Гена (он напряженно следит за поединком двух своих любимых героев): Наверно, потому, что их двое было! Один одно говорил, другой-другое…

Остап: Есть другие мнения? (Общее молчание.) Просто удивительно, до чего туго вы соображаете! Да разве они друг с другом спорили?

Гена: А с кем же?

Остап: Со мной!.. (Слегка помрачнев.) Сперва они, правда, со мной не согласились, решили довериться жребию, и мне пришлось перенести маленькую операцию. (Проводит пальцем по шее.) Как видите, остался даже небольшой шрам… Но потом они горько пожалели об этом. Можете убедиться. Документ второй. Личные показания одного из авторов. (Снова раскрывает папку.)

Холмс: Я вижу, у вас тут целое досье?

Остап (подмигнув): В нашем деле, дорогой коллега, без этого нельзя. (Достает из папки очередную бумагу, читает.) "Судьба великого комбинатора была решена при помощи маленькой лотереи. Впоследствии мы очень досадовали на это легкомыслие, которое можно был" объяснить лишь молодостью и слишком большим запасом веселья…" (Складывает документ и прячет его обратно в папку.) Как видите, Ильф и Петров умели признавать свои ошибки. Они воскресили меня…

Холмс (не без злорадства): Ага! Значит, вы признаете, что это все-таки они воскресили вас?

Остап: Они-то они! Но если бы вы знали, чего мне это стоило! Я действовал то хитростью, то напором. Я пускал в ход все свое обаяние…

Холмс: А нельзя ли поконкретнее? Чего именно вы хотели от них добиться?

Остап: Того же, чего хотел добиться друг моего детства Коля Остен-Бакен от подруги моего же детства Инги Зайонц. Он добивался любви. И я добивался любви. И, как видите, добился. Авторы полюбили меня, и им стало жаль со мной расставаться.

Холмс: Что ж, могу сказать, что со мной было точно так же. С той лишь разницей, что мне не надо было добиваться от Конан-Дойла любви. Он сам полюбил меня, сразу и на всю жизнь.

Остап: Вот как? А доказательства?

Холмс: Вы, кажется, осмелились усомниться в правдивости моих слов?

Остап: Что вы, что вы! Я просто обратил внимание присяжных заседателей на то, что ваше утверждение голословно. Суд не может руководствоваться только вашими показаниями. Уж вы-то должны это знать! Да и я, признаться, не прочь ознакомиться с какими-нибудь документами… Разумеется, из чисто детского любопытства…

Холмс: Но ведь и вы, в сущности, еще не представили никаких документов, в которых прямо говорилось бы о вашей личной роли во всем этом деле!

Остап: Не давите на мою психику!.. Документ третий. Еще одно свидетельское показание самих авторов. (Достает из папки новый документ, читает.) "Остап Бендер был задуман как второстепенная фигура, почти что эпизодическое лицо. Для него у нас была приготовлена фраза, которую мы слышали от одного нашего знакомого бильярдиста: "Ключ от квартиры, где деньги лежат". Но Бендер стал постепенно выпирать из приготовленных для него рамок. Скоро мы уже не могли с ним сладить. К концу романа мы обращались с ним, как с живым человеком, и часто сердились на него за нахальство, с которым он пролезал почти в каждую главу…"

Холмс (он несколько обескуражен): Ну, в нахальстве вашем мы и не сомневались.

Остап (миролюбиво): И нахальство помогло. Если бы не это мое так называемое нахальство, я бы, наверно, так и остался мелкой эпизодической фигурой. А теперь… (Самодовольно усмехается.) Ну как? Вопросы есть? (Встает.) Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Вы были извещены письмом, что командовать парадом буду я. Так вот, парад наступил, и я, как вы можете заметить, им командую…

Уотсон (не выдерживает): Как вы смеете! Я никому не позволю разговаривать в таком тоне с Шерлоком Холмсом! Вы наглец! Вы самозванец! Вы!.. Вы!.. Вы!..

Остап: Ай-яй-яй! Посмотрите на него! Не человек, а какой-то конек-горбунок! Прямо дым из ноздрей валит!..

А.А.: Прошу вас, не сердитесь на Остапа, мистер Уотсон. Я понимаю, вам трудно привыкнуть к его манерам…

Уотсон (слегка остыв): Вы правы. Я забыл, что мистер Бендер не кончал ни Оксфорда, ни Кембриджа. Но дело ведь не только в манерах!

А.А.: А что касается существа дела, то здесь с ним спорить не приходится. Он рассказал нам чистую правду.

Уотсон: Не верю! Этого не может быть! Есть только один литературный герой, который способен вступить в единоборство со своим создателем и победить! И этот герой – Шерлок Холмс! Чтобы совершить такое, надо обладать его железной волей, его несокрушимой логикой, его стальными нервами, его…

Остап: Нахальством!

На этот раз могла бы разгореться самая нешуточная ссора. Уотсон, ошеломленный невинной подсказкой Остапа, даже лишается дара речи. К счастью, профессор успевает воспользоваться этой невольной паузой и спасает положение.

А.А.: Друзья мои! Одну минуточку! Никто из нас не сомневается в том, что Шерлок Холмс действительно обладает огромной волей, мощным интеллектом, железной логикой и другими выдающимися качествами. Наш друг Остап Бендер тоже наделен незаурядной настойчивостью, упорством, изумительной изобретательностью… Но одержали они победу над своими авторами вовсе не благодаря этим своим выдающимся качествам!

Все (в один голос):

– Как?

– Что он говорит?

– Ну, это вы бросьте!

А.А.: Если вы сомневаетесь в справедливости моих слов, ответьте мне только на один вопрос. Как, по-вашему, обладала пушкинская Татьяна Ларина железной волей Шерлока Холмса или – простите меня, Остап Ибрагимович, – вашим незаурядным нахальством?

Все:

– Что за чушь?

– Как их можно даже сравнивать?

– Кроткая, скромная Татьяна…

– Прошу вас с должным почтением говорить о женщине.

А.А.: Так вот, послушайте, что писал Пушкин одному своему приятелю об этой кроткой и скромной женщине. (Читает.) "Представь себе, какую штуку удрала со мною Татьяна! Она замуж вышла! Этого я никак не ожидал от нее…"

Уотсон (запальчиво): Уж не хотите ли вы сказать, что Татьяне Лариной удалось поступить вопреки воле своего создателя? То есть совершить то же, что и моему другу Холмсу?

А.А.: И не только ей! На всякий случай и я захватил с собой досье. Примерно то же, что Пушкин говорил о своей Татьяне, Лев Николаевич Толстой писал об Анне Карениной. И о Вронском. (Читает.) "Глава о том, как Вронский принял свою роль после свиданья с мужем, была у меня давно написана. Я стал поправлять, и совершенно неожиданно для меня, но несомненно Вронский стал стреляться…". А вот вам фраза из другого письма того же Толстого: "Вообще герои и героини мои делают иногда такие штуки, каких я не желал бы…"

Гена: Вот это да!

Уотсон: Просто поразительно!

А.А.: Если угодно, могу привести свидетельство еще одного писателя. (Читает.) "Писать начинаешь, конечно, по плану. Но когда примерно четверть работы сделана, возникают сначала недомолвки, потом и жестокие ссоры автора с героями. Автор сует в нос героя план: "Полезай сюда, вот в это место!"- а герой упирается, не лезет…".

Уотсон: По-вашему, выходит, что подвиг моего друга Холмса, сумевшего одержать победу над самим Конан-Дойлом, вовсе даже не подвиг, а весьма заурядный и даже обычный факт?

А.А.: Во всяком случае, это не исключение, а правило!

Уотсон: Но ведь…

Холмс: Умоляю вас, Уотсон, прекратите этот нелепый спор! Вопреки мнению мистера Бендера я не настолько тщеславен, чтобы стремиться стать исключением из всех литературных правил. Вот что касается криминалистики – это совсем другое дело! Тут я действительно не знаю себе равных!