— Он может приказать убить нас на месте. Или сделать это собственными руками.

— Не догонит, — пробурчал Сорен и расхохотался. Таннер искоса посмотрел на него, но шутка категории «Б» неожиданно показалась смешной до колик, он закрыл себе рот, чтобы не огласить коридор, пустой и снова тёмный, с далёким жёлтым прямоугольником открытой двери, дурацким хихиканьем. Над головой вспыхнула подсветка, лампы почему-то подчеркнули чьи-то древние портреты — картины на стенах чередовали непонятное искусство с грубыми мазками, полосами и пятнами и странно реалистичные образы, более объёмные, чем любое тридэ с максимальным погружением. Женщина со строгим лицом наблюдала за Таннером и Рацем, едва не качая головой. На руках она держала белого горностая, животное казалось умнее хозяйки и тоже осуждало визитёров.

— Ты на что там засмотрелся? — фыркнул Сорен, опередивший Таннера шагов на десять.

— Да я… Здесь только женские портреты, ты обращал внимание? Ну, плюс всякие пятна.

— Возможно, — Сорен вздёрнул бровь. — Это важно именно сейчас?

— Нет, конечно.

Таннер просто тянул время. «Пыль» во фляге манила, но больше он пить не стал. Ладно уж, будь что будет.

Обычно они приходили раньше. Энси давал им время осмотреться, занять места поудобнее — мягкие кресла, диван, который всегда оставался нетронутым. На стене стереовизор с пейзажами. Можно съесть пару канапе, пирожное с лимонным кремом и шоколадной крошкой, выпить кофе, вина. Таннер как-то давно находил очень старые записи о дрессировке животных: собаку, слона и тигра можно научить плясать, кататься на колесе по канату, если вовремя награждать куском мяса, сахаром или бананом. С тех пор он не мог не думать, что Энси их попросту дрессировал. Таннер предпочитал верить, правда, что тот создавал «комфортную атмосферу» — в своём понимании прежде всего.

Сегодня человек по имени Энди Мальмор ждал их сам. Неизменной была еда и выпивка. Судя по бокалу с коричневой жидкостью, который Мальмор держал в руке, затянутой в перчатку, не одним учёным пришла в голову простая мысль надраться. На столе рядом с ним стояла зелёная стеклянная бутылка с содовой.

Боковым зрением Таннер отметил, что на экране вчерашние «подвиги» их с Сореном экспериментального объекта.

— Добрый день, — сказал Сорен первым. — А, Мари. У неё почти получилось.

Таннер хмурился. Он это видео смотрел раз десять, на первый раз ругался, на второй — едва не разбил Рацу смазливую физиономию. Там была Леони, какого чёрта она там делала — отдельный вопрос, но она была там.

— Простите, сэр, — проговорил Таннер сейчас, снова думая о своей смешной «разноцветной» девчонке-рапторе. Эмоциональная привязанность — атавизм, реликт древности, подобно всем этим портретам на стенах.

Запись оборвалась, когда трансформированная фигура повалилась грудой мяса. Судьба людей осталась за помехами разбитой камеры, вмонтированной в тело Мари.

— Итак, вы попробовали, и у вас не получилось, — сказал Мальмор. На «бешенство» его интонация походила ещё меньше, чем обычно, скорее так мог говорить человек, который работал физически трое суток без единого часа сна.

— Неучтённые факторы, — Сорен сел на диван и сразу же схватился за бутылку с тёмно-рыжей жидкостью. Дроид мягко отстранил его паучьими лапками, организовал лёд и содовую. — Рапторов набежало, как крыс на кусок сыра. Не думаю, что Норт их специально прихватил, скорее, у кого-то инициатива взыграла.

— Знаю, — Мальмор скривился, залпом проглотил напиток из своего бокала. Таннер получил такой же из лапки дроида, убедился: виски. После «Пыли» — прямо-таки обычный лимонад. — Вы собирались захватить Монстра, а вместо этого погибло несколько рапторов.

— Они не…

— Может, и «не», — тот пожал плечами. — Может, кто-то и выживет. Мальчишка вроде почти не ранен, чего не скажешь о Роули. Запись с камеры, вмонтированной в тело модификанта, выхватила несколько кадров — Шон Роули с арбалетом, рука с искрой. Роули рухнул под ноги, глаза пустые, изо рта пошла пена после удара «электричеством».

— Он дышит, — сказал Сорен.

— Надеюсь, что это так. Может, он просто сбежит в очередной раз, мы ведь именно этого и добивались, а ещё — оборвать все контакты с его прежней жизнью. Да, но у него есть шанс. В отличие от этой бедной… Мари. Я разрешил вам сделать из неё чудовище вовсе не для того, чтобы угробить в первой же битве. Эшворт, а этих двоих вы узнаёте?

Два стоп-кадра: снимали в почти полной темноте, зернистая картинка превращает изображение в наложение цветовых мазков. Таннер подумал о портретах в коридоре.

— Дрейк Норт, на него и была ставка. Он когда-то работал вместе с Роули. И… Леони Триш, да. Я её рекомендовал. Толковая девочка.

Таннер поджал губы, внезапно осознавая: никакой толку от «Пыли». Он потерял своего агента, свою девочку.

— Они могут быть живы, — снова влез отвратительно оптимистичный Рац. И осёкся после второго кадра, направленного на Дрейка Норта: раптор-альбинос лежал в неестественной позе с перекрученной шеей. — Ну… хотя бы эта ваша Триш.

— Могут быть живы! — Мальмор поднялся, тяжело опираясь на подлокотники. Дроид-костыль подлетел ближе. Мальмор схватился за рукоять, перенося свой вес на антигравы устройства. — «Просто полевое испытание новой армии против рапторов». «Никто не пострадает». «Мы вернём Роули самым щадящим способом». Вы оба относитесь к рапторам, будто они ваши подопытные крысы, а не люди. Я разрешил вам эксперименты, но не бессмысленную бойню, на которую вы отправляете и ваши «усовершенствованные модели», и обычных охотников. Чёрт вас подери.

Таннер вжался в кресло. Он представлял себе Энси в бешенстве совсем не так: Мальмор не кричал и даже голоса не повысил, просто казалось, будто его мутация на сей раз выбрала целью гортань и голосовые связки, речь стала невнятной, как у паралитика. Потом он рухнул на своё место, достал салфетку из кармана, чтобы стереть со лба выступивший пот.

— Нам правда жаль, что так получилось, сэр, — сказал Таннер. Но требовалось что-то добавить. — Предполагалось, что Мари заберёт Роули, телепорт там более или менее рабочий с тех пор, как они с Нортом зачистили зону аладов. Самого Норта собирались вырубить, но ничего критичного. Всё просто пошло не так. Я… попытаюсь связаться с Леони. Надеюсь, с ней всё в порядке.

— И испытание прошло нормально, — встрял Сорен. — Первый образец редко срабатывает на сто процентов. Мари показала себя неплохо. Мы продолжим.

Он уставился в упор на Мальмора.

— Вероятно, понадобится ваша личная помощь. Всё-таки ни у кого из нас нет таких возможностей доступа и исчерпывающей, как бы так выразиться, информации обо всём — от рапторов до аладов.

Удачно он устроился на диване — Таннер не мог дотянуться и пнуть его.

— Хорошо, — сказал Мальмор. — Вернётесь позже.

— Нет, — Таннер допил виски. — Если Леони жива, я отправлюсь к ней. Мы собирались в Лакос — мы туда попадём так или иначе. Прошу предоставить мне полномочия на самостоятельные действия и доступ к материальным и информационным ресурсам по мере необходимости.

В ответ ему достался скептичный взгляд поверх очков, но это больше напоминало того Энси-Хозяина, которого Таннер знал больше двадцати лет.

— У тебя всегда был такой доступ. Имей в виду, Лакос — твой приоритет. Действуй. Ты можешь идти.

Сорен такого распоряжения не получал. Таннер едва не оглянулся на выходе, но счёл за лучшее ускорить шаг. «Пыль» ещё действовала, даря лёгкость и оптимизм — у них всё получится, то есть у него лично. Всё будет хорошо.

Вокруг были камни, сырость и холод. Камни кололись, впивались под рёбра и в спину. Один, узкий, треугольной формы, насколько она могла разобрать, погружался в черепную ямку; если пошевелишься — накроет болью и тошнотой, но и лежать смирно не легче, пирамида-камень сверлит дыру в затылке.

Сумрак поднимался до длинного и узкого пятна света — словно положили поверх чёрной ткани голубую ленту неба. Солнце дотягивалось до дна ямы с трудом, теряло силу на половине спуска в черноту сырых камней, но это было хорошо, от света единственный глаз болел и жмурился. Второй ослеп. Вторым она ничего не видела, только чувствовала дрожащую склеру, веко поверх глазного яблока, расплывающиеся пятна искр; они наслаивались на камни, рахитичное солнце и мглу. Пахло мокрым песком и кровью. Хотелось лежать так вечно, но боль мешала — она циркулировала с кровью, по мере того, как боль нарастала, примешивался и страх, кислый на корне языка.