Ну что ж, второй раз шансов не дают, сдох — туда и дорога.

Дрейк снова мрачно зыркнул на Леони. Парень был жив, хотя и валялся в позе томной городской барышни, увидевшей таракана-мутанта и хлопнувшейся в обморок. Алад — исчез, и они оба никак не могли объяснить то и другое.

— Ты ведь знаешь… — начал Дрейк.

— Знаю, — перебила его Леони, потому что этот тормоз соображал бы ещё минут пять, и его замедленные вне боя и всего, что касалось дисциплины, реакции бесили отдельно. Чувствовалось, что он родом из Табулы, «Доски», полиса, где добывают полезные ископаемые, в основном металлы, а инкубаторы как будто на уровне программного кода вшивают некоторую… Пускай будет заторможенность. Другой бы сказал: тупость. «Ты чего, с Доски приехал?» — Дрейк слышал подначку тысячу раз и был идеальной иллюстрацией «досочника». Леони ему старалась об этом не напоминать. Они всё-таки давно работали вместе, дружили. — Алады либо видят, либо нет. Алады никуда не исчезают, потому что, чёрт их подери, они вообще не живые. Зато он удивительно везуч для безмозглого костлявого щенка.

Ей на миг очень захотелось пнуть Рыжего. Не сильно и не со злостью, скорее будто ворох грязного тряпья. Ишь, разлёгся посреди перекрученной характерными спиралями полянки — почва, трава, камни и какие-то мелкие жучки, всё превратилось в однообразную воронку. Эти штуки называются ещё «поцелуями», алады оставляют их на теле земли и на теле человека. Им всё равно, что жрать — железо, плоть, минералы или растения. Там, где «поцелуев» много, ничего не растёт потом, кроме так называемой «аладовой травы», поэтому она так и называется. Земля-то потом восстанавливается, а вот живым сложнее — Леони руку отгрызли, например. Быстрее, чем она успела закричать или по-настоящему почувствовать боль. Превратили в свою пустую «воронку» кусок кабины раптора, приборную панель, кожу, мясо и кости.

Почему жуткие штуковины, к которым нельзя привыкнуть хоть за десятки лет охоты, должны сделать исключение для деревенского дурачка?

— Здесь был алад, здесь нету алада. Да нахрен такие загадки, — Леони хотела встряхнуть Рыжего. Дрейк загородил его своим телом. Он снова поливал и смачивал ему губы из собственной фляги, просто удивительная забота о мелкой живности.

— Вот этот факт Арро заинтересует точно.

«Досочник» или нет, но в данном случае Дрейк рассуждал верно.

Леони нехотя кивнула.

— Ван тоже.

Доктор наверняка тоже кому-то докладывала. Ерунда, будто рапторы сами себе хозяева, подчиняются только командованию Ирая — города-защиты, что отделяет обитаемые Пологие Земли от совсем мёртвой пустыни Тальталь, а что за ней — никто не знает. На самом деле, рапторы были инструментами. Леони связывалась со своим «умником» в обмен на разные полезные штуки, вроде улучшений для механической руки или накладного окуляра для глаза. Кто-то продавался дороже или дешевле. Впрочем, почему «продавался»? Они так или иначе служили общему делу.

Ну не на сторону же аладов переходили, а остальное — так ли значимо?

Вот только учёные чего-то там делили, грызлись между собой, и эта история с Монстром воняла, как не стиранные недели две портянки. Леони не хотела разбираться в политике полисов. Просто расскажет, пока Ван её не опередила.

Дрейку лучше не знать.

— И её, — согласился тот, словно услышав мысли. Леони даже передёрнула плечами, синтетические нервы приняли импульс.

— Хрень всё равно. Так не бывает. Чёрт, ну алады… они же… Тупые! Мозгов у них меньше, чем у пучка травы. Мне вон этот городской умник всё рассказывал про вирусы, про размножение по принципу самокопирования. «Фрактальные сигнатуры», — передразнила Леони доктора из Интакта, которому когда-то помогала ловить «кузнечика», да и сейчас он ей порой подкидывал задачки.

«Он тоже заинтересуется парнем», — подумала она.

Дрейк решился влить немного воды парню в рот. Глотательный рефлекс сработал, Рыжий даже вяло захныкал.

— Вероятно, Нейтан сумел справиться с сигнатурой или управлять ей.

Леони прикусила язык на очередном «хрень». Дрейк не смотрел на неё, но оба слышали россказни дикарей про рейдерских «авгуров», про тех, кто якобы поклонялся «Инанне из Небесного Шатра», а она давала власть над своими перворождёнными. Бред, конечно, но в каждом явившемся из дыма тенелиста бреду можно найти рациональное зерно.

«Доку понравится».

Монстра-то они так и не нашли, надо того чем-то порадовать, а то последние разы, когда Леони с ним связывалась по голо, умник из Интакта выглядел мятым, жёлтым и злым, как выползшая из облитого кипятком улья муропчела. Будто это он лично за пропажей по всем Пологим Землям мотался.

— Он удерёт и второй раз. Щенка койота нельзя приручить.

— Нет, — Дрейк уже каким-то привычным жестом поднял длинное тощее тело. Висящий на нём Рыжийсмотрелся удивительно гармонично. Длинные волосы опять растрепались и свешивались до пояса Дрейка. — Я с ним поговорю. И я обещал сделать из него настоящего раптора. Может, получится что-то большее.

— Может быть, — вопреки обыкновению Леони не спорила.

Алад просто взял и растворился в никуда, и Рыжий совершенно точно не пользовался мономолекулярным ножом, хотя бы потому, что не умел толком, ещё не успели научить. Оружие осталось в ножнах. Выглядело всё так, будто парень сожрал потустороннюю хреновину, а должно ведь было быть наоборот.

Да уж. Стоило раскусить орешек — и поскорее доложить тоже. Несколько лет назад Леони Триш потеряла руку в бою с аладом-«трёшкой», третьего уровня; её отправили лечиться в Интакт, где она и познакомилась с «умником». Тот попросил об услуге, не слыханной прежде: поймать «живого» алада.

У них получилось. С тех пор, кажется, всё и началось; хотя Леони знала — не теперь. Почти все обитатели охотничьих «баз» сотрудничали с кем-то из городских «покровителей», равно как и торговали с дикарями. Это была норма — баланс между двумя мирами.

Мальчишка Рыжий попался не вовремя и куда-то его сдвинул — или ещё нет.

«Не моё дело».

Пускай доктор Таннер решает.

Она не стала тянуть: едва вернулись в часть, отправилась к себе. Личного пространства в казарме было немного, но всегда можно захлопнуть створку шлема, и только по телесным реакциям посторонние смогут определить, чем ты занят. На соседней койке под объёмным постером со звездой виртуального кино Дэви И корчилась в характерной позе с раздвинутыми ногами и откинутым одеялом Тэсс Миджай, невысокая и коренастая. Она порой подкатывала к Леони, делилась своей коллекцией большегрудых красоток, записанных в собственный шлем. Леони отнекивалась. Тэсс была не в её вкусе, и при прочих равных она предпочитала мужчин. Судя по лежащей на полу и покрытой пылью униформе, Миджай недавно вернулась с вахты, но форму почистить и убрать не удосужилась — всегда она так, ничему жизнь не учит. Получит опять наряд вне очереди.

Леони решила, что это не её дело. Она сняла сапоги и села на свою кровать, достала шлем, переключила его из режима «развлечения» в «коннект». Объёмная фотография ночного неба плыла над головой, прикреплённая к перегородке чуть выше человеческого роста, — она не вешала никаких постеров, все эти годы маленький личный угол оставался почти нейтральным. Людей это удивляло: а как же Кислотная Бабка? Разрисованная рука?

Леони могла бы ответить: в том и дело. В «Бабке» я настоящая. Здесь — просто най-рисалдар, младший офицер, одна из многих.

Таннер ответил не сразу. Его не одобряющая целый мир физиономия в уродливых очках — они даже не работали как окуляр ночного видения или микроскоп с функцией анализа, вот умора, — висела в режиме «Ожидайте, вам обязательно ответят».

— Да очнись ты уже, зануда, — проговорила Леони в микрофон шлема. Никто её не услышал. Таннер тоже.

Ответил он спустя минут пять. Реальное выражение лица оказалось ещё более кислым. Таннер превзошёл самого себя. Леони едва не фыркнула: ты чего, все лимоны Итума сожрал за один присест?