– Без вас знаю – как с чужими в этом подземелье поступать. Проваливайте!

Лязгнули запоры и всё стихло. Подьячий вздохнул облегчённо, но тут в кладовой внзапно стало светло, словно днём. Кто-то вошёл с факелом. Осип замер, притаился за кулями, сидит ни жив ни мертв, ожидая как сейчас острая пика ребра его ломать начнёт. Но, вроде, орять обошлось: и рёбра целы, и снова в кладовой тьма непроглядная.

Подьячий сидел на полу до тех пор, пока его не стал холод одолевать. Сначала Осип терпел, а когда зубы у него потихоньку застучали, решил выбраться из своего убежища.

И вот опять у него два пути: к двери, откуда пришёл или к таинственно мерцающему зареву. И показалось Осипу, что какая-то страшная тайна прячется возле зарева того. Желание узнать тайну победило тягу к свободе, и подьячий осторожно пошёл к красному свету в дверном проёме. Шаг, ещё шаг… И вот уже можно заглянуть в этот таинственный дверной проём, но тут раздался громкий стук. Кто-то колотил в ту самую дверь, через которую подьячий проник в это таинственное подземелье. Пришлось опять прятаться в кладовке.

Лязгнул затвор и чей-то строгий голос спросил.

– Ну, как у вас тут?

– Карашо, – ответил другой голос, скорее всего, голос иноземный. Непривычно было слышать его уху русского человека. – Кров мала осталас…

– Кровь будет, – сказал пришелец, проходя мимо двери кладовой. – Завтра девку свежую привезём. Стрельцы сказали, что кто-то чужой в подпол дворца залез? К вам никто не совался?

– Нэ есть видэла никто…

Осип прижался к стене и замер, опасаясь даже пальцем пошевелить, а вот когда шаги стихли, он опять пополз из кладовки к освещённому заревом проёму. Подполз к каменному порогу и опять разговор слышит.

– Зелье, какое я тебе третьего дня заказывал, готово?

– Канечно, гатов. Два капли и за три дня умереть. Больше капля – быстрее умирать. А сразу смерть не есть хорош, подозрение большой. Три дня – гут…

– Это хорошо, что не сразу. Только как подсунуть ему зелье?

– Два капля пища и всё… Не есть трудно…

– Твоими устами да мёд бы пить. Перед тем, как ему что-то съесть, эту пищу обязательно другой человек пробует… Лихачев столько пробовольщиков поставил, что удивительно – как до царя еда вообще доходит…

– Тебе бояр много жалко?

– Нет, бояр мне не жалко. Только с той недели Лихачёв, будто что-то почувствовал и теперь вместе с боярами всё пробует и наш друг…

– Кто есть друг?

– Данила Евлеевич.

– Стефан?

– Он. Теперь мы думаем, как зелье отравное подложить и Данилу Евлеевича от опасности оградить. Иван придумал одну штуку. Такая штука занятная… Если Данило согласится, то всё получится. Ладно, пойду я. Вы тут поосторожней. Эти два дармоеда наследили. Пошли труп выбрасывать, а до болота его не донесли. Дождь проливной, видишь ли, в лесу их застал. Стрельцы труп нашли, а Разбойный приказ следствие затеял. И, главное, не сказались мне во время. У, дерьмо воловье… Признались бы сразу, так ничего б и не было. А теперь… Вы тут смотрите. Я вам пистоль заряженный оставлю. Если увидите здесь чужого, так сразу бейте его из пистоля без разговоров. Никак нельзя, чтобы чужой кто-то о нашем подвале прознал. Ладно, пошёл я…

Подьячий опять спрятался и долго сидел, ожидая ещё каких-нибудь гостей. Но никто больше не тревожил тяжкой тишины подземелья. Выждав время, Осип опять пополз к таинственной двери. На этот раз за дверью не было слышно никаких разговоров. Подьячий тихонько вполз за порог двери.

В дальнем углу пылал горн. И всё здесь было похоже на кузницу или гончарную мастерскую. И освещали ту мастерскую с десяток горящих свечей. И шумно здесь: стучали меха, раздувающие пламень, что-то кипело и шипело на горячей плите. Душно и парко в мастерской. Справа от двери стоял широкий стол. Вот под этот стол Осип и пробрался, а уж оттуда стал осматриваться. И похолодело всё у него внутри: в двух саженях от горна он увидел голую девчонку. Её подвесили за связанные руки на вбитый в стену крюк, и висела девчонка на том крюке, как рыба на кукане. А перед ней стоял сутулый человек в рыжем кафтане. Он корявыми пальцами давил рану на бедре несчастной страдалицы, собирая в плошку, еле сочащуюся кровь.

Скоро к сутулому мучителю подошёл длинноволосый человек в сером зипуне.

– Чего? – спросил серый сутулого.

– Совсем кров не осталс, – буркнул изверг. – Евстигней есть обещал новая…

– Приведёт ли?

– Куда ему есть деваться. Ему скорее всех хочет элексир бессмертия пить. Уверен, прежде чем Артамону элексир отослать, сам его непременно пробовать. Старый он…

У Осипа затекли ноги, он решил встать на колени и задел плечом ножку стола. Злодеи замолчали, насторожились и стали озираться, как встревоженные филины. В том углу, где прятался под столом подьячий сумрачно, а потому его сразу и не заметили. Не заметили, но смотрели в его сторону неотрывно, и было видно, что вот-вот двинутся они угол проверять. Подьячий приготовился к битве.

«Так-то я вам и дался, – думал он, осторожно шаря вокруг себя в поиски чего-нибудь, чем бы можно было дать отпор злодеям. Под руку ему попалась тяжёлая кочерга или что-то в этом роде, разве в темноте разберёшь?»

Осип изготовился к битве с недругом. Подьячий решил нападать первым: сейчас, как только они сделают хотя бы два шага в его сторону, он выкатится из-под стола и начнёт лупить кочергой по этим поганым харям. Однако битвы на этот раз не случилось, где-то вдалеке раздался шум. Это стучали в дальнюю входную дверь.

Сутулый злодей пошёл открывать. Послышалось шарканье ног и негромкая перебранка. Первым вошёл сутулый, а следом за ним двое несли какой-то куль. И хотя плохо было видно из-под стола, но Осип узнал в одном из этих несунов того самого Степана, который в болото его заманил, а потом лошадь украл. Хватать обидчика здесь, подобно смерти, и подьячий решил ждать. Теперь подлец Степан от него никуда не денется. Здесь его лежбище – в селе Преображенском. Подьячий уже мысленно представил, как просит у дьяка Сабанеева посодействовать насчёт полусотни стрельцов, чтобы накрыть этот гадюшник и разом взять: и убийц, и конокрада.

«Разве дьяк в таком деле откажет, – подумал и запнулся».

Злодеи положили на пол свою ношу и стали её разворачивать. И Осип еле сдержался, чтобы не броситься на подлецов. Молоденькую девчонку принесли негодяи в эту страшную мастерскую. Связанная пленница дёргалась и стонала. Во рту у неё торчал кляп.

– Ишь, какая вёрткая, – ухмылялся Степан. – Чего, помочь подвесить-то?

– Не надо, – буркнул ему в ответ сутулый. – Вон ту с крюка снимать… Не есть кровь у неё… Плохой человек, никуда не годный…

– Она, вроде, живая ещё, – пошёл исполнять приказание напарник Степана.

– В болоте дойдет, – сказал длинноволосый. – Только до болота обязательно донесите, а не как в прошлый раз…

– Сами не придушили как следует, а теперь нас попрекают, – буркнул напарник Степана.

– А вы на что есть?! – взъярился сутулый тать.

– Ладно, ладно, – махнул рукой Степан. – Ошиблись малехо. Дождь сильный был. Грязь в лесу по колено. Мы хотели наутро вернуться, но… Да и хватит об этом, получили мы уже сполна… Не напоминай. А с этой сделаем всё, как полагается. Будьте покойны…

Потом кто-то из злодеев встал перед столом и подьячий ничего кроме чужих портов не видел. Порты были грязные и вонючие. Пришлось Осипу даже нос ладонью прикрыть. А когда порты перестали обзору мешать, в подземелье остались: два злодея, связанная девчонка и подьячий Разбойного приказа, укрывшийся под столом. Степан со своим напарником ушли.

– Ну, чего, вешаем? – спросил длинноволосый, схватив за руку девчонку.

– Давай, – кивнул сутулый, – а то зелье желтеет. Кровь надо…

Дальше Осип ждать не мог. Он выскочил из-под стола и бросился с кочергой на злодеев. Те никак не ожидали нападения, а потому и были биты в мгновение ока. Подьячий выхватил из-за голенища нож и срезал с пленницы путы. Девчонка сразу же вырвала изо рта кляп и заверещала, словно кошка, которой прищемили хвост.