизни, но во всех моих воспоминаниях он, бледный, с немощью в голосе, постоянно кашлял и хрипел. Швея, конечно же, не ошибалась: он был смертельно болен, так что его гибель казалась геройством не более, чем кружение упавшего листа – метким попаданием в землю. Я всегда знал, что король – такой же человек, как и все остальные. Только не мог сжиться с этой истиной.