Крис замолчал. Песня кончилась, но он все еще гладил струны, заполняя тишину нашего ступора тихим перебором.

— Черт, мужик, это бесподобно, — первым ожил Кирилл, — Я твой вечный фанат.

От привереды Орлова это дорогого стоит.

— Автограф? — поддел англичанин.

Это опять был Крис, а не демон с гитарой, который порвал мое сердце в клочья.

— Да просто потрогай меня, и я месяц не буду мыться, — не остался в долгу Кирилл, но никак не мог вернуться к привычному легкому сарказму, — За каким чертом тебе актерство, Крис? Певец посильнее будет. В который раз убеждаюсь.

— В который раз? — уточнили мы с Крисом в один голос.

— Ну я как-то в пабе тебя слушал. В Лондоне. Вроде даже до всей этой канители с Гарри Поттером. Ты еще вместе с сестрой выступал. Я ее немного знаю.

— Ники? Ты знаком с Ники? — продолжал удивляться вслух Крис, а я просто молча офигевала.

— Ну как знаком? — пошел на попятную Орлов, — Виделись мы пару раз. В том же пабе и на ее концертах. Однажды на какой-то афтепати. Вряд ли она меня помнит. А вот с ее барабанщиком мы кореша.

— Бобби Корвин твой друг? Серьезно? — Мэйснон начал нервно посмеиваться.

— Ага, он самый. Не друг, но хороший приятель. Собственно, из-за него я на ваши концерты и попадал регулярно. Но стоит отметить, Ники лучше тебя поет.

— Я даже спорить не буду, — согласился Крис, — Она очень талантливая. И действительно лучше меня. Потому я и искал себя в иной сфере. Но для души…

— Для души я тебя слушать могу весь вечер, — перебил его Кир, хлопнув по плечу.

Кристофер натянуто рассмеялся, забормотал какие-то неуверенные благодарности, опустив голову.

Смутился!

Поразительно. Мой беспардонный друг захвалил Криса Мэйсона до алых щек. А казалось, он привык к восторгам и поклонению.

— Таланты и поклонники, пора выдвигаться, — я вышла из транса, а потом и с балкона.

Я стояла посреди пустой площадки, глядя на огни Москвы. Давно стемнело, немногие туристы разошлись. Я никогда не была здесь поздним вечером. Свет фонарей тускло освещал мемориал с барельефом.

Волнительно.

Такое особенное для меня место. Такой особенный для меня человек. Невольно передернула плечами.

Крис подошел и обнял меня сзади. Просто замерз. Хочет согреться. Мы же не парочка. Но кто мне запретит представить, что он в меня влюблен. Что мы двое влюбленных, которые делят романтику осеннего вечера. Он тактично молчал, не прерывая мой внезапный приступ тишины. Я бы стояла здесь всю ночь, но Крис не выдержал.

— Ты такая маленькая, — сказал он тихо мне в макушку.

— Я нормальная. Это ты здоровый, — опять задрожала, но уже от холода.

Его руки крепче сомкнулись вокруг меня.

— Наверно, думаешь, какого дьявола мы сюда притащились?

— Между желанием обкончаться и напиться горячего кофе? Да, пожалуй, думаю.

— Умеете же вы мужики все опошлить.

— Что поделать, такие мы… Рассказывай.

— Здесь целая эпоха, Крис. Меня понесет, а ты замерз, — я приняла протянутую сигарету, — Давай покурим и пойдем.

— Давай покурим, и ты начнешь рассказывать. Обещаю остановить, когда совсем окоченею.

Зря он это сказал. Меня хлебом не корми — дай потрепаться.

— Это был в девятнадцатом веке. Царская Россия. Сумасшедшее время. Золотой век литературы.

— Толстой, Достоевский… — решил блеснуть Мэйсон.

— Кто-то сделал домашнее задание, усмехнулась я.

Он фыркнул мне в ухо вместо ответа.

— Знаешь, мой препод по русской литературе говорил, что Достоевского для души читают только сумасшедшие.

— Смотрю, ты тоже готовилась к моему приезду, — не спустил мне Крис.

— Было дело, — я не собиралась отнекиваться.

Да, торчала на фан-сайтах, читала все последние интервью, знаю, что он любит Достоевского.

— Еще не окоченел?

— Нет, продолжай.

— «На высоком берегу стояли два юноши. Оба, на заре жизни, смотрели на умирающий день и верили его будущему восходу. Оба, пророки будущего, смотрели, как гаснет свет проходящего дня, и верили, что земля не надолго останется во мраке. И сознание грядущего электрической искрой пробежало по душам их, сердца их забились с одинакою силой. И они бросились в объятия друг другу и сказали: «Вместе идем! Вместе идем!»» — я помнила наизусть этот отрывок из «Трех мгновений» Огарева, — Эти слова не унес ветер. Они впитались в их судьбы, соединив одним стремлением. Оба были талантливы и свободолюбивы. Оба бежали из России. Но даже в эмиграции они продолжали жить русскими тревогами. Видишь эти светильники? — я вырвалась из его рук, подбежала к мемориалу, — Это «Полярная звезда» — альманах Герцена. Вся запрещенная цензурой литература печаталась в нем. Второй — «Колокол», газета, которую задумал Огарев. Ты бы знал, как они разносили там царскую политику. Обхохочешься. Лучше, пожалуй, только Феофелакт Косичкин, хотя я Пушкина больше люблю в стихах:

Я одернула себя, заткнулась. Вышла из транса, сознавая, что даже не помню, на каком языке вещала. Кажется, Пушкина не осмелилась перевести. Крис стоял за моей спиной. Какой-то потерянный.

— Я по-русски говорила? — остается надеяться, что он не впал в ступор, как я.

— Кажется, вперемешку… — он в мгновение сократил расстояние между нами, — Еще. Прочитай. Только про любовь.

Как он понял, что предыдущие были не про нее? Из контекста или я вошла в образ? Кристофер смотрел мне прямо в глаза. Он ждал. Слова сами собой полились:

Простите, Александр Сергеевич, упоминание Алины и Опочки не вписалось в обстановку… и мои чувства. Кристофер, скорее всего, осознавал наличие признания в любви.

— София, — тихо выдохнул он мое полное имя.

Я не поняла, кто первый сделал шаг вперед. Да это было и не важно. Важно лишь ощущать его горячие, неистовые губы, которые накрывают мой рот. Сумасшедшие движения языка, который истязает меня, требует такого же страстного ответа. Важно, что земля уходит из-под ног.

Великие классики, на что вы меня обрекли?

Я поднималась на цыпочки, чтобы быть ближе. Он утопил ладонь в моих волосах, растрепав их вместе с ветром. Я чувствовала, его желание, прижималась сильнее, извлекая из его горла стоны.

— Боже, Софи, я не могу, — он вдруг оттолкнул меня, — Это не выносимо, пожалуйста, отпусти.

Только после этой просьбы я осознала, что вцепилась в ремень на его джинсах. Кажется, притягивала его к себе.

Я разжала пальцы. Это так по-русски соблазнять парня в темном лесу стихами и бесстыдствами. Осталось только заняться сексом, спустив штаны, прислонившись к дереву, отмораживая все, что можно. Я зажмурилась, прогоняя наваждение, затрясла головой.