Некоторое время у него ушло на то, чтобы перевернуться и расположить над ржавой железкой связанные руки. Напевая себе под нос удалые маршевые песни наемников, он стал водить путы по краю обруча. Несколько раз ему пришлось останавливаться и переводить дух.
— Клянусь Великой Пустотой, легче полдня махать мечом на поле боя, чем перетирать мокрые веревки стянутыми за спиной руками, — пробормотал он, когда последнее конопляное волокно лопнуло, освободив конечности.
Кисти опухли, и Артив погрузил их в прохладную воду. Когда в пальцах появилось характерное жжение и тягучая боль, он принялся разминать руки. Наконец он смог освободиться и от ножных пут с помощью того же обруча. Вооружившись кривой доской, Артив прокрался к тюкам и расположился под люком в прежней позе, уткнувшись носом в прелую мешковину.
«Придется терпеть, — подумал он, вздрагивая от омерзения. — Но ничего, змееныш заплатит мне за это…»
Медленно тянулись часы. Несколько раз командор засыпал, но пробегающие по спине мыши заставляли его раскрывать глаза. Наконец вверху скрипнул люк, и появилась слабая полоска света. Он сочился от небольшого факела.
«Наверху ночь. Отлично.»
Артив подобрался, готовясь к борьбе. Он был уверен почти наверняка: Амибал не пойдет за пленником в сырой и темный трюм. Скорее всего, дело придется иметь с его подручными. А они уверены — пленник надежно связан.
Послышался отвратительный глухой кашель, почти лай, и командор передернулся от омерзения. Многие наемники, в основном, из числа дикарей, живущих в болотах южнее Каллины, употребляют цветочную пыльцу, прокаленную на огне до углеподобного порошка. Эта дрянь, как они утверждают, способствует поднятию боевого духа. Однако, по наблюдениям Артива, именно воинского духа среди любителей пыльцы не наблюдалось, зато с избытком было ночных экстатических плясок с воем и визгом, и заснувших на посту часовых. С этой пагубной страстью дикарей бороться не получалось — лишенные зелья, они становились вялыми и апатичными, иной раз без всякой причины кидались на матросов. Хуже всего оказалось то, что лемуты, и в особенности Псы Скорби, норовили напрыгнуть на спину обожравшегося пыльцы дикаря, звериным чутьем чуя близкое присутствие болотных демонов, привлеченных дурными эманациями пыльцеедов.
Во тьму трюма опустилась рука с факелом, и в образовавшемся круге света появилась физиономия наемника, вглядывающегося в груду тюков. Огласив недра корабля очередной порцией кашля, пыльцеед спрыгнул вниз и зашлепал по мокрому полу в ту сторону, где должен был лежать связанный командор.
Артив внимательно прислушался к происходящему наверху и убедился, что явившийся за ним посланник Амибала выполняет свою миссию в одиночестве.
Словно гигантский нетопырь, метнулся командор на спину наемника, нанеся тому страшный удар по ключице. Человек беззвучно опустился на пол. Артив подхватил из ослабевшей руки чадящий факел, пошарил на поясе наемника и вооружился его бронзовым ножом. Эти чудовищного вида и немалого веса кинжалы дикари выменивали у жителей Каллины на растительный яд и все ту же пыльцу. В юности Артив слышал, что даже жена предпоследнего короля Лантического государства оказалась падкой до болотного зелья.
Одним коротким движением перерезав горло упавшему, командор поспешил к люку. Он принялся старательно имитировать лающий кашель и невнятное бормотание, пока выбирался на палубу. Но артистизм пропал втуне. Флагманская галера, словно дремлющее на волнах чудовище, была погружена во мрак и покой. Только там, где угадывались клетки Псов Скорби слышалось голодное поскуливание и какая-то возня.
Командор в несколько перебежек очутился возле мачты и обнаружил свой знаменитый шлем и двуручный меч на месте, возле распотрошенных сумок.
Змееныш рылся, надеясь найти какие-нибудь полезные колдовские штучки, решил командор, с сожалением разглядывая свои разбросанные по палубе вещи. Тратить время на их сбор не имело ни малейшего смысла.
— Будь я моложе, — пробурчал бывший командир корпуса, напяливая шлем, — непременно навестил бы Черного Герцога и пририсовал бы ему дополнительную улыбку в области шеи.
Крадучись беглец приблизился к борту. На носу прохаживался одинокий глит, но, по счастью, ветер дул не в его сторону. Артив свесился вниз и с удовлетворением убедился, что легкий стук в борт галеры показался ему спасительным не зря: на мелких волнах болталась та самая лодка, в которой командор явился на флагман.
— Ну и дисциплинка при новом командире, — проворчал довольный Артив и принялся озираться в поисках веревочной лестницы. Тут он услышал голоса и топот ног. Со стороны кормы, где находилась единственная благоустроенная каюта, занятая Амибалом, шли двое матросов. Они двигались в сторону распахнутого люка.
Артив проклял себя за отличную память: по голосам он узнал знакомых матросов.
— Отличные служаки, жаль будет убивать, — прошептал командор, перехватывая варварский кинжал для броска и стискивая рукоять меча. Но тут из-за бочек с пресной водой метнулись две тени и слились с силуэтами матросов. Громко всхрапнул один из Псов Скорби, почуявший убийство, и глит подхватил факел и двинулся на шум.
Развернувшись, Артив метнул кинжал, метя в глаз рептилии. Удар, наверняка заставивший бы упасть нормального человека, лишь остановил глита. Очутившись рядом с лемутом, Артив точным ударом снес ему голову. Но как бы быстро ни была проведена расправа над часовым, по разуму человека стегнула холодная цепенящая волна. Беглец на миг замер, но наваждение отступило, и пропавшая было власть над телом вернулась.
— Еще чуть-чуть, и он бы меня парализовал. И это в полной темноте! Да уж, умельцы с острова Манун далеко продвинулись в своих поганых экспериментах. — Артив швырнул за борт факел мертвого глита и поманил рукой две тени, суетящиеся над мертвыми матросами. Послышалось довольное урчание, и рядом с ним оказались два Волосатых Ревуна, прошедшие с ним всю кампанию от Мертвой Балки до Бухты Спрутов.
Гладя спутанный мех на могучих загривках и уворачиваясь от слюнявых выражений нежности, командор с горечью констатировал, что боевые звери намного преданнее и надежнее, чем люди.
— Уж вы-то меня не бросите, бедолаги, не то что мерзавец Орм. Да и я, если честно, собирался дать деру один. Черный Герцог, вне всякого сомнения, набил бы из вас чучела.
Три неразличимые при свете звезд тени скользнули вниз, и вскоре небольшая лодка отчалила от борта галеры. Вначале лемуты гребли лапами, опасаясь выдать себя случайным всплеском, но когда темная громадина растворилась в ночи, взялись за весла. Некоторое время Артив нервно посматривал в сторону своей плавучей тюрьмы, но вскоре успокоился.
«Змееныш наверняка общается со своим воспитателем, или вдыхает дым какого-нибудь черного цветочка из Голубой Пустыни, — решил беглец, — иначе норки и выдры уже нагнали бы нас.»
Вскоре лодка скрипнула днищем о песок, и Артив спрыгнул прямо в воду. Один из лемутов отважно бросился вперед, лапами раздвигая толстый тростник, мешающий человеку выбраться на твердый берег. Второй ненадолго задержался, пробивая днище лодки. Артив на ходу хмыкнул:
— А что, неплохо я вас надрессировал! Не хуже старины Шагра.
Вспомнив о дрессировщике рейдерского корпуса, умерщвленном колдовством С’лорна, командор нахмурился.
— Как бы меня не постигла та же участь, что Карка, С’мугу и несчастного повелителя речных водоплавающих.
Рефлекторно его рука стала шарить на груди, в том месте, где должен был болтаться голубой талисман.
Тут командор расхохотался, да так громко, что в кустах послышался громкий всплеск: какой-то мелкий ночной хищник решил унести свои ласты подальше от источника столь энергичных звуков.
— А ведь змееныш перемудрил, отбирая у меня все магические побрякушки, включая голубой камень!
Действительно, на корабле мастера С’лорна, так же, как и в его подземной крепости, в достатке имелись колдовские машины, которые бы вмиг определили, что тот или иной слуга Нечистого по собственному усмотрению снял амулет. По этой причине командор никогда с ним не расставался, не зная и половины функций, связанных с этим изобретением некромантского ума. Сейчас Черный Герцог сам удалил с тела пленника штуку, с помощью которой, как резонно догадывался Артив, можно не только следить за его перемещениями, но и убить изменника.
