Но поразительно было другое.

Только-только заметив его, Матильда внезапно побледнела, да что там, стала белая, как стена, и отступила на полшага назад.

Рене спустился вниз по ступенькам, протиснулся мимо Себастьяна и встал между копьями и мною. Вид у мужчины был предельно серьезный — сейчас он был совершенно не в том состоянии, когда кому-либо следовало бросать ему вызов.

— Отойдите, — холодно велел Рене.

— У нас приказ, — вскинулась Аделина. — Госпожа Эдита нарушила устав…

— Давно?

— Да, давно, — кивнула женщина.

— Удивительно, что суд и смертная казнь ей стали грозить только сейчас. Не так ли, Матильда? Мне кажется, в этой ситуации слишком много удивительных совпадений.

Он сделал шаг вперед. Любовный патруль попятился. От Рене так и веяло опасностью. Я почему-то охотно могла поверить в то, что ему хватило бы сил сразиться с ними всеми одновременно. Раз уж даже испытание Временем оказалось ему нипочем…

Матильде понадобилось время, чтобы собраться с силами и все-таки ответить на поставленный вопрос.

- Прежде, — мрачно промолвила она, — я еще могла закрывать глаза на определенные недостатки в работе Эдиты.

— И что же такого она сделала?

Хранительница Времени поджала губы. Вообще, было б очень логично, если б она сейчас заявила, что имеет право сама распоряжаться судьбой своих подданных. Но почему-то Матильда не спешила возражать.

Рене же требовательно протянул руку.

— Я хочу посмотреть обвинительный лист.

Матильда протянула ему скрученный в трубку пергамент. Мы с Себастьяном, да и Любовный Патруль тоже, с удивлением и с примесью ужаса наблюдали за каждым действием Рене, за его взаимодействием с Хранительницей Времени. Складывалось такое впечатление, словно она его очень боялась. Только вот понять, почему так, я не могла.

Что было в Рене столь завораживающего и столь опасного? Мужчина как мужчина. Да, привлекательный. Да, умный…

В его руках пергамент засветился. Матильда скривилась, но разжала пальцы, отпуская лист. Рене развернул пергамент, скользнул по нему взглядом и недовольно усмехнулся.

— Подделка амулетов? — уточнил он. — Именно это ты называешь критической точкой, Матильда?

— А ты считаешь это нормальным?

— Я рассчитываю на доказательства, — отметил Рене. — Я лично составлял отчетность. Я видел, какие амулеты сдает Эдита. И я готов дать руку на отсечение — да что там руку, голову! — что Эдита не проводила над ними магических манипуляций.

Я б не стала разбрасываться словами об отсечении рук и голов, но Рене, кажется, знал, что делает. По крайней мере, когда представительницы Любовного Патруля попытались перевести копья на него, Матильда вскинула руку.

— Аделина предоставила мне отчет, — проронила она, — в котором приведены доказательства, подтверждающие подделку амулетов.

— Я хочу увидеть этот отчет, — спокойно произнес Рене. — Потому что мне очень интересно, на основании каких доказательств она сделала подобные выводы.

Матильда задрожала. Никаких доказательств, разумеется, у нее не было, зато теперь появилась другая виновная — Аделина. Она перевела взгляд на главу Любовного Патруля и требовательно заявила:

— Покажи ему.

— Но…

— Покажи! — потребовала Хранительница.

— Вы — Верховная, — прошипела Аделина. — Неужели вашего слова недостаточно?

Часы на груди Матильды засветились. Она поспешно накрыла их рукой, но мне показалось, что я даже услышала шелест песка. Матильда еще сильнее побледнела и как-то едва заметно ссутулилась, втянула голову в плечи. Складывалось такое впечатление, будто она одномоментно постарела лет на десять. Рене же, сам того не замечая, своим взглядом словно вытягивал из неё силы. Его фигура сейчас казалась грозной, и направленные на него несколько копий пугали его не больше влажных спичек.

— Недостаточно, — прорычала Матильда. — Предъяви ему свои доказательства. Те, которые показывала мне.

Аделина явно растерялась. Копье в её руках задрожало. Остальные представительницы Любовного Патруля и вовсе отступили на полшага. Острия копий они отвели в стороны, больше не целясь в мою грудь. Теперь копья смотрели в небо.

— Я не могу их предъявить!.. — воскликнула глава Любовного Патруля. — Это… Это конфиденциально и…

— Прошедший испытание Временем имеет достаточный уровень доступа, чтобы иметь возможность взглянуть на эти конфиденциальные улики.

Аделина молчала.

— В таком случае, — проронил Рене, — данные обвинения можно считать несправедливыми. Матильда, проверяй информацию, которую тебе предоставляют, лучше. А мою сестру сегодня никто не тронет.

Но в ту же самую секунду Аделина, кажется, решила, что ей лучше знать, что справедливо, а что — нет. Потому она выкинула вперед руку с копьем, ударяя меня острием в грудь.

Я не успевала ни уклониться, ни защититься. Ни Себастьян, ни Рене не смогли бы прийти мне на помощь. Аделина стояла слишком близко, а поступок ее был настолько внезапным, что о спасении не могло идти и речи.

Мне только очень сильно хотелось выжить.

Я даже не закричала. Копье в руках Аделины засветилось. Инструмент любви, подобный стрелам, только карающий, а не дарящий счастье, должен был пронзить меня насквозь, но как будто натолкнулся на прозрачный щит. Во все стороны полетели золотые искры. Копье крошилось о щит.

Не понимая до конца, что творю, я протянула руку и схватила копье за древко. Аделина рванула его на себя, но её пальцы только скользнули по гладкой поверхности.

Копье растворялось в моих руках. Первым превратилось в золотое сияние острие, следом — и древко растаяло в золотистом тумане. Я шумно втянула носом воздух, вместе с ним — вдохнула и эту магию.

Оружие исчезло. Я опустила руку, потеряла концентрацию, а вместе с нею исчез и защитивший меня щит. Но в эту секунду я чувствовала себя настоящей богиней любви.

Аделина отступила на шаг, потом на другой, и натолкнулась на Матильду. Та, без единого следа жалости на красивом лице, толкнула главу Любовного Патруля вперед и громогласно произнесла:

— Ты солгала мне!

Аделина стремительно обернулась.

— Но…

— Молчать!

Матильда сорвала кулон с часами со своей груди, занесла его. Песок сыпался быстрее, а Аделина с ужасом смотрела на украшение, вероятно, не в силах оторвать от него взгляда. Она выглядела как загипнотизированная, лишенная воли.

Глава Любовного Патруля рухнула на колени. Она обхватила себя руками и продолжала неотрывно смотреть на кулон, на само Время.

Меня и саму тянуло к этому кулону. И Себастьян смотрел на него, не в силах отвернуться. И только Рене, казалось, было плевать.

Он подошел ближе, протянул руку и сжал кулон в раскрытой руке. Тот полыхнул в последний раз и погас.

Матильда вздрогнула. Она сама будто проснулась ото сна.

— Не мешай мне приводить приговор в действие.

— Все ошибаются, Матильда, — возразил Рене. — И ты в том числе. Дай себе время обдумать. Только после этого наконец-то выноси приговор.

Он отобрал у неё кулон и осторожно повесил его на шею женщине.

— Пойдем, — Рене подал ей руку. — Обсудим кое-что.

Матильда подчинилась. Она оперлась о Рене и позволила завести себя в Канцелярию. Я видела, как пошатывало Хранительницу. Мужчина бережно придерживал ее, ступал с нею нога в ногу. В эту секунду, кажется, никто из нас не знал, кто был истинным Хранителем Времени. Потому что Матильда, пытаясь воспользоваться кулоном, окончательно истощила себя.

Любовный Патруль растерянно опустил копья. Больше никто не смел атаковать. Теперь, когда Аделина осталась без оружия, они все как будто потеряли свой стержень.

Она же до сих пор не встала на ноги. Стояла, склонив голову, и волосы спадали ей на лицо.

— Поднимайся, — Себастьян подал ей руку, предлагая свою помощь. — Ничего Матильда тебе не сделает. Не волнуйся.

В какой-то мере мне было непонятно, каким образом Себастьян сумел найти в себе силы по-хорошему отнестись к этой женщине. Но осуждать его не смела. Он столько лет знал Аделину… Наверное, с ним она была хорошей. Другое дело, что едва не отправила меня на тот свет.