Румянец окрасил щеки Евдокии. Лучше бы она этого не знала.

– Понятно. Я её не виню. Не будем об этом больше. А если кто-то тебе будет делать зло – жалуйся мне.

– Все мужчины одинаковы, – мстительно сказала Дарья. – Что Богдан Матвеевич, вилы ему в бок, что твой муж. Разве что мой прежний хозяин всех подряд девиц портил, а Артамон Сергеевич ограничился одной.

И удалилась.

Евдокия действительно не винила Лизу: холопка, «крещёная собственность», что с неё взять. Но мужа она считала благородным человеком и такого от него не ожидала: заставлять девушку, которая от него зависит – это не слишком красиво.

Одно утешение: оставил Лизу в начале весны, задолго до начала их связи. Не прямо перешёл из постели этой несчастной девочки в её постель, а хоть перерыв сделал. А ездил бы к ней и одновременно спал с Лизой – совсем противно было бы.

Глава семьи в этот день не приехал к ужину, и Евдокия была втайне этому рада. Она уже засыпала, когда в её спальне открылась дверь и знакомый голос спросил:

– Дуся, ты спишь?

Она промолчала. Муж тихо разделся, осторожно лёг рядом с ней, обнял, зарылся лицом в её волосы. Она старательно притворялась спящей: пусть пройдёт хотя бы несколько дней, чтобы она могла смириться с недавним известием. Но Артамон не унимался, жадно ласкал её, и в какой-то момент тихо попросил:

– Проснись, пожалуйста.

Если бы он требовал, грубо наваливался – не миновать бы им крупной ссоры, но мягкая просьба заставила её уступить.

Она думала, что придётся терпеть, но наслаждение пришло даже в этот раз.

На следующий день она немного побеседовала с Лизой: не обижают ли её другие слуги, откуда она родом. Девушка, сначала явно испуганная, постепенно успокоилась и вежливо отвечала на её вопросы. Оказалось, что она была куплена купцом Соловым в Звенигороде и подарена им дочери. Тут Лиза замялась:

– Ты велела про неё не говорить.

– Ладно, раз уж к слову пришлось. Так Февронья Андреевна – дочь Андрея Солового? Надо же – я один раз его видела. Ладно, бог с ними обоими. У тебя есть жених?

Лиза снова испугалась.

– Нет.

Лжёт, подумала хозяйка. Но выспрашивать не стала и отпустила.

Так вот почему он интересовался встречей Солового с Дугласом.

Неприятный разговор навёл её на грустные мысли. Если Артамона и его первую жену поженили «как принято» – в ранней молодости и не трудясь знакомить друг с другом, а он в первую ночь набросился на испуганную девочку так, как иногда набрасывался на неё – неудивительно, что эта Февронья от него ушла. Взрослая опытная женщина – это одно, а невинная девушка – совсем другое. Хотя она, возможно, всё это придумывает, а правда совсем другая. Только двое могут это знать.

И невольно молодая женщина вспомнила первого мужа и брачную ночь с ним: Антон был невероятно деликатен, он успокоил её, когда она испугалась, и дал время прийти в себя. Милый, добрый человек, который так рано умер.

Не надо думать об этом.

Прошлое прошло.

– Что с тобой? – спросил её нынешний муж. – Какая-то вялая стала. Ты не больна?

– Нет. Всё хорошо.

– Тогда почему моя кошка перестала царапаться?

Она в ответ потёрлась щекой о милое, теплое, сладостное плечо.

Куда она от него денется.

– Артамон Сергеевич, – сказал боярин Бутурлин, – у меня к тебе дело, как к начальнику нашей охраны. Лопухин Илларион Дмитриевич хочет взять с собой жену и дочь. Как ты считаешь, это можно сделать?

– Жену и дочь? Отчего бы и нет. Две женщины нам не в тягость будут.

– А защитить ты их сможешь?

– Если от обычных разбойников – да. Думаю, правда, что на такой большой поезд[22] обычные разбойники и сами нападать побоятся. Если же налетит вся литовская рать, то тут нас всех будет трудно защитить.

Василий Васильевич улыбнулся:

– Это как раз понятно. Я о другом: там полно мужчин, и вдруг женщина и девушка… хотя, она может уже вековуха старая или младенец, я с дочерью Иллариона Дмитриевича не знаком. Удержатся наши стрельцы?

– Во-первых, у нас не разбойничья шайка, а регулярный полк. Не было ещё случая, чтобы мои подчинённые напали на порядочную женщину, жену или дочь почтенного дьяка. Во-вторых, не так долго им придётся удерживаться: поедем мы месяца на два, и не по пустыне, а по населённой местности, с городами и сёлами – если кому невтерпёж, пусть там гулящую бабу ищет.

– Ну, ладно, если так. Объесть они нас не объедят, да и Лопухин говорит, что они с собой съестное возьмут. А вот в этом смысле я беспокоился.

На всякий случай Матвеев посетил Лопухина. Они познакомились, мило побеседовали, Илларион Дмитриевич даже супругу позвал. Елена Никифоровна ездила с ним не один раз, успела узнать все возможные трудности и как с ними бороться. Ехать они с дочкой будут в закрытом возке, чтобы никого не смущать и самим не смущаться, держать себя будут строго, внимания к себе будут привлекать мало. Супруги Лопухины понравились Матвееву, и у него явилась некая идея, которая у дьяка и его жены вызвала радостное оживление, а у Бутурлина – ужас.

– Если каждый с собой свою бабу потащит, наш поезд станет в два раза длиннее. Тогда уж точно никакой еды не хватит.

– Каждый не потащит. Слишком много на свете мужчин, которые от своих баб наоборот, сбежать рады.

Бутурлин усмехнулся и согласился. Матвеев, как опытный придворный, не стал спрашивать, потащит ли он с собой боярыню Бутурлину. Захочет – сам скажет, а не захочет – не надо лезть в чужую семью.

– Дуся, хочешь поехать со мной на Украину?

Она сначала не поверила, а потом – бросилась на шею.

Посольство выехало в октябре, по раскисшей от дождей дороге. В день отъезда пасмурная погода вдруг сменилась не жарким, но приветливым осенним солнышком – и отъезжающие, и провожающие восприняли это как добрый знак. В удобных повозках, которые можно было при возможности пересадить на санные полозья, следовали боярин Бутурлин, дьяк Лопухин, окольничий Алферьев и вся их свита, состоявшая из пятидесяти духовных и светских лиц; за ними везли съестные припасы, включая дорогие вина и меды, меха и подарки, предназначенные для даров, дорогие одежды и утварь для представителей государя, оружие и всё, что могло понадобиться в поездке и во время пребывания на Украине. Посольство ехало на праздник воссоединения русских земель, на встречу с союзниками против общего врага, оно должно было показать величие и богатство русского царя и его щедрость к новыми подданными; ни денег, ни мехов, ни изысканной еды и напитков для столь благих целей не жалели. Вели сменных коней. Двести стрельцов полка Артамона Матвеева, поочерёдно сменяя друг друга, несли охрану посольства. То и дело посольство догоняли верховые с письмами и инструкциями от царя.

В хвосте этого пышного поезда следовали два скромных закрытых возка, в которых скрывались от посторонних взглядов немолодая, но ещё красивая Елена Лопухина, её хорошенькая двенадцатилетняя дочь Анна, Евдокия Григорьевна и служанки: Ираида и Дарья.

До сих пор Евдокия Григорьевна покидала Москву только ради поездок да фабрику да ещё один раз была в поместье, данном за службу её дяде – давно, ещё при жизни отца, и теперь она жадно разглядывала всё встречное: леса и деревни, реки и холмы. Елена Никифоровна же сопровождала мужа в Нижний Новгород и Новгород Великий, в Вологду и даже в крепость Орешек – на переговоры со шведами.

– Ах, как там красиво! Земля такая ровная, взгляду простор, озеро такое огромное, что я и описать не могу, из него вытекает река, и там где вытекает – остров. И на острове стоит дивная крепость: стены высокие, смотреть приятно, и один военный человек Иллариону Дмитриевичу и мне объяснял, как ловко всё построено: и вход так сделан, что просто так врагу не пройти, и протоки есть, по которым можно выйти на лодке изнутри, а внутрь проникнуть нельзя – там решётки, которые только изнутри открываются, и бойницы расположены так, что лучше и не придумаешь. И вот такую крепость потеряли мы, за грехи наши, в годы Смуты.