«Нормальным вход воспрещен»

– Да, и надпись сотри! – говорю напоследок таким тоном, что и сам готов поверить в то, что если этой коллекции у меня пока нет, то она непременно вскоре появится.

Нахожу Кошку в курилке. Судя по бычкам в пепельнице, она тут уже давно и не собирается выходить, пока шум не прекратится. На столике рядом две кружки кофе, значит кого-то ждала. Меня или Сумрака?

– Вернулся? – спрашивает она, будто мое телесное присутствие не является полным доказательством сего факта.

– Вернулся.

Падаю на кушетку и кладу голову на ее острые коленки.

Непонятно чей кофе мне не хочется, тем более он уже остыл. Я хочу покоя и тишины, и чтобы перестало стучать в висках. Кошка, как самая настоящая кошка, всегда знает, где у кого болит и может убрать боль одним прикосновением. Она проводит холодными пальцами по моему лбу и волосам, становится значительно легче. Лежу с закрытыми глазами. Мне хорошо.

– Эти черти снова здесь, – слышу, как она затягивается, стряхивает пепел, а затем прикладывает сигарету к моим губам.

Курилка – только для нее. Сумрак и Пит не курят, а близнецам сюда даже подходить запрещено. Я могу время от времени, за компанию, но на этой стороне курение мне кажется отвратительным занятием. По-моему, в местных сигаретах есть все: солома, пожелтевшие газеты, навоз, еловые иголки, голубиный помет с чердаков, в общем, все, что угодно, только не табак.

Фильтр сигареты влажный, я чувствую вкус ее губ, и он мне нравится. Он перебивает вкус едкого дыма, которым медленно наполняются легкие. Кошка отнимает руку резко и меня пронзает ощущение оборванного поцелуя.

– Не понимаю, почему Сумрак их пускает? – спрашивает она на выдохе.

– У него на этот счет своя философия, ты же знаешь, – усмехаюсь я. – Вообще, они неплохие, просто, наверное… немного дети.

Кошка недовольно фыркает:

– Волк, они гоняют консервную банку по Бункеру! Как будто на улице для этого мало места! А на прошлой неделе, что они вытворили? Приготовили раствор для мыльных пузырей, между прочим, из нашего мыла и шампуня, добавили каких-то красок. Рассказать тебе, сколько я потом отмывала разноцветные разводы с дивана и ковров?

Беру ее руку и кладу себе на лоб, прикрывая глаза. Мне кажется, это достаточно понятное послание, говорящее о том, что я больше не хочу ничего слышать о близнецах, и их подрывной деятельности. Еще несколько фраз на повышенных тонах обеспечат мне головную боль до конца дня.

Кошка все понимает, мгновенно меняет тему разговора:

– Куда ты ходил?

– В Город.

– А поточнее?

Открываю глаза, вижу над собой ее лицо. На нижней губе трещинка, которая зажила бы быстрее, если бы Кошка то и дело не облизывала ее и покусывала. Фиолетовая косо подстриженная челка спадает и закрывает один глаз, и я смотрю в тот, что мне виден. Широкий зрачок, а вокруг зеленое в крапинку, один-в-один змеевик из которого сделано ее украшение на шее. Огромные кошачьи глаза и легкий румянец потрясающе смотрятся на бледной фарфоровой коже. Маленький рот притягивает к себе мой взгляд. Ее губы пухлые и красные, словно их только что страстно целовали. Но я знаю, что вовсе не поцелуи сделали их такими. Кровь, горячая, густая, неприятный привкус на языке, привкус греха и стыда. Меня затягивает влажная пустота ее рта, и я почти ощущаю этот запах, этот вкус. Почти знаю, каково это. Почти вижу, как они это делают. Кружка остывшего кофе на столе. Конечно, она стоит здесь не для меня, а для него. Ну конечно.

Кошка поспешно прикладывает сигарету к губам, пряча их за длинными пальцами. Ее щеки полыхают красным. Она поняла, что я только что все узнал.

– Так с кем ты встречался? – вместе с вопросом из ее рта вырывается облако дыма, и мне приходится зажмуриться.

– С Локи.

Больше она ни о чем не спрашивает. Ее раздражают вопросы. Она не любит их задавать и еще меньше любит на них отвечать. Словно приставучих кусачих блох, вычесывает и сбрасывает со своей шерсти. Но мне есть о чем спросить, и чем дольше наш разговор откладывается, тем паршивее мне становится.

– Кэт, – начинаю я, но она снова прикладывает сигарету к моим губам.

Я затягиваюсь.

Так элегантно меня еще никто не затыкал.

Бункер похож на многорукое и многоногое чудовище. Лабиринты его коридоров бесконечно ветвятся под Городом, образуя гигантскую паутину. Кошка говорит, что если бродить там слишком долго, можно сначала забыть свое настоящее имя, потом потерять свою тень и уже никогда не найти оттуда выход. Эти ее страшилки Пит просто обожает! Каждый раз, когда мы идем обследовать путаные коридоры, он впадает в неописуемый восторг. Ему нравится собирать рюкзак, набивая его всяким хламом, типа, горелки, спальника, непромокаемых спичек, компаса, варежек, сигнальных ракет. Будто нам предстоит восхождение на Эверест. Его шея увешана амулетами от призраков, вампиров, оборотней, мертвецов, тоннельных жителей и демонов. Однажды он и мне их сделал, но я сказал, что в случае встречи с мертвецами, буду отбиваться его рюкзаком или им же самим, и да помогут ему амулеты. Пит обиделся и подарил эти бесполезные висюльки близнецам. Малая была безумно рада.

Сразу скажу: Бункер мы недооценили. Нам казалось, что мы быстро пройдем ветвь коридоров, обнаружим несколько новых помещений, хранящих какие-либо запасы еды и вещей на случай катастрофы. Однако за все годы мы не то чтобы не дошли до конца, мы так и не наткнулись ни на один тупик. Коридоры, развилки, повороты, снова развилки – и так до бесконечности. Понятия не имею, кто это это построил и с какой целью, но я бы назвал это место “Лабиринт смерти”, потому что войдя в него, едва ли сумеешь найти отсюда выход. Чтобы хоть как-то ориентироваться, мы рисуем карту и оставляем пометки на стенах, которые помогают не сбиться с пути. Иногда нам попадаются странные предметы, типа складного ножа или блокнота с записями. Чьи они мы так и не узнали, но стало совершенно ясно, что кто-то тут уже был до нас. А может, блуждает в мрачных лабиринтах до сих пор, потеряв имя и тень.

Мы идем где-то под северо-западной частью Города. Я считаю шаги, чтобы примерно определить длину коридора и отметить это расстояние на карте. Пит плетется справа, держит фонарик. Его рюкзак бренчит и плюхает. Меня раздражает весь этот шум, который подхватывается стенами и эхом уносится вдаль в бесконечную кроличью нору.

– Зачем ты вечно таскаешь с собой это барахло? – ворчу я.

– Если мы вдруг заблудимся, не проси поделиться едой и не подсаживайся к моему костру! – шипит он на меня, как разъяренная росомаха.

Пит безнадежен. Невозможно ему что-то доказать или переубедить. Если он вбил что-то себе в голову, то проще это принять. Ни в коем случае не спорить. Спорить он может до бесконечности. Если у него закончатся доводы, он выдумает новые. Как-то раз я проснулся от того, что он ворвался в мою комнату и начал с жаром что-то доказывать, подняв тему, о которой мы спорили две недели назад. В тот день он хорошо запомнил одну вещь – длину моих ног. Сразу после того, как я, не вставая, впечатал его в стенку напротив кровати. Между прочим, перед этим я слушал его пламенную речь, сдобренную нелепыми аргументами и выдуманными фактами минут десять, накрыв голову подушкой. Только потом не выдержал. Не представляю, что будет, когда он переберется к нам окончательно.

– Эй, что это?!

Пит направляет фонарик вниз, на полу что-то ярко отблескивает.

Мы подходим ближе и видим аккуратно разложенные наручные часы. Кожаный ремешок на краях протерся, механизм заводной, но, как ни странно, часы еще работают и, готов спорить, показывают правильное время. Не понятно оставили их тут недавно или уже очень давно. Неужели кто-то ходит сюда и подкручивает пружину? Еще одной чертовщиной больше! На металлической спинке гравировка: «К.М.» Кто этот загадочный К.М.? Откуда он здесь взялся? Как сюда попал? Как долго пробыл тут?