Алексей Филиппов
Злые напасти
И тако царь Феодор Алексеевич уставил мир со всеми соседственными государи, досталное свое житье препроводив в тишине
Сей Царь Феодор Алексеевич переменил древнее Российское платье охабни и протчее и велел носить мущинам кафтаны, а женщинам шубы и телогрейки и треухи, а не шапки.
Сей Царь Государь с Полскою короною мир подтвердил; Смоленск и Киев и всю Северную украйну под Россию вечно удержал, дав за то Полской речи посполито несколько денег для их удовольствия
Из рукописи князя П.П. Трубецкого
Законы святы, да законники супостаты.
Русская пословица
1
За три дня до страстной седмицы 7190 года полковник Мирон Иванович Золотарёв надумал отправить родителям своим в дальнее село три плетёных крошни праздничной снеди, чтоб было чем разговеться всласть старикам на Светлое Воскресенье. Шепнул полковник о желании своём порадовать родителей пятидесятнику Михайлову, тот быстро смекнул – что к чему и поручил важное дело сие двум молодым стрельцам: Степану Антипову и Ивану Ильину.
Рано утром, только солнышко показалось из-за темного леса да разбудило голосистых петухов, стрельцы погрузили корзины на телегу и поехали на скрипучей телеге к наплавному мосту через Москву реку. Переправились. А дальше путь их лежал прочь из города по Стромынской дороге.
Два дня до того шёл сильный дождь. С утра было зябко, а потом распогодилось. Солнце грело путников ласково, но не жарко. И очень легко дышалось свежим весенним воздухом. Не жизнь, а радость превеликая. Стрельцы выехали из города, переправились через Яузу, проехали село Преображенское с летним дворцом царя, дальше дорога пошла лесом. Иван правил лошадью, а Степан лежал на телеге, слушал птичьи трели и глядел на обочину. По чести сказать, смотреть на обочине было вовсе нечего: грязь, жухлая трава с прошлого года да серые кустарники. Ничего интересного. Одно и то же. И уж стали слипаться глаза Степана, но тут что-то рыжее мелькнуло в кустах.
– Ваньша! – крикнул товарищу встрепенувшийся стрелец. – Глянь-ка, лиса, вроде, мертвая.
– Где?
– Да, вон в кустах. Глянь, глянь…
– Нет, не лиса это, – Иван потянул на себя вожжи и остановил лошадь. – Сверток какой-то рыжий… Тулуп, что ли, кто-то выбросил…
– Пойду посмотрю, – Степан спрыгнул с телеги и пошёл через придорожный кустарник. Сырая лесная почва сердито зачавкала у него под ногами.
Стрелец быстро добрался до желанного свёртка, нагнулся, раздвинул края тряпок и заорал благим матом.
– Ваньша! Смотри-ка чего тут! Ух ты, спаси и помилуй меня Господи! Что творится на свете белом! Ой-ой-ой…
Подбежавший Иван увидел рыжую холстину. А в холстине той серое лицо покойницы!
– Баба, вроде, мёртвая, – Степан схватил товарища за руку, – чего делать-то будем?
– Чего, чего? – нахмурился Иван. – Не знаю. И так её здесь не оставишь… Вот беда-огорчение… И к родне полковника ехать надо. Не свезём снедь ко времени, так нас Михайлов по голове точно не погладит… Ему перед полковником отвечать. Покойницу здесь оставить, тоже не след. Не по-христиански это…
– Так может за людьми в Преображенское село сбегать? – Степан ещё раз глянул на страшную находку. – Только боюсь, потом Михайлов с нас спросить потом может, почему без уго приказу самовольством занялись… Почему разгласили ? Тут в селе царица вдовая живет, а ну как чего громкое вскроется? Ох, ты, батюшки… Приспела беда, наперёд не сказавшись… Чего делать-то?
– Вот что, – Иван сдвинул шапку на затылок и почесал пятернёй голову, – я дальше один поеду к полковниковой родне, а ты беги обратно в город и доложи пятидесятнику о находке, а он сам сообразит чего и как. Вот ведь напасть какая… Прости и помилуй, Господи… Спаси грешных… Прости и помилуй…
Разобраться в том, чего это нашли стрельцы при дороге, послали подьячего Разбойного приказа Осипа Носова. Послали и велели разузнать во всех подробностях, что это за мертвецы валяются недалеко от дворца, где проживает вдовая царица Наталья Кирилловна с сыном Петром. Негоже в таких местах неизвестным мертвецам быть. Никак негоже…
Подьячий вместе с двумя ярыжками поскакали к месту находки мертвеца верхом. А вслед за ними выехала и телега с другими помощниками. Когда подьячий со спутниками добрался до нужного места, здесь уже собралась толпа. Прознали люди о страшной находке и теперь с опаской поглядывали на кусты да что-то обсуждали в полголоса. На лицах у всех был испуг и недоумение. Увидев подьячего с ярыгами, любопытные замолчали и расступились.
Носов с ярыгами спустились с дороги, и подошли к свёртку. Люди с дороги пошли следом. Ярыга Фефил перекрестился и принялся осторожно разворачивать холстину. Все вокруг примолкли и даже дыхание затаили. Мёртвая тишина повисла над недобрым местом. А когда Фефил развернул покойницу, подьячий даже глаза зажмурил. Перед ним лежала совсем голая девчонка лет тринадцати – четырнадцати. Кожа у неё белая-белая, но вся в синяках да ранах. Жуткое зрелище.
– Задушили страдалицу, – вздохнул ярыга Никонор, тыча пальцем в кроваво-синюю полосу на белой шее покойницы. – Вот изверги… Как таких только земля носит… Она ж девчонка совсем… Иродово племя…
– Заворачивай обратно, – велел Носов ярыге. – Сейчас, телега приедет, в убогий дом отвезём на Пречистенку. Может, хоть, похоронят её по-людски… Ох, прости Господи…
– Смотри-ка, Осип Акимов, – тихо сказал Фефил, разжимая руку мертвой девчонки. – Смотри… Свеча, вроде…
Ярыжки всегда называли имя Осипа с обязательным упоминанием имени его отца, и Осип при таких обращениях чуть тушевался. Молод он ещё был, чтоб по отчеству зваться, а потому и сомнения кружили в голове парня: то ли насмехаются над ним ярыжки, то ли и вправду так уважают? То ли мет? Не поймёшь этих мужиков сразу – здорово они себе на уме. Хитрые…
Вот и сейчас чуть засопел подьячий, принимая из рук Фефила огарок свечи. Ничего особенного огарок: темно-желтый с зеленоватыми разводами и с плетённым косичкой обгорелым фитильком.
– Пригодится, – подумал подьячий, завернул находку в тряпицу и сунул в суму, висевшую у него через плечо.
Свёрток с трупом вынесли на дорогу и положили так, чтобы можно видеть лицо покойницы. Люди, часто крестясь да причитая шепотом, подходили к свёртку поближе и смотрели на убитую. Мужики тяжело вздыхали, а бабы утирали слёзы. Покойницы никто не признал. Подъячий раза три выкрикнул, чтоб еще раз все посмотрели да припомнили: не было ли чего странного тут в последнее время, не пропадал ли кто из местных, но люди только плечами пожимали на выкрики эти. Никто ничего странного не вспомнил. Покричал, покричал Осип Носов да успокоился. Плетью обуха не перешибёшь.
Телеги ещё не было, а потому Осип решил немного осмотреться в лесу. В лесу сыро, ноги здорово вязнут в грязи, но подьячего это не остановило. Он пролез еле заметной тропой через заросли молоденьких елочек и потом по черным осиновым листам решил пройти до поваленного толстого дерева, видневшегося чуть впереди. А вот дальше дерева того пойти не получилось – дальше начиналось болото. Подьячий прошёл немного в сторону и опять попал в вязкую черную грязь. Помянув всяческую нечисть недобрым словом, Носов выбрался на сухое место, и, уж было, пошёл обратно, но тут увидел, что из тины торчит какой-то предмет. Поначалу Осип подумал, что это бревно, но, присмотревшись, смутился: нет – не бревно это, а что-то другое. И неспокойно стало как-то у подьячего на душе. Он обернулся и громко крикнул помощников.
Прибежавшие на зов ярыги нарубили толстых палок с крепкими сучками и, ловко орудуя этими палками как крючьями, достали из болотной тины подозрительный предмет. Это было не бревно. Фефил набрал из ямы в кожаный мешок воды и плеснул на находку, чтоб смыть чуток грязь. Скоро поняли, что это тоже свёрток очень похожий на то, какой стрельцы у дороги . А как стали разворачивать его, так всех до единого тошнота одолела. Дух от мешка препротивный. Всё нутро норовит вывернуть такой дух. В свертке нашли ещё одного мертвяка. Лицо того мертвяка синее да вспухшее. Неподобающе страшное лицо.