Но он просто продолжил копать. Затем пробормотал что-то, но я не расслышал.
– Что ты сказал? – спросил я.
– Я сказал, что стрела попадает в цель лишь в том случае, когда ее направляют куда нужно.
– Не понял. Брасти, перестань копать. Остановись, иначе я позову Кеста, и мы свяжем тебя, пока ты не придешь в себя.
Руки его перестали копать – он замер, напоминая вдовца, горюющего на могиле жены. Затем Брасти задышал все чаще и чаще, изо рта его вырывалось шипение и свист. Я испугался, что сейчас он потеряет сознание, и протянул руку к его плечу, но прежде, чем я успел дотронуться до него, он вскочил с колен и повернулся ко мне. Окровавленными руками схватил меня за грудки.
– Какая разница, лучник я или нет? Какая разница, попаду ли я, если я никогда не целюсь туда, куда надо? Кто заметит, если я прямо сейчас отрублю себе обе руки?
– Брасти, успокойся. Давай уедем отсюда и поговорим…
– Поговорим! – крикнул он. – Поговорим! Ты только это и делаешь, Фалькио! Говоришь, говоришь и говоришь, но никогда ничего толком не скажешь. Ты заставляешь нас носиться по стране, чтобы найти ответы на вопросы, которые никого, кроме тебя, не интересуют! Думаешь, кто-нибудь еще хочет знать, кто убил герцога, черт его побери, Исолта? Или кто убил герцога, черт его побери, Росета: те же самые люди или другие? Или хочет ли кто-то развязать войну между дворянами?
– Короля бы интересовали. Он…
Брасти так сильно оттолкнул меня, что я отлетел на кучу трупов; они обхватили обгоревшими конечностями мое лицо и плечи, пытаясь затащить к себе.
– Может, король хотел, чтобы всё именно так и произошло, Фалькио! Ты когда-нибудь думал об этом? Уинноу находилась там, в тронном зале Исолта, а она ненавидела герцогов, Фалькио, и ты это знаешь! Она сама его убила, куда уж проще-то? Но ты… О нет, ты же веришь, что есть какая-то неизвестная причина. И почему это все считают тебя, черт побери, таким умным, когда ты пытаешься подстроить доказательства под собственную систему убеждений?
Я вскочил на ноги, все еще чувствуя прикосновение мертвых рук на коже.
– Да она находилась там не для того, чтобы убить его, – попытался объяснить я. – Найл сказал, что его король послал. Он пошел туда, чтобы…
Брасти истерически захохотал.
– А тебе не приходило в голову, что Найл лжет? Может, король всё так и задумал: сказал им подождать, пока его наследники не объявятся, а затем уничтожить всех герцогов, чтобы расчистить отпрыскам дорогу к престолу? И знаешь еще что? Уверен, он сказал остальным плащеносцам: «Только не говорите об этом Фалькио. Он не поймет. Слишком уж он у нас чувствительный: вы же знаете, что он хочет спасти весь мир».
Меня бросило в жар.
– Полагаю, что я знал короля лучше, чем ты, Брасти…
– Неужели? Ты так полагаешь? Потому что, по-моему, любой человек в этой проклятой стране знал короля лучше, чем ты.
– Хватит, – сказал я. – Ты зол, я понимаю. То, что здесь случилось… Я и сам никогда ничего подобного не видел. Но теперь нам нужно подумать. Разработать план.
Даже мне самому эти слова показались банальными.
Брасти махнул рукой.
– План? К чертям твои планы, Фалькио. У меня теперь свой план. Я собираюсь убить каждого рыцаря, который ходит по этой земле. И мне плевать, кто они – разбойники или благородные дворяне, как твой чертов дружок Шуран.
– Брасти, если мы не станем соблюдать закон, то что…
Он снова повернулся ко мне.
– Хочешь законов? Так вот тебе закон: никто не имеет права носить доспехи. Никогда. Человек надевает их лишь в одном случае, Фалькио, – когда собирается избить, изнасиловать и убить того, кто слишком беден, чтобы позволить себе купить доспехи. – Он ткнул пальцем в трупы, лежащие на земле. – Посмотри на этих бедных ублюдков! У некоторых даже клинки имелись, и какую пользу они им принесли без доспехов, которые носят рыцари? Ты не сможешь воевать с ними, не взяв специальных уроков. Но знаешь что, я нашел средство от этого. У меня есть Невоздержанность, которая способна пробивать стрелами из железного дерева даже толстые стальные пластины. Я могу наделать столько стрел, сколько понадобится, и буду делать их до тех пор, пока останется в живых хоть один мужик с яйцами, который не побоится надеть на себя доспехи. – Брасти плюнул мне под ноги. – Тебе нужны законы? Вот тебе закон Брасти.
Я пытался найти слова, чтобы одновременно и воззвать к его логике, и утихомирить гнев, но не мог, потому что по-своему он был прав. Я посмотрел на тела. Кожа на ладонях тех, кто сжимал клинки, запузырилась и покрылась волдырями от раскалившейся стали.
Кест подошел к нам, за его спиной держались Дари с Валианой. Он пробормотал:
– Дай Брасти время. Сейчас… он с этим не справится.
Так и есть. Брасти ценил в жизни простые вещи, особенно те, что находил в общении с другими людьми. Кестом же двигала потребность в совершенстве овладеть клинком. А я? Мною руководило что-то другое. По сути, Брасти лишь желал находиться в окружении людей, а меня это отчего-то злило. Мне тоже хотелось быть с некоторыми людьми, но большинство из них уже умерли. Осталась лишь пара человек, да и тех я, пожалуй, не увижу, потому что нита вскоре прикончит меня. Так что к дьяволу Брасти с его яростью.
Тяжелый трупный запах подавлял волю. Будьте вы все прокляты, подумал я. Зачем простолюдины выступили против рыцарей в доспехах, не имея никакого боевого опыта? Я снова посмотрел на тела.
Святой Денеф, Обманувший богов! «Зачем» – это неверный вопрос. Нужно спрашивать не «зачем», а «как».
– Что такое? – спросила Валиана.
– Клинки, – ответил я. – Мы же забрали у них клинки, помните? Шуран заплатил за них и отвез во дворец Исолта, чтобы убедиться, что крестьяне не поднимут их против рыцарей.
– Думаешь, они купили себе новые? – спросил Кест. – На те деньги, что дал им Шуран?
– Нет, помнишь, что сказал Шуран? Это оружие стоило бы ему в два раза больше, если бы он покупал новое. Как они могли позволить себе такую роскошь? На самом деле, даже если бы они те прежние мечи покупали, они бы знали настоящую цену кованого оружия.
– Значит, кто-то снабжал крестьян клинками, – догадалась Дариана. – Но почему? Из благих побуждений?
– Нет, – задумчиво произнесла Валиана. – Нет, так могла бы поступить Патриана: вооружить крестьян своего врага и подтолкнуть их к бунту, чтобы войско герцога зря тратило на них свои силы. Чтобы сохранить мир, солдат требуется в три раза больше, чем бунтовщиков, – таким образом, враг ослабляется изнутри, и его проще победить на поле боя.
– Но герцоги в этот раз даже не пытаются сохранить мир, – заметил я.
– Они не могут… Эта женщина, супруга герцога Росета, была права, Фалькио. Рыцари должны нагонять страх, чтобы другим неповадно было бунтовать против своего господина, иначе как герцоги смогут противостоять армии Трин, когда она сюда заявится?
В голове эхом зазвучали слова Бейтины: «Что должен делать слабый человек с клинком в руках, когда окружающие начинают сомневаться в его силе?» Я повернулся и увидел, как Брасти медленно побрел в сторону, оглядывая каждый труп, словно художник, который хочет написать портрет каждого селянина.
– Кест, иди за ним и приведи обратно.
На лице у него заиграло сомнение.
– Фалькио, я не уверен, что он…
– Сейчас же, – сказал я. – Брасти может потерять рассудок потом, а сейчас он нужен мне со своим луком и яростью. Хочет убивать рыцарей? У меня есть для него целая дюжина.
Кест припустил по дороге.
Валиана преклонила колено рядом с мальчишкой не старше двенадцати, который от одного удара лишился лица. В руках он все еще сжимал стальной клинок, который был слишком тяжел для него – вряд ли он мог его даже поднять. Валиана аккуратно разжала его пальцы и взяла клинок, затем вытащила свое оружие и вложила в руку погибшего.
– Он гораздо тяжелее, чем твой, – заметила Дариана.
– Я теперь сильнее, и если мне придется драться с рыцарями в доспехах, как раз пригодится клинок потяжелее.