Надо было соглашаться, когда отец впервые заговорил о свадьбе. Тогда ничего бы не было, все бы жили. Все трое… нет, четверо — не надо забывать об отце Рииши, то есть господина Нара-младшего.

А ведь ей самой отец все позволял, хоть и посмеивался — что за девушка, больше времени проводит в обществе книг и писчей бумаге, чем среди подруг и сундуков с нарядами.

Теперь даже плакать нет смысла.

И нет смысла думать о прошлом — будущее бы достойно принять.

Представляла, как возникнет-воздвигнется на пороге человек с указом из далекого золотого города, имя семьи будет опозорено, а всех женщин сошлют куда-нибудь в глушь, где дом едва виден из зарослей камыша и крапивы. И день за днем, день за днем потянется безотрадно. Она молода, и долго будет смотреть, как рядом растут, а потом и стареют одинокие сестры…

В такие моменты ей хотелось умереть, а потом было стыдно за подобные желания. Отца она продолжала любить, за всю жизнь не слышала от него резкого слова. И от имени Дома не отказалась бы ни за что, предложи ей кто-нибудь. И в душе царило смятение — а то, что она допускает вину, почти уверена в ней — это уже предательство семьи или нет?

Нет, не зря все же думает день и ночь — плохой была дочерью, и ей остается…

Очень трудно Рииши было в роли нового главы Дома. Рад бы никогда им не становиться… Сперва немногочисленные родственники — привыкли видеть его наследником, учтивым молодым человеком, которому еще расти и набираться опыта. Теперь из них кто-то пытался поучить уму-разуму, кто-то соблюдал все положенные правила обхождения, старательно не мешая ему ошибаться, и толку от всего этого было, как от телеги яиц на ухабах.

Ладно хоть нашлась пара дядюшек-тетушек, которые просто по-человечески сочувствовали ему и выказывали готовность помочь или хоть не сбивать с толку непрошенными наставлениями.

С другими Домами было куда сложней. Темной слыла история со смертью Аори и Тори, в болотной трясине и то вода чище. Не хотел ее касаться сейчас — пусть бы казался кротом, что забивается в нору поглубже; не хотел, но приходилось. От каждого из равных теперь глав Домов хоть намек, да услышал.

А правильно держать себя не умел. Ладно хоть не приучен был показывать истинные чувства: очень удивился бы, узнав, что говорят за спиной — наследник, мол, попался тот еще кремешок, не знаешь, как подступиться.

Все ночи были полны глухого отчаяния. Спал мало, больше сидел за книгами или бумагами Дома. Но толку от того, что он так сидит? Бросить бы все, и уехать на север, в гущу сражения… Нельзя. Долг не велит.

И тот же долг требовал, чтобы он сам — как младший — нанес визиты равным, и принял тех, кто стоит ниже. Война, не война, особого значения это не имело. Может Рииши и рад был бы пропадать в оружейных, что Срединной, что Осорэи, но отказ увидеться с кем-то служил намеком на неприязнь.

Спасибо хоть матушка, отложив в сторону горе, давала советы. Только сейчас оценил ее ум — привык, что немногословная, добрая, всю себя отдает семье. А она, оказывается, и наблюдать умела, и знала, как повести речь.

— Мама, тебя бы советником! — вырвалось как-то.

Нэйен так улыбнулась…будто скинула пару десятков лет. А ведь ей всего сорок шесть, запоздало подумал. Да, кажется… говорили ведь — родилась в год, когда пролетела звезда с хвостом, и ночные светила встали в ряд на ее пути. Почему-то не думал никогда о возрасте матери. А ведь у нее и морщинок-то не особо много, в сумерках кажется молодой… Даже смерть мужа не прибавила лет.

Хоть и тяжко было, но пока все шло довольно гладко: к нему приглядывались — не каждый в столь молодом возрасте становится главой Дома, и вместе с тем никаких неожиданностей не ждали. Почтительный молодой человек, правильный, старших слушает, решать все будет не он, а родня, вот на нее и стоит направить внимание.

Только Хоиру Иэра, глава охряных угрей, всерьез заинтересовался им самим. Откуда-то проведал, рыба сушеная, что Рииши целых два раза уже посетил вдову Тори, и, кажется, что-то подозревает.

Он якобы случайно встретил Рииши у Нефритовых ворот, когда тот возвращался от оружейников — пешком, как любил. Окликнул из носилок красного дерева, самых дорогих во всей провинции. Молодой человек знал, что этот Дом неожиданно выделил на нужды Хинаи крупную сумму, что поддержал господина Кэраи, но все-таки Хоиру остерегался. Как и его ныне единственного сына. Могли бы дружить — отталкивала вечная полуулыбка глиняного изваяния и внимательный, затаенный прищур. Погибший меньше года назад Ариеру был куда проще. Эх, судьба несчастливая…

Рииши еще раз оценил особенности своего нового положения: глава Иэра при виде него выбрался из носилок, с тонкой улыбкой отметил, как рад встрече, предложил идти дальше, а сам рядом поплыл. Честное слово, если отец ходил резко, а Тори слегка вразвалку, этот будто земли не касался: ни одна складка драгоценного бархатистого одеяния не сминалась.

Но, отвлекшись на походку, Рииши не сразу сообразил, что говорят с ним уж точно не как с главой семейства. А как с несмышленышем.

— Пользуясь преимуществом своего возраста и давних теплых отношений с вашим почтенным отцом, осмелюсь поступить невежливо и дать совет. Этот Дом, Аэмара… они сейчас кажутся слабыми, и, что бы ни двигало вами, вероятно, искреннее сочувствие, все же не стоит иметь с ними дела. Тори мертв, но его родня — люди очень зубастые. Они сделают все, чтобы не потерять положения.

— Что, даже вдова и дочери? — спросил молодой человек, рассеянным тоном стараясь показать малый интерес к этой теме. Может, и получилось…

— Женщины — наша погибель… Я не поручусь за подлинную наивность даже средней из дочерей Тори, а ей ведь, кажется, нет и пятнадцати. Что до вдовы, она подобна тихому омуту, в котором, как известно, очень легко утонуть. Но, вижу, с советами я навязываюсь, — добавил он чуть более оживленно, чем было бы при искреннем тоне. И добавил совсем другим голосом:

— А господина Нара я и впрямь весьма уважал. Кремень был, а не человек. В наши лицемерные дни таких, почитай, не осталось.

Развел руками, улыбкой отметил конец беседы, и уже собрался отойти, как вдруг Рииши остановил его:

— Подождите… — быстро и немного сжато он проговорил: — Я ничего не забыл, и не собираюсь. Надеюсь, вы не думаете, что я… — не то поклонившись, не то дернув головой, отошел сам.

**

Все эти долгие и одновременно стремительные дни месяца Угря Камарен провел как в яме с ежами. Он выполнил свою миссию с блеском, готов был уехать в любой момент, но без разрешения верховного Дома сделать этого не мог. Разве что из Столицы пришел бы приказ или вызов от главного посла Аталина… сам не заметил, что родную страну начал называть так, как местные.

Не просто готов был уехать — мечтал это сделать, понимая, что шансов уцелеть все меньше и меньше, Суро Нэйта осмелел после смерти давнего противника и свидетели ему не нужны. Его идея с куклами и пьесой тоже была хороша, только косые взгляды местная знать кидает на северянина. Еще немного, и люди попроще тоже станут косо смотреть, а там и до случайного пожара недалеко, или до налетчика с ножом — разумеется, бандита поймают…

Но разрешения на отъезд все не было. Больше того, после падения Северной прозрачный намек поступил, что его и не будет.

**

"Мне пришлось временно оставить город. Ты еще сможешь уехать, если захочешь простить и забыть, или если боишься. Но если останешься, проси помощи у посла Аталина. Он про тебя знает и свяжет, с кем нужно, у вас во многом общие цели. Не пытайся увидеться лично — за ним следят".

Оторвавшись от неровных строк, Истэ попыталась вспомнить, как выглядит указанное в письме место с тайником. Беседка недалеко от городских стен, мостик из камня, сложенный нарочито-грубо, красные клены у ручья раскинули многопалые лапы… Когда-то она там бывала и вряд ли заблудится, если все же придется идти самой.

В приоткрытое окно доносились звуки и запахи окраин — кто-то стучал молотком, какая-то женщина визгливо бранила мужа, варился суп из закисших бобов, вдали плакал ребенок.