Жил когда-то пан — богач, каких мало. Были у него леса громадные — дубовые, буковые, сосновые, — много земли и фольварков, а на тех фольварках — все, что только человеку нужно. Да, добра у пана было много, слишком даже много.

Но пан этот сильно пил. И пропил сначала леса, потом земли, а там и усадьбу и все свое имущество. До тех пор пьянствовал, пока не разорился вконец.

А когда потерял все, что имел, сел он в кресло и велел позвать лекаря.

Приехал лекарь, осмотрел его, обстукал, выслушал, велел язык показать, а потом головой покачал и говорит:

— Не нахожу я у тебя, пане, никакой болезни, ты здоров, как рыба в воде.

— Загляни-ка ты, доктор, мне в горло, — сказал пан. — Там наверняка увидишь что-нибудь.

Разинул он рот как можно шире. Лекарь смотрел, смотрел.

— Нет, — говорит, — в горле у тебя ничего такого нет.

— Да ты гляди как следует! — твердит свое пан. — Там, наверное, что-нибудь да есть.

Лекарь опять заглянул ему в горло, смотрел долго и внимательно, но, как и прежде, ничего не увидел и сказал пану, что он может уже закрыть рот.

Задумался пан.

— Удивительное дело! Ведь через эту глотку ушли мои волы, овцы, все имущество. Уходили поля, дома, деревья, целые леса. Вот я и подумал — авось хоть один сук у меня там застрял, тогда я мог бы по крайней мере посох себе из него вырезать да идти побираться. Ну, раз уж и в глотке ничего не осталось — что поделаешь? Надену суму.

Обидел я жену и детей, сделал их нищими. Теперь мне одна дорога — с сумой ходить и петь:

Один мужик лет тридцать не ходил к исповеди, а был он большой плут, всегда норовил выманить что-нибудь или стащить. Раз говорит он своей жене:

— Завтра пойду к исповеди.

Та согласилась да еще похвалила его. Мужик встал на рассвете и пошел исповедоваться. Приходит к костелу — а там еще закрыто. Он зашел в дом ксендза, заглянул в печь и видит два добрых куска солонины. Стащил он эту солонину, отошел подальше от костела и спрятал у леса. Вернулся потом обратно и видит, что костел открыт. Мужик вошел и уселся на лавку перед алтарем. Ксендз приходит в костел служить мессу, подошел к алтарю поправить лампаду, чтобы лучше светила, а камилавку свою положил на алтарь. Потом пошел в ризницу, а камилавку забыл. Мужик подошел, схватил ее, сложил и спрятал в карман. После мессы ксендз стал мужика исповедовать. Мужик говорит:

— Я вытащил свинью из капусты. — (Это он про солонину, что из щей украл).

Ксендз:

— Правильно поступил, это не грех, это хороший поступок. Ну, что же ты еще сделал?

— Шапку снял у алтаря.

— И это правильно, так и нужно. — (А мужик-то с алтаря украл камилавку).

Ксендз понюхал табак и положил табакерку на исповедальню. Мужику табакерка понравилась, и он стал смекать, как бы ее украсть. Говорит он ксендзу:

— Есть у меня один очень большой грех, но я боюсь о нем рассказать.

Ксендз говорит:

— Не бойся, никакой ксендз ничего тебе не может сделать и об этом грехе никому не смеет сказать, а то ему язык оторвут или отрежут.

Ксендз еще договорить не успел, а мужик — цап табакерку. Ксендз кричит: отдай, мол, а мужик одной рукой схватился за свой язык, а другой водит по нему, показывает, что, мол, ксендз не должен болтать перед людьми, что было на исповеди.

Ксендз застыдился и ничего ему не сказал.

Один муж все бранил жену, что он-де от нее помощи не видит, что в хате и делать-то нечего, а она все дома сидит. Наконец жене надоели эти попреки, она и говорит:

— Раз я в хате ничего не делаю, так оставайся ты дома и сделай все за меня, а я за тебя пойду в поле. Но смотри и муку на жерновах смели, и хлеб хорошо вымеси, и курицу с цыплятами устереги, и масло сделай.

Он отвечает:

— Хорошо, хорошо, иди. — А сам думает: «Я за час все это сделаю, а потом буду отдыхать».

Стал он первым делом молоть, а кадушку со сметаной привязал к поясу: хотел сразу и муку смолоть и масло сбить. Вот мелет он муку и масло сбивает, а тут прилетела ворона, расправляется с цыплятами так, что в избе слышно. Он жернова бросил и во двор бежать, тут сметана-то и пролилась — кадушка, что к поясу привязана была, перевернулась. Он — к курице, а ворона уже только двух цыплят оставила. Стал мужик думать, что ему делать, стоит ли стеречь остальных. Взял да и перебил их.

Принялся за хлебы. А тут давай его мухи кусать; как муха его куда жиганет, — он рукой по тому месту. Как увидит, что муха на стену села, — бац туда тестом. Сам весь измазался и стены залепил. Наконец и теста у него не осталось — все ушло на этих мух, что его кусали. Одних перебил, а другие снова над ним вьются. Вот он и думает: «Что бы такое сделать, чтоб от мух спастись?»

Взял и весь измазался в смоле, а мухи еще хуже к нему липнут. Он уж и сам не знает, что ему делать; взял да и помчался в поле к жене.

А та подумала, что это черт, и давай удирать домой. Вбегает в хату, а там такое творится, что и пером не описать: сметана пролита, цыплята задушены, тесто из квашни по стенам расшлепано, печь не затоплена. А ее мужик вбегает следом в хату и говорит:

— Женушка, ты не бойся меня. Это я смолой вымазался, с мухами сладить не мог, чтоб им пусто было. Только я уж теперь никогда не останусь в хате и тебе, женушка, буду верить, что и дома есть работа.

Один хозяин снаряжал на ярмарку сына с волами. Было это в воскресенье, а идти на ярмарку собирался он в понедельник. Сын молодой, мало еще бывал на ярмарках, вот отец и учит его, как нужно продавать, как остерегаться, чтоб деньги у него не украли:

— Спрячь хорошенько, а как выйдешь из города, не пересчитывай, а то случится с тобой, как с тем человеком, что у шлагбаума деньги считал.

— Батюшка, а как это было?

— Как? Да вот как. Продал он волов в Рыманове и уселся на бревнах у шлагбаума, деньги пересчитывает, все одно серебро. А вор-то его приметил еще как он волов продавал. Как бы это у него деньги выудить? Купил вор гвоздей, молоток да каленых орехов. Сел позади мужика и будто орехи колет, а сам как стукнет молотком, так и прибьет гвоздем рубаху мужику. Незаметно со всех сторон прибил рубаху к бревну.

Мужик пересчитал деньги, сунул в мешок и собирается домой. А вор-то хвать мешок да удирать. Мужик — за ним, а тут — стоп, рубаха не пускает. Он — в крик, народ собрался: «Что такое, что случилось?» Пока мужик гвозди из рубахи повытаскивал, вора и след простыл. Так и пропали денежки.

— Ну, уж теперь я буду знать, — говорит парень.