Ловлю на себе обеспокоенный взгляд Кошки. Ей не нравится, что я веду дела с Локи, и встреча с призраком тоже не по душе. А как меня рассматривает Сумрак – это отдельная история. Его взглядом можно разрезать металлическую оболочку подземелий и меня удивляет, как еще он не вспорол мне кожу и не залил Питовские ковры кровью. Но когда он отворачивается, делается совсем тошно. Потому что он обо всем узнал и не счел нужным поделиться. Эта штука, что встретилась нам в Бункере, прикоснулась ко мне, оставила свой невидимый отпечаток, и ему хватило одного этого едва уловимого следа, чтобы понять, с чем мы столкнулись. Сумрак, мать его, – бог этого места. Настолько всемогущий и всеведущий, что невольно начинаешь следить за тем, как он дышит, как ест, припоминаешь, когда у него в последний раз был насморк, интересуешься спал ли он и видел ли сны. В общем, начинаешь параноить и делать все, что угодно, чтобы удостовериться, что он все еще человек и сделан из того же, из чего и мы все.
– Мало нам городских приключений, так теперь еще и в Бункере нет никакого спокойствия! – заканчивает свой рассказ Пит. – Не знаю с чем мы столкнулись, но эта штуковина все еще там и, возможно, не одна!
– Какая увлекательнейшая история! – восторгается Локи. С ним никогда не понятно искренен он или притворяется. – Призраки и демоны – это так захватывающе!
– А я говорила вам не шастать там! – скандалит Кошка. – А если это один из Безымянных? А если он придет ночью и задушит меня во сне?!
– Я сделаю тебе охранный амулет! – обещает Пит покровительственно.
Близнецы начинают верещать наперебой, что им тоже, конечно же надо, и Малой обязательно с голубым камушком внутри, и чтобы вот такие завитушки вокруг и на блестящем шнурочке. Из-за их воплей практически не слышно Локи.
– Питпэн, сделаешь и мне один? – просит он. – Уж я в долгу не останусь.
Я не желаю ничего слышать про эти амулеты. Особенно после того, как ни один из них не сработал.
– Локи, ты ко мне пришел? – спрашиваю.
– Да, – он поднимает свой тощий зад с продавленного дивана. – Посекретничаем?
Глава 2
Локи любит красивые яхты и спортивные автомобили, женщин, показы мод, гепардов, швейцарские часы, Карибское море, одежду haute couture. А не любит он, когда ему угрожают. Этому парню противна сама мысль, что он может внезапно лишиться какого-либо из доступных ему благ этого мира. Его империя не может рухнуть. Его жизнь не может стать другой.
На мне униформа коридорного – алая с золотыми вставками. Я толкаю перед собой тележку, на ней блюдо и шампанское в ведерке со льдом.
Захожу в служебный лифт, не успеваю нажать на кнопку, как в кабинку заскакивает горничная. Дверцы закрываются, и мы плавно поднимаемся вверх. Девушка бросает на меня мимолетный взгляд, ее губы подрагивают в стеснительной улыбке. Хотя в этом нет никакой необходимости, замечаю и запоминаю детали: родинка над правой бровью; маленькая татуировка за ухом такая маленькая, что можно и не заметить; волосы крашенные, свой цвет миллиметра три от корней; сломанный ноготь на большом пальце; зеленые линзы; униформа идеально чистая и идеально выглаженная; на колене старый давно заживший шрам; чулки почему-то не того цвета, что положено надевать горничным. Один мимолетный взгляд – точный портрет незнакомца у меня в голове. Я делаю это неосознанно, по привычке, еще с тех пор, как учился в академии МВД. Там нас заставляли видеть и запоминать детали, я оттачивал свое мастерство год за годом, и сейчас у меня уходит меньше минуты, чтобы досконально осмотреть человека и запомнить все в мельчайших подробностях. Как правило, в этом нет необходимости, но бывают и исключения из правил.
Несмотря на избыток свободного пространства, горничная стоит близко, прижавшись к моему плечу. Она смотрит в пол, бросает короткую фразу на жгучей смеси мексиканского и английского, кажется, пожелание хорошего дня. Вежливо отвечаю. На шестнадцатом этаже девушка выходит.
Я еду выше.
Президентский люкс сияет. Хрусталь, шелк, позолота, все блестит, да так, что глазам больно смотреть. Когда-то я мечтал об этом. Жаждал роскоши и богатства, но сейчас, находясь в самом знаменитом отеле западного полушария, я испытываю лишь легкую неприязнь. Для меня любые вещи этого мира – это просто вещи. Я бы хотел сказать, что бесценна лишь сама жизнь, но… у смерти есть цена и у жизни тоже, именно поэтому я делаю то, что делаю.
Захожу в ванную комнату. Она вся отделана мрамором высшего качества. Над умывальником огромное зеркало в раме инкрустированной драгоценными камнями. Сама ванна наполнена пышной пеной и из белой искрящейся шапки торчит одна лишь голова. В общем, только она мне и нужна.
Нащупываю под столешницей тележки пистолет. Я не проверял его заранее – у Локи оплошностей не бывает. Если он сказал, что оружие будет в полной боеготовности, значит так и будет. В противном случае ему самому конец.
Холодный металл скользит в ладонь. Схватив рукоять, сразу понимаю, что это за пистолет. В моей руке стальной шестидюймовый Дезерт Игл с глушителем. За несколько минут, что я пробыл в президентском номере, мне впервые есть на что посмотреть – он впечатляет. В отличие от всех прочих безделушек, в нем есть особая сила – с его помощью можно изменить чью-то жизнь. А можно отнять.
Пуля вылетает бесшумно. Все происходит настолько быстро, что моя жертва не успевает ничего понять. Подхожу к краю ванны, осматриваю кровавые ошметки на стене, убеждаюсь, что дело сделано, бросаю пистолет в воду.
Теперь можно позвонить.
– Готово, – говорю я, как только на том конце берут трубку.
– Браво! Можешь ехать к своей принцессе, деньги я уже перевел.
Ускользнуть из гостиницы проще простого. Я не боюсь камер, не боюсь полиции и здешних законов. К счастью, они не распространяются на того, кто уже мертв. А мертв я очень давно и надежно. Я – призрак. Человек-невидимка, возникающий из пустоты и туда же пропадающий. Я – идеальный палач самого хитрого и коварного императора на свете.
Мой вылет через шесть часов, а это значит, я успею заскочить в дьютик и как следует надраться. Здесь я шестерка Локи. Выполняю грязную работу, устраняю все препятствия в его райской жизни. Я сам себе противен. И лучшее средство сбежать от себя – выхлестать бутылку в одиночку. Мне не станет лучше. Мне станет все равно. Цель давно оправдывает средства.
Я иду по длинному больничному коридору, на плечах белый халат. Рядом шагает доктор и что-то объясняет, но я не слушаю, бессмысленно рассматриваю свои ботинки и пытаюсь держать равновесие. Хоть перелет и был долгим, я так до конца и не протрезвел. Стараюсь не раскрывать рта и не дышать перегаром на этого симпатичного человека, делающего все возможное, чтобы спасать чужие жизни. Все, что он сейчас говорит, мне абсолютно не интересно. Я и так знаю, что изменений нет, положительная динамика отсутствует, родители не в силах на это смотреть и уже готовы к тому, что она…
– Доктор! – почти выкрикиваю я, лишь бы не слышать то, что он собирается сказать. – Я перевел деньги. На сколько этого хватит?
– Думаю, на несколько месяцев, но вы же понимаете… она пребывает в глубокой коме слишком долго, вряд ли…
– Спасибо, доктор, – обрываю его я. – Я знаю, что вы делаете все возможное. Дадите время побыть с ней?
– Конечно.
Он жестом указывает на дверь и уходит.
Сквозь мутное стекло пробивается белый свет. Глазам больно на него смотреть.
Я не могу войти вот так сразу. Я мало чего боюсь, но переступить порог этой палаты действительно страшно. Мне нужно несколько секунд, чтобы собраться.
На больничной койке лежит девушка, опутанная проводами. Вокруг медицинская техника, поддерживающая в ней жизнь. Или вернее сказать: не дающая этому телу погибнуть. Больше года назад она попала в автокатастрофу. За рулем был ее отец. Сам он отделался переломами и сотрясением мозга, а его дочь доставили в больницу с серьезными травмами головы и позвоночника. Она так и не сумела прийти в сознание. Разумеется, ее отец страшно горевал и чувствовал себя виноватым, делал все, чтобы ее спасти. Не знаю, через какой ад ему пришлось пройти, и чем он пожертвовал ради того, чтобы она лежала в лучшей клинике и наблюдалась у лучших врачей. Но поддерживать жизнь человека в коме – не дешево, и однажды ему стало нечем платить. Именно поэтому я делаю то, что делаю.