Гена (неуверенно): Мадрид?..
Холмс: Отметка!
Гена (чуть помолчав, мрачно): Двойка…
Холмс: Родители!
Гена (совсем уныло): Педсовет…
Холмс: Спасибо, мальчик! Все ясно. На днях ты получил двойку по географии за то, что не смог правильно назвать столицу Португалии. Учитель так был возмущен твоей грубейшей ошибкой, что вызвал твоих родителей на заседание педагогического совета…
Гена (совершенно потрясен): Верно!.. Вот это да!.. Что, Архип Архипыч, может, скажете, что и про меня он тоже в "Гамлете" прочел?
Холмс (он заметно упоен успехом): Ну-с, я полагаю, вряд ли найдется еще хоть один смельчак, который предоставит в мое распоряжение свои тайные мысли!..
Но Шерлок Холмс ошибся. Из публики величественной походкой выступает Козьма Прутков.
Прутков: Плюнь в глаза тому, кто скажет, будто Козьма Прутков убоялся твоих угроз, чужеземец!
Холмс: Вы хотите подвергнуться испытанию?
Прутков: Отнюдь! Я хочу подвергнуть испытанию тебя!
Холмс: Отлично, приступим. Прошу отвечать в быстром темпе и непременно автоматически… Женщина!
Прутков (напыщенно): Цветок!
Холмс: Вот как?.. Волосы!
Прутков: Как шелк! Как смоль! Как ночь! Как лунь! Кудри девы-чародейки, кудри блеск и аромат…
Холмс (слегка озадачен): Гм… Любопытно… Ну, хорошо… Зубы!
Прутков (отчеканивает с удовольствием): Жемчуга!
Холмс: Небо!
Прутков: Лазурь!
Холмс: Трава!
Прутков: Изумруд!
Холмс (тон его мало-помалу теряет уверенность): Море…
Прутков (а ему-хоть бы что): Житейское море! Пучина! Девятый вал! Играют волны, ветер свищет!..
Холмс (совсем растерян): Странный случай… Я ничего не понимаю… Повторим еще раз. Только учтите: вы должны отвечать автоматически, сразу, давать вашу первую реакцию. Вы меня поняли?
Прутков: Не помышляй, что я скудоумнее тебя, чужестранец!
Холмс: Тогда продолжим… Соловей!
Прутков: Роза!
Холмс: Стихи!
Прутков: Проза!
Холмс: Любовь!
Прутков: Кровь!
Холмс: Сладость!
Прутков: Младость!
Холмс: Вода!
Прутков: Живительная влага! Бурный поток! Не плюй в колодец!
Холмс (он просто в отчаянии): Камень!
Прутков (победно): Тверд, как камень! Камень на сердце! Сердце не камень! Не счесть алмазов в каменных пещерах!..
Холмс (в полуобморочном состоянии): Уотсон! Пощупайте мой пульс! Может быть, я брежу?
Прутков (в самозабвении): Каменный гость! Как за каменной стеной! И кто-то камень положил в его протянутую руку…
Уотсон: Успокойтесь, Холмс. Ваш пульс совершенно нормален.
Холмс: Тогда, может быть, вы объясните мне, что здесь произошло? Неужели мой метод потерпел фиаско?
Прутков: Именно! Потерпел фиаско! Посрамлен! Покрыл себя позором! Канул в Лету. Провалился в тартарары!
Холмс стонет.
Уотсон: Умоляю, Холмс, держите себя в руках! Разве вы не видите: этот человек безумен! Мне нетрудно определить диагноз: нарушение коррелятивных связей между сознанием и подкоркой. Или, говоря проще, деменция, осложненная маниакально-депрессивным психозом, сопровождаемая аментивным синдромом, и, разумеется, стресс!
Прутков (презрительно, Уотсону): Если у тебя есть фонтан, заткни его: дай отдохнуть и фонтану!
Уотсон: Видите? Я говорил! У него бред! Галлюцинации! Делириум тременс!
А.А.: Поверьте, господин Уотсон, я не хочу бросить тень на вашу врачебную репутацию, но на этот раз вы ошиблись. Этот человек совершенно нормален.
Прутков: Благодарю тебя, соотечественник! Будучи правильно понят и оценен по достоинству, я удаляюсь!..
Он так же величественно уходит.
Уотсон: Не понимаю! Если он нормален, то как же ему удалось так прочно забаррикадировать свое подсознание от проницательного взгляда моего друга Холмса? (Подозрительно.) Я вижу, вы опять хотите опорочить его метод?
А.А.: Ни в коем случае! Напротив! На этот раз мы наблюдали как раз полное торжество этого метода.
Холмс (сумрачно): Благодарю за сочувствие, но я привык стойко встречать неудачи…
А.А.: Да нет же! Вы сейчас проникли в самую сокровенную тайну этого человека! Вы разоблачили самое страшное его преступление!
Холмс: Преступление? Какое?
А.А.: Он преступил законы поэзии,
Холмс: Но как вы определите состав преступления?
А.А.: Очень просто: злостное эпигонство со взломом.
Холмс: Со взломом? Я ему не завидую! И что же он взломал?
А.А.: Разумеется, кассу.
Холмс: Он ограбил банк? Лестрейд, это по вашей части. Пошлите за ним полисменов!
А.А.: Нет-нет, не надо! Это преступление, увы, ненаказуемо. Он взломал не простую кассу, а поэтическую, ту, где хранятся все испытанные, затасканные, вышедшие из хождения литературные штампы. Он стал пользоваться ими без разбора, как своими собственными. А ваш эксперимент потому-то и не дал привычного результата, что нет такого слова, которое вызвало бы у этого человека какую-нибудь свою, личную, жизненную ассоциацию. Будь у него за душой хоть что-то свое, уж вы бы непременно пробились к этому живому ростку. Но все слова порождают в его сознании лишь один – единственный отклик: они воскрешают в нем только штамп. А, как сказал наш великий режиссер Станиславский, штамп – это попытка сказать о том, чего не чувствуешь…
Холмс: Боже! Как я сразу не догадался! Так этот человек пишет стихи! И притом дурные!..
Уотсон: Ну, Холмс? Продолжим наш эксперимент?
Холмс (поспешно): Ах нет, нет, Уотсон! На сегодня довольно! Вдруг здесь окажется еще кто-нибудь из стихотворцев! Боюсь, что мои нервы, какими бы стальными они ни были, не выдержат нового испытания! Честь имею, джентльмены! Благодарю за внимание!..
Архип Архипович и Гена продолжают обсуждать случившееся, но уже в комнате профессора.
Гена: Как Шерлок Холмс расстроился! Опять вы, Архип Архипыч, его осрамили.
А.А.: На этот раз я тут ни при чем! Это Козьма Прутков его своими образами да сравнениями прямо в пот вогнал…
Гена (недоуменно): Что вы такое говорите, Архип Архипыч? Какие там образы? Я что-то у Пруткова никаких образов не заметил!
А.А. (теперь его очередь удивиться): А чем же он, по-твоему, пользовался?
Гена: Да обыкновенными словами! Как мы все. Это поэты образами говорят, а Прутков разве поэт? Одно название!..
А.А. (заинтересовавшись): А мы все, значит, говорим, не прибегая ни к образам, ни к сравнениям? Так ты считаешь?
Гена (рассудительно): Почему – не прибегая? Иногда прибегаем. Но только в самых крайних случаях.
А.А.: И ты смог бы мне рассказать какую-нибудь, хоть самую простенькую, историю, не употребив ни одного метафорического, то есть образного, выражения?
Гена: Да сколько угодно! Я без этих ваших метафор могу хоть всю жизнь разговаривать!
А.А.: Ну, всю жизнь – не надо, а один какой-нибудь случай, сделай милость, расскажи.
Гена (задумался): Что бы вам такое рассказать?
